Найти в Дзене
Маргарита Макарова

Кукла. Глава 8. Золото

Дома никого не было. Дочь была на работе, муж тоже. Квартира встретила меня пустотой и молчаливостью. А так хотелось тупо поболтать и поделиться увиденным. С другой стороны, если следовать логике дуалистичности мира, кому такое можно рассказать? Я и сама-то слабо верила в то, что это на самом деле произошло, и я видела то, что видела. Вдруг это всего лишь сон, или я по-простому сошла с ума, и это бред и видения старческого маразма. Хотя, если следовать этой логике, - а есть ли мир на самом деле? Не плод ли это нашего воображения? Нет, не так. Не плод ли это воображения кого-то, кому мы снимся. Ой боже мой, подумала я про себя. Ты еще Шредингера вспомни. И его кота. То мы есть, то нас нет. Ну почему ты сразу употребляешь местоимение «Мы». Ты — это я, ты - кто такая? А хрен его знает. Все говорят, что я кукла. Что еще за кукла? Ну, человек, используемый. Ах, все же все-таки человек! Тело. А мозг? Мозг твой? Вопрос. Да. Что в твоем мозге твоего? Покушать, пописать, погулять? Посмотреть фи

Дома никого не было. Дочь была на работе, муж тоже. Квартира встретила меня пустотой и молчаливостью. А так хотелось тупо поболтать и поделиться увиденным.

С другой стороны, если следовать логике дуалистичности мира, кому такое можно рассказать? Я и сама-то слабо верила в то, что это на самом деле произошло, и я видела то, что видела.

Вдруг это всего лишь сон, или я по-простому сошла с ума, и это бред и видения старческого маразма.

Хотя, если следовать этой логике, - а есть ли мир на самом деле? Не плод ли это нашего воображения? Нет, не так. Не плод ли это воображения кого-то, кому мы снимся.

Ой боже мой, подумала я про себя. Ты еще Шредингера вспомни. И его кота. То мы есть, то нас нет. Ну почему ты сразу употребляешь местоимение «Мы». Ты — это я, ты - кто такая? А хрен его знает. Все говорят, что я кукла. Что еще за кукла? Ну, человек, используемый.

Ах, все же все-таки человек! Тело. А мозг? Мозг твой? Вопрос. Да. Что в твоем мозге твоего? Покушать, пописать, погулять? Посмотреть фильм, любопытство? Ты уверена, что это все твое? Наверное. Ведь это всего лишь простейшие животные инстинкты. Их вряд ли мне диктуют. Хотя. Черт его знает. Если я кукла, то все мне надиктовывается на мозг. Даже поесть?

Наверняка.

Чайник стоял пустой и уныло холодный. Да и выглядел он, так скажем, не жизнерадостно. Старый, пожелтевший. Было в нем что-то от моей жизни. Когда-то блестящий, он стал выцветшим и пожеванным, как детская застиранная пеленка.

А не сходить ли мне за джином? Подумалось вдруг мне. Депрессию надо лечит, даже если это не лечится.

Наверняка существует море антидепрессантов, но явно не для тех, кто потерял последнюю надежду. Надежду и смысл.

Хотят в чем смысл жизни? Если ты не строишь новев ковчег и даже не спасаешь лис из горящего леса.

Море людей жрут антидепрессанты, подставляя себя под искалечивание. Плохое настроение меняется на дурные привычки, на психозы, на невнятные объяснения.

Заменяет ли антидепрессанты алкоголь? Что за вопрос. Достаточно выйти и спросить людей, толпящихся у магазинов. Да, пьянство и алкоголизм стали невероятно широкой популярностью пользоваться. В моем детстве пили только мужики. Женщины ни-ни. Я помню свою мать, которая покупала бутылку кагора, и эта бутылка стояла под раковиной до следующего нового года. Почему так?

Почему? Отсутствие смысла жизни? А просто пойти погулять? Посмотреть, как светит солнце. Как летают птички, растет травка.

А зачем? А если все действия признаны бессмысленными, телодвижения неудачными, мозговое напряжение безрезультатным.

Тяжело быть независимыми людьми. Особенно если от тебя не зависит ничего.

Кем бы ты ни был. Кем бы ты себя не считал. Сколько бы денег в твоем кармане не звякало. Что ты можешь?

Когда-то я ехала в поезде в Ригу. Мне было 24 года, и я впервые одна, да что одна, впервые куда-то уезжала из Москвы. Мой дом стоял на железной дороге. Прямо перед подъездом через небольшую линию асфальта тянулись провода электричек. И каждый день мимо моих окон проезжал поезд с окнами, в которых видны были полки с простынями, поезд дальнего следования. На нем было написано «Рига-Москва». Поехать на этом поезде было моей детской мечтой. Мой сон, моя детская фантазия, мое наваждение. У вас было детское наваждение? Нет? Бывает...

Мне до сих пор снятся сны моего детства. Я лечу над проводами железной дороги. Я не могу от них отлететь - потому что эти электрические провода — моя нить Ариадны. Они выведут меня в Ригу, а от Риги я найду другие провода и полечу дальше. Эх. Мечты, сны, фантазии. Тяжело было без навигатора.

Когда некто томным голосом капризной, избалованной девушки скажет вам, - «а сейчас поверните налево. Еще сто метров и круговое движение вокруг своей оси».

Эти электрические растяжки были единственным осязаемым выходом в другой мир, мир величественных памятников и новых людей.

Новых людей.

«Делаем, делаем, делаем новых людей». Была такая песня. Сделали, и что? Они снова. А они снова стали старыми. Толку то. Чего только не напридумывали. И такую религию и этакую.

В том поезде своей детской мечты я ехала не одна в купе. Рядом со мной сидел парень с огромной бородой и обычный, бритый, московский. Бородатый был рижанин. Он ехал домой. И они вели какой-то долгий спор, о чем - я не вникала. Но спор закончился фразой, которая меня тогда поразила.

- Ну что ты можешь вообще с такой бородой! – воскликнул тогда московский мужчина, и этот аргумент его был таким весомым, что они оба замолчали.

И идет господь с тьмами святых ангелов своих сотворить суд над всеми. Явление его с пророком Илией ожидается перед вторым пришествием Христовым.

Я заварила себе малиновый чай. Долго думая какую кружку взять, я застыла перед окном, глядя на нарастающие высотки перед моими окнами. Здесь строились дома по инновации, и они вырастали как грибы после дождя. Я уже не видела московскую Эйфелеву башню - Останкинскую — хотя всегда смотрела на нее утром. Строительный шум и суета рабочих внесли новую нотку в мою жизнь, усилив мое ощущение сопричастности к будущему и новому, к людям и жизни общества.

- Да сколько же можно-то, - раздалось вдруг за моей спиной.

Громкий топот ног, шаркающие шаги усилили мое ощущение, что я не одна. Но мне почему-то не хотелось оборачиваться. Я предчувствовала, что так просто мои видения меня не оставят, и сейчас я буду зрителем еще какого-то шоу, представления, на сценарий которого я все равно не смогу ни повлиять, ни изменять, ни даже участвовать. Я вязла черную кружку с золотым выпуклым лепестком и наполнила ее доверху малиновым чаем.

Шум сзади усиливался. Нельзя было понять, то ли это шарканье толпы людей, то ли шуршание травы под копытами стада баранов.

С чашкой в руке я, наконец, повернулась.

Передо мной была огромная зала с колоннами.

Розовые колонны создавали эффект домика Барби, который когда-то я привезла своей дочери из Германии. Истратив весь гонорар за картины, которые продала в Париже на аукциона DROUT. Ездила я туда с автобусной экскурсией от Чопа. Через Прагу, Германию и Словакию. До Чопа был поезд, потом автобус. На обратном пути Словакия праздновала отделение от Чехии и все придорожные бары были забиты битком. Автобус останавливался, и я бежала с термосом к стойке и просила наполнить его кипятком.

Ах нет. Это разделение народов было в первую поездку, когда я только везла туда картины. Водитель нашего ритуального автобуса отключил отопление. Была зима. Нашлись люди, высказали словаку все что они о нём думали, а он остановил автобус, прошел в конец и показал нам компашку нажравшихся в усмерть мужиков. Они застыли со стаканами в одной руке и закуской в другой. И открыли окна!

- Зачем я буду обогревать автобус, если вы открываете окна, - пробубнил наш экономный чех, и гордо прошел на свое место. Помню, эти мужики, когда через три дня мы собирались в обратный путь, и уже грузились в автобус, очень удивились, что уже все, Париж закончился, и пора уезжать.

- Как, - кричали они, - мы же в Париж на переговоры ехали, мы же не знали, что уже в Париже. Мы что, уже уезжаем???

Они никак не могли врубиться, что время вышло, три дня прошли, и что пора домой, и снова дальняя дорога в автобусе.

Так, зачастую, и жизнь пролетает, а ты ещё и не узнал вкуса того или другого. Все думаем, ну а это потом, на новый год, или когда там будет то, се. Моя прабабушка, по рассказам моей матери, так износила праздничный платок. Наизнанку. Она берегла лицо для праздников и носила его наизнанку.

Сейчас это называется синдромом отложенной жизни.

Но тут жизнь даже не отложили. Ее не случилось. Да, Париж сейчас, небось, уже не тот. Наверное. Столько лет прошло.

А тогда я ехала уже во второй раз, уже с гонораром. И на обратном пути купила розовые прибамбасы для куклы. Машину, розовый дом, розовая мебель. Наверное, дочь была рада. Но я была рада в сто раз больше! Я смогла купить дочери игрушку, которой не было ни у одной из ее подружек. И так и было. Все садоводство приходило играть в наш полуразрушенный сарай с моей дочкой. Хотя их больше увлекала не Барби и причиндалы розовые. Их заводила больше возможность сушить там пойманных лягушек и жуков.

Почему-то путешествия, пусть даже тяжелые и даже мучительные запоминаются ярче всего. Остальное проходит мимо. Любовь, морковь, платья, шмотки, все это пролетает сквозь мозг, и, может быть, и хранится в памяти, но блеклым туманом, типа, а было такое, не дай бог помянуть на ночь. А вот воспоминания о поездках, новых местах, остаются в мозгу вспышкой эмоций и непередаваемой и необъяснимой игрой красок. Помню, когда мы с дочкой в первый раз были в Испании, в Барселоне, то в последний вечер мы купались до самого заката, и, когда солнце задержалось в скалах, и его лучи скользнули по парчовому морю, я была так поражена сказочной прекрасностью этого мгновенья, что подумала, боже, приеду, маме расскажу. Чудеса. А матери не было уже четыре года. Она умерла. Но в тот момент, я подумала о ней как о живой.

В открывшейся предо мной картинке было что-то из той детской эклектики. Розовые колонны и жуки. Вдоль стен стояли малахитовые столы, наверняка украденные из Останкинской усадьбы. Не зря она так долго не открывается. Реставрируют. В кавычках. А что. Архангельское отреставрировали, Я прям чудом проскочила туда в тот короткий промежуток времени, что музей и усадьба открылись. И снова закрылись. Опустела усадебка. Опустела. На стенах не было даже тех картин, которые я когда-то копировала и продавала на Арбате. Тускло и уныло.

Вспомнился Снежком в Красногорске. Который разбирали уже третий год. Дрожали близлежащие дома, шатались люстры на потолках, гибли рабочие.

Ну а что. Тяга к лыжам в условиях московской вечной мерзлоты не унималась. Говорят, что строят уже где-то пластиковые горки, и по пластику шпарят на лыжах. От этой мысли я содрогнулась. Фу, какая гадость, рассекать не по горному снегу, а по синтетике. Ну, впрочем, дай им бог.

На стенах висело огромное полотно Брюллова «Последний день Помпеи». Чуть подальше, притаившись среди колонн, просматривался знаменитый крест с Христом Сальвадора Дали. Столы были уставлены бюстами и часами.

Среди колонн сновали туда-сюда мужчины, парни, старики и молодые люди. Все они были одеты в мантии черного цвета. На глаза надвинуты маски, на головах колпаки. Они обсуждали видимо что-то- важное для них. Разговор шел громкий и энергичный. И напрасный, - подумалось мне. Я усмехнулась внутренне и сделала глоток своего малинового чая.

Вдруг один из них произнес:

- Закончили. Вступительная часть завершилась.

В зале поднялся ветер. Мантии, разом скинутые с плеч, дружно полетели в угол, на пол, под ноги. Маски тоже. Услужливый карлик ходил и собирал маски в корзинку.

Передо мной открылась картина почти Репина - «Не ждали». Голая толпа разновозрастных и разнокалиберных мужчин, ничуть не стесняясь своей открытости, расслабленно стала пристраивать своих членов на уютные места в креслах, на диванах, к столикам, стоящим повсюду. На столах стояли бутылки, кружки, белые дорожки кокса создавали необычный узоры. Шум изменился, он стал более жизнерадостным и разнотонным.

«Опять» - подумалось мне, и я разочарованно плюхнулась на стоящий рядом диван. Когда же эти люди бывают одетыми? Или им, чтобы думать, надо раздеться?

– А ты кто или что такое? - Вдруг заметил меня пробегавший мимо невысокий толстый персонаж.

– Зеркально. Тоже хотела вас спросить, - расслабленно откинулась я на спинку дивана. - Дед Пихто – устроит?

– Я тут главный, а ты что тут делаешь?

– Да не обращайте внимания. Я вам не помешаю. Я никто. Никтошка я.

– Кто вас сюда пустил? - не унимался он.

– Пустил — значит так надо. Я только чай попить.

– А зачем вы тут? - его прям раздирало напрасное любопытство.

Как будто я сама знала ответ на этот вопрос.

– Я наблюдатель.

– А от кого?

– Раз пустили, значит от высшего.

– Но вы ведь женщина?

– А что это меняет?

– Тут вам не проходной двор. Это масонская ложа. Что вы тут делаете?

– Я так и знала, что масоны все видят в розовом цвете.

– Так не уходите от вопроса.

– Я не ухожу. Я пью чай.

– Еще раз - от кого вы.

– Я же сказала — от всевышнего.

– От бога что ль? - Вереница его вопросов не заканчивалась.

– Бог есть женщина. Вы что, с луны свалились? - Я отбрехивалась как могла.

– Ну в каком-то смысле да. Мы инопланетяне.

– Ну да, и вас спас Ной в своем ковчеге.

– Почему Ной? Мы все с Антарктиды.

– Послушайте, займитесь своим делами, если они у вас есть, что вы пристали. Клеитесь что ль ко мне? - вспомнилась мне тиктоковская реплика кошки.

– Мы масоны. Потомки атлантов. Мы атланты.

– Ой, а без пафоса?

– Тут и нет никакого пафоса.

К нам стали подходить другие голыши. Видимо персонаж в тапочках и халате был здесь непривычен.

- Масоны создали все. Вы что хотите подвергнуть это сомнению? Атланты, масоны.

– Ой, да неужели? И Коран, и Библию? И Камасутру? - я пыталась отшутиться.

Честно говоря, я сильно сомневалась, что тут узнаю что-то новое для себя.

– Слово «Коран» означает на арабском «чтение вслух», «назидание». Аравийский полуостров. Мухаммед был пророком, вдохновленный богом для проповеди учений Адама, Нуха, Мусы, Исы и других пророков, - человек с голым пузом решил прочесть мне лекцию по истории религий.

Ничуть не смущаясь своей наготы, он поднял палец и, указывая в небо, но, в данном случае в потолок, профессорским голосом и тоном поведал мне истины википедии.

– Приблизительно знаю. И что? Его отец Абдулла умер за несколько месяцев до его рождения, а мать умерла, когда Мухаммеду, будущему пророку, было шесть лет, оставив его сиротой. Нигде не сказано, что он был атлантом или масоном.

– Да что ты понимаешь, женщина! Ты темное необразованное существо. Если не масоны, то кто?

– Что - кто?

– Кто правит миром?

– Явно не вы.

– Ты хоть в курсе - кто такие масоны? - еще один решил победить меня в споре, хотя все что я хотела - допить свой малиновый чай.

Я сделала новый глоток своего фруктового бальзама. Теплая волна вкуса и запаха лета растекалась по моему пищеводу и легким. Было скучно разговаривать с толпой зашоренных, выученных, отформатированных существ.

– Кучка избранных двуногих мешков, которые считают, что они лучше знают, что лучше для людей.

– А кто знает? Стадо приматов что ли знает и разбирается хоть в чем-то?

– А вы хотите сказать, что пророки ходили и черпали мудрость в масонских сходках? Бегали голыми, нюхали кокс и решали, как жить дальше? Придумывали правила выживания? Насколько я помню, Мухаммед в поздние годы периодически уединялся в горной пещере Хира на несколько ночей. Вряд ли туда стягивались обнаженные дураки, ой, простите, собирались масоны.

– При чем здесь Библия? - стукнул по мраморному столику самый небольшой участник сходки.

– Библия?

Я устыдилась, что ввязалась в полемику.

- Мы диктуем правила жизни! Мы! И никто другой!

- Тора, Пятикнижие Моисеево. Ранние пророки, поздние пророки, Исаии, Иремеии, Иезекииля. Передача Корана была осуществлена через ангела Джебраила, он же архангел Гавриил. Может Гавриил был масоном?

Сборище разразилось смехом. Они снова стали рассаживаться по своим местам. Перед кем-то был большой пузырь с пивом, кто-то откушивал из маленьких серебристых стопок, и это явно было что-то более крепкое, чем пиво, кто-то предпочитал белую дорожку, которые обозначались и исчезали на столах тут и там. В средствах для излечения депрессий у них дефицита не было. Может быть, поэтому они всегда были в хорошем настроении.

– Пацаны, да что вы слушаете эту нижнеастральную дуру. Старую развалину, кто будет внимать не пойми кому, не пойми откуда. За нас, пацаны! Мы живем по понятиям, и поэтому у нас все тип-топ!

Все засмеялись. Послышался шум и звон стекла, плеск жидкости, шуршание наливаемого и журчание заполненных емкостей. Многие наклонились, чтобы вдохнуть завтрашнюю уверенность в сегодняшнем дне.

– А где наши женщины?

– А какая сегодня программа?

– Бабы будут?

– Вам что меня мало? - звонкий девичий голос раздался из-за розовой колонны и в круг света вошла совсем молоденькая и абсолютно обнаженная девушка.

– Опять ты, —прошептал было главарь шайки, но тут же осекся и замолчал.

– Да это же Бриттани Мерфи.

– Точно?

– Да точно, не сомневайтесь. Что думаете, вам все позволено?

– Тебе-то что? Ты - старая наркоманка сама виновата, что так все вышло.

– Да ну? Так вы меня как старую наркоманку к себе пригласили?

– Это Милка виновата.

– Йовович, она всегда была дурой.

– Да, страшная дура.

– Да ладно вам. Мы все правильно сделали.

– Вы правильно что-то сделали? А что вы вообще делаете, кроме того, что убиваете?

– Ну с тобой одной только все так неловко получилось.

– Не по понятиям? - вдруг вмешалась в разговор я. И тут же укорила себя за это.

– Ты то молчи. Тебе в сладких снах только такие мужики как мы будут снится.

– Ну да. Уж куда там. Такие мужики.

– О таких только мечтать.

– Во снах.

– Кошмарных.

«Ла-ла-ла-ла.

Танцуют звезды и луна.

Давай пойдем с тобой туда,

Где нет ни снега, ни дождя.

Давай пойдем туда, давай пойдем сюда,

Давай пойдем…»

Звуки песни раздались неожиданно, но логично.

Посреди розовых колонн появилось еще две обнаженные женщины.

Жанна Фриске и моя прекрасная няня стояли посредине этого возливающего сборища и улыбались так, как могли улыбаться только они.

Странно, но возгласы прекратились. Слова замерли на губах полуобдолбанного сборища. Наступила тишина, и лишь мой глоток малинового чая громок прозвучал, чавкнув в этом безвоздушном пространстве.

– Просто интересно, чем мы-то вам помешали?

– Может я плохо пела?

– Или я плохой няней была? Послушно ездила на всякие немыслимые и никому ненужные презентации.

– Да устарели вы уже.

– С вами надо было что-то делать — раздались вдруг голоса нетвёрдые и вялые.

– Денег бы дали. Мы бы сами ушли. Убивать-то зачем?

– Мы масоны! Мы живем!

– Вы живете, а другим что? Необязательно?

– Не перебивай, женщина. Вы стали старыми, вас пора было убирать!

– И с чем вы остались? Со старухой Долиной? Она вон до сих пор все красоткой быть мечтает, худеет снова.

Дикий хохот снова заполнил зал.

– Эх, хороша была Фриске.

– Да, была когда-то.

– Дали бы денег, мы бы сами ушли, - повторила Фриске, - если вы больше по монстрам специализируетесь. И Долина с Лепсом вам ближе.

– Ну что-то пошло не так. Сами виноваты

– И я тоже? - Бриттани Мерфи вдруг снова появилась.

– Ты вообще молчи. Истратили целое состояние, чтобы твой труп в Америку отвезти и замять всю эту историю.

– Вообще, девочки, мы делаем что хотим, мы хозяева.

– Да перестаньте вы спорить. Вы сами знали куда шли.

– Куда мы шли? Кто ж знал, что это конченная потенциальная яма! В которую провалиться раз плюнуть.

– Да престаньте вы спорить, - прозвучал повтор фразы, только что провибрировавшей воздух. Кое-кого уже начало развозить. - Друзя, давайте не будем скулить, - мужчина в очках поднял палец.

– И ныть!

– Пусть те, у кого сегодня были видения, - тут он замялся, - и мысли - пукнут, - он присел и рассмеялся. - Пшшш, - громко зашипел он и снова рассмеялся.

– Пшшиии, - подтянули несколько человек, и снова смех дружной волной прокатился между колоннами.

– Обожаю химическое оружие, - снова рассмеялся первый и плюхнулся в кресло.

– По всей вероятности, пацаны, Россия снова будет играть роль Катехона! - вдруг оживился самый дальний столик. - Последнего эсхатологического препятствия на пути идущего в наш мир антихриста.

– Да ладно тебе. Не нужно спекуляций. И так ясно, что элита государства — это только внешнее проявление механизмов управления.

– Элита - это кто? Вы что ль? С развлечениями такими? – прекрасная няня, не выдержала.

– Какими? Самые красивые девочки — разве не развлечение? Или так себе развлечение?

– Да ваши развлечения так всех напугали, что красивых на сцене не осталось, - Жанна села на мраморный стол, смахнув оттуда голой попой и посуду и дорожки.

– Одни инстасамки, - весело заржали парни за столиком.

– На более высоком уровне стоят транснациональные корпорации! Но это не все! Объединение всех промышленников и властителей в единый цех. Верхний срез надстройки — полное игнорирование низов и отсутствие всякой идеологии

– Слушай, - не лекцию студентам читаешь. – запротестовали ближайшие столики.

– Что ты несёшь? Каких промышленников, - в зале появился новый персонаж.

Обнаженный Сергей Лавров величественно шествовал к свободному креслу. Он солидно двигал телом, подергивая плечами и виляя голой попой. Услужливо и торопливо ему сделали несколько дорожек кокса. Он сел. Осмотрел всех поверх очков. Вздохнул. Вдохнул.

- Ну, пацаны. Пора перебрать понятия, - снова вздохнул он и неожиданно рассмеялся. – Я вам Шольца привёз.

- Офигеть. И где он, - все засуетились, пытаясь встать поближе к любимому министру. Чувствовалось, что он был душой компании.

- Да вот он. Раздевался.

К Лаврову шел Шольц. Ниточка губ его неуверенно кривилась, делая попытку улыбнуться. Изображение было не совсем ясным, но вполне четким. Нос картошкой занимал большое место на лице, превращаясь в главное впечатление на фоне прищуренных глаз и почти стертых губ.

- Олаф, садись. Рассказывай, - Лавров махнул рукой, чтобы голая братва дала дорогу гостю.

- Да что рассказывать, - неожиданно на хорошем русском заговорил немец. – Все нормально.

- А сколько денег у вас в чемодане было? - Прозвучал не совсем уверенный вопрос. Мужчина едва держался в кресле. Он раскачивался из стороны в сторону. Непонятно было, что так подействовало на него, пиво, или приезд Шольца.

- Известно сколько. Гонорар Зеленского. Он же не за красивые глаза работал.

- Так у вас в чемодане деньги были? – снова вопросил раскачивающийся обнаженец.

- Нет, трусы! – Шольц заржал, что было совсем неожиданно, учитывая его прищуренный строгий взгляд.

— Значит, вы привезли гонорар Зеленскому? - не удержалась от вопроса я.

- А это кто? – вдруг озаботился Шольц.

- Я дух святой.

- Погодите, погодите, так конец скоро уже? – один из сектантов даже дотронулся до плеча Шольца.

- Да вы не волнуйтесь. Все идет по плану, - Шольц налил себе пива. Отхлебнул глоток и, передумав, налил себе кое-что покрепче. – Да вы не волнуйтесь, - крякнул он стопарь и снова налил до краев. – Все продумано, все учтено, все будет тип-топ.

- Да слышали мы уже это. А план чей, - не могла отступиться я. Я налила ему водки в кружку для пива. Надо же было поухаживать за гостем. Хотя кто у кого в гостях был - большой вопрос.

- Вы что забыли? Ангела же автор. Кому же кроме потомков великого Гитлера писать план войны. – Щольц снова крякнул и уже чуть повеселевшими глазами обвел свою аудиторию взглядом.

- И как она? Получше себя чувствует? – не отставала я. Вдруг вспомнила как тряслось ее тело на последних ее публичных появлениях и встречах. Я подумала тогда о таком же инсульте как у меня.

- Да ничего. Мозги работают, - рассмеялся немец и перешел к коксу.

- А Зеленского куда потом? В Уэльс? Как обычно?

— Вот не надо вот этого. Женщина, не надо слепо верить отцам. Кто вам сказал, что Адольф умер в Уэллсе?

- Да он сам на днях тут раскрыл секрет своих усиков, - вспомнила я появление Гитлера на федеральном собрании.

- Послушайте, а не заказать ли вам пиццу, - вдруг вмешалась моя прекрасная няня. – Нельзя же пить просто так.

- Да когда эта пицца приедет, - вдруг оживился Лавров.

-Да что вы, Сергей, - решила поддержать няню я, - сейчас пицца приезжает быстрее скорой. Закажите. Я бы поела.

- Так поздно уже. Ночь на дворе.

- А мы скажем, что стая сов проголодалась. И если их не накормить, то будет апокалипсис.

- Группа сов, - не стая, - Шольц поднял голову, хотя она уже нетвёрдо держалась в вертикальном положении. Группа сов — это парламент.

-Да ладно вам придираться. Я художник, а художник не помнит, где кисть, а где картина. Вытер кисть, - и уже картина.

- Женщина, - а ты бы хотела быть президентом? Признайся, завидуешь.

- Быть президентом – старческое развлечение. Так себе веселуха. Вон сейчас президенты - прям дом престарелых, головы трясутся, мозги скрипят, речевки путают, слоганы забывают, - рассмеялась я.

-Ну да, есть немного, - Лавров снял очки. – Не зря Ротшильд всех своих любимцев всегда старался пристроить под корону. Престолонаследие – звучит лучше, чем мифические выборы. Короля не выбирают, ими рождаются.

Доставщик пиццы ворвался в помещение с шумом и грохотом. Его самокат катился рядом, задевая столы и кресла, обнаженных натур.

-А кто мне за пиццы заплатит? – вдруг заорал он.

- А карточкой можно? – засуетились масоны.

- Можно лицом? – рассмеялся Греф.

- Вашим женским? Да хоть жопами, только платите. Я даром не нанимался на себе коробки таскать.

- Да мы можем и пивом.

- Пиво сами пейте. У меня еще три заказа на сегодня. Сами коробки потаскайте на себе, узнаете, что почем.

- Дорогой мой, уж кто, кто, а я знаю цену всему, - Греф грустно покачал головой. Его женское лицо скривилось, как при родах, и он согнулся, схватившись за живот.

- Что с вами? Греф, вы что, плачете?

- Нет, смеюсь. Экономка падает.

- Куда? Есть куда?

- Вы что не поняли? Деньги ничто. Самое главное это человек!

- Да ну? А многие так и не поняли этого, не узнали цену своей личности. И даже сути и цели своего предназначения не поняли. Сейчас лежат в сырой земле.

- Тут ты прав. Самое богатое на земле – это кладбища.

Веселье начало затихать. Разговоры умолкали, голоса становились тише. Пиццу всю слопали, и курьер сидел в углу, ожидая расплаты. Он с тоской посматривал на голых персонажей, даже не пытаясь получить причитающегося. Безнадежность светилась в его взгляде.

- Три мира не разделены между собой внешним образом, - вдруг громко и отчетливо задекламировал главный масон. – А как бы включены друг в друга, подобно концентрическим кругам. Низшие круги реализуют то, что более идеально содержится в высших, а существа и предметы высших миров, воспринимая из первого источника божественного влияния, передают их низшим, служа таким образом каналом или сосудами.

- Каббала, – вдруг произнес разносчик пиццы. – Покажите, кто тут высшие. Может заплатят мне за пиццу.

- Высшие не платят, - рассмеялась я. - Они только берут, не зная надо им это или нет. Как мои картины гиперреализма. Взяли - не заплатили.

- Вдруг это не высшие.

- Ну ты же слышишь.

- Это самоназвание. Просто они не в курсе.

- И не в Курске.

- Гог и Магог пойдут войной на народ Божий, но будут повержены огнем с неба, - продолжал голый профессор

- Орешником что ль? - не удержался разносчик пиццы.

- И грядет конец света? - Шольц вдруг очнулся и вмешался в разговор.

- Дан будет судить народ свой. Дан будет змеем на дороге, аспидом на пути, уязвляющим ногу коня. Когда же услышите о войнах и о военных слухах, не ужасайтесь, ибо надлежит сему быть. Но это еще не конец. Ибо восстанет народ на народ и царство на царство, и будут землетрясения по местам, и будут глады и смятения. Это начало болезней.

- Вот так, так. Это предсказание ковида? – разносчик повеселел.

- Это что такое? «Жития святых», - спросила я вещевателя. — Куда вы клоните?

- Всё было предсказано, — вот куда.

- Да ерунда. Предсказания. Какие тут предсказания. Это лишь говорит, что как было - так и будет. Солнце встало, солнце село. Человек не меняется.

- Дура, - вдруг заорал Лавров.

Шольц вздрогнул. Он уже давно мирно спал, положив голову на ручку дивана.

- А где Митька? – вдруг снова всполошился Лавров. – Он проиграл мне две бутылки пива.

Неизвестно откуда появился Песков. Он как всегда смущенно улыбался исподлобья, поглядывая своими голубыми глазами на всех. Рядом с ним шли два пингвина. Они послушно следовали за Дмитрием Песковым как за любимым родителем, или кормильцем. С любовью, время от времени, посматривая вверх, в его голубые глаза.

- Ты вспомнил, я сразу пришёл, - тихим голосом проговорил он, загадочно улыбаясь

- Ты мне пиво принес? – Громко на контрасте снова проорали Лавров.

- И нам, и нам, -запищали пингвины, вдруг начав бороздить скользкий мраморный пол залы.

– Не хулиганьте, - рассмеялся Песков, но его послушники лишь усилили свое катание.

Огромная змея выползла из-под стола и уставилась на Шольца. Потом заползла на его диван и обвилась вокруг его пухлого тела.

- У вас тут прям зоопарк. Еще кто-то будет?

- Женщина, тебе слово не давали, - откуда-то из-за угла крикнул главный масон.

- Женщина, мужчина, но никто не хочет быть человеком. Давно пора уже отойти от, - я замялась, - где ваши конкурирующие приоритеты? Уже родятся новые ягоды, а вы все засовываете их в старые бутылки. Я понимаю, жизнь под куполом расслабляет.

- Под куполом цирка?

- Дороже! Цирк - что, покормил зверушек и все. А тут такие зверюшки, что никак не нажрутся. Стагнация – главный грех, вы утратили дар перерождения! Способность расти. Цель эволюции - различия.

-The more I learn about people the more I love dogs, - расхохотался толстяк за соседнем столиком. – Да мы сейчас оплот всей культуры. Сейчас и всегда. Так было и так будет.

- Ха-ха, - не удержалась я от смеха. – Вы сперматозоид, ведомый жгутиком, путающий случайное движение с осознанным, напевающий про себя - «проведи меня сквозь тьму».

- Ок, ок, если ты считаешь себя умной, сможешь предсказать, что будет дальше?

- Я не предсказываю судьбу отдельного человека. Жизнь — это не собирание драгоценностей в мешочек, как это делаете вы, бельчата.

- Ой, все, моё терпение лопнуло, уберите эту дуру отсюда. Мы собрались, чтобы отдохнуть и насладиться беседой и открытостью.

- Ну да, конечно, насилие - последний козырь дилетанта.

- Дилетант тут только ты, а мы политологи.

И тут я увидела Хинштейна. Он сидел в дальнем углу и крутил глазами во все стороны.

- Тьфу, Хинштейн что ль политолог? Или он жалкая жертва, которого кинули из теплой думы в костер проблемного региона?

- А что Хинштейн. Четкий менеджер.

- Ну да. Я слышала его в Мосгордуме двадцать лет назад, кроме блуждающих глаз и блуждающих слов в его растекании по древу словесному нет ничего. Даже глаза растекаются. Я бы сказала про мысли, но их просто нет. Такой жид – пробы ставить негде. Прям жидовство перло из него. Не дал бы мне в детстве куснуть его бутерброд с селедкой. Какой он менеджер. Послать в Курск, где война, разруха, и народ пропадает, этого жидодебила. Пескова бы еще туда послали. С Навкой. Куда уходит энергия. На дурость и ошибки.

- А что Песков?

- А Песков прям как Некрасов. Дебильный Некрасов расспрашивает маленького мальчика. «Откуда дровишки. В лесу раздавался топор дровосека.» «Отец слышишь рубит, а я отвожу». То ли Некрасов пьяный, то ли не в себе.

- Все идет по четкому плану. И в чужой монастырь со своим уставом не ходят!

- У вас что - частный монастырь???

Я замолчала. Тишина повисла.

- Игра у вас слишком тупая. Фу, аж трясет. Ну молчали бы. Убивают, так убивайте молча. Зачем хинштейны какие-то. И так ясно в чем игра.

- План есть план.

- Да брось, какой план у кукол. У вас даже настоящей власти нет. Неопределённость мысли и морали. Тут можно, а тут нельзя. Воруете миллиардами, а нам свечки в ваш монастырь предлагаете ставить.

- Мы победим бескровно.

- Что? А этого сирийца. Как его. Не потому ли он приехал в Москву, что его уже нет в живых, как и Каддафи.

- Это переломные моменты. В них кроются возможности.

- А у вас есть выбор? Раб лампы, — это не про масонов?

- Ты не понимаешь, речь идет о выживании всех.

- Нельзя с рыночной экономикой выиграть войну, если эта экономика интегрирована на запад, где тебе сказали, что ты ничего иметь не должен, можешь только продавать нефть, газ, лес, за евро, и держать эти деньги там, на западе, под рукой у хозяев. И они, тем временем, будут на эти деньги покупать оружие другой стороне.

- Ой, ладно.

- Скажите хоть раз правду. Когда вы сами лично врать перестанете, тогда и увидите мир другим. Будущее создается каждую секунду. Так сделайте его лучше. Каждый человек рождается с определённой миссией, а вы своей непрекращающейся ложью... Да что говорить, разум когда-нибудь победит, - я круто повернулась к нему спиной.

На мгновение я закрыла глаза, и по звукам поняла, что все снова переменилось.

Хотелось спать. Сейчас бы под теплое одеяло. Пусть даже и не уснуть. Но я научилась засыпать и забывать обо всем. Есть восприятие сдвигающее твое сознание. Одно из них слуховое, другое образное. Надо было выключить все источники интернета и считать барашков, или слушать стук сердца.

- Мне сразу курья жопа вспоминается. Мой друг говорит - я их откусываю и выплевываю.

Голос был незнакомым.

Когда я вновь посмотрела вокруг масоны исчезли. Желтое Яндекс такси мчало меня по центральной линии дач. Таксист опять попался разговорчивый. Но мучимый проблемой куриных жоп.

- Я их не ем.

Машина уже съехала с Волоколамского шоссе и раскачивалась на ухабах сельской дороги. Лучами расходились боковые линии, делая из садоводства многоножку. Я все так же была в тапочках и халате. Боже мой, подумалось мне, снова и опять.

Внезапные громкие хлопки перекрыли шум машинного двигателя.

- Что это, - воскликнула я. Звук слишком напоминал хлопки киношных выстрелов.

И точно. Лобовое стекло вдруг обрело звездоподобную дырку. Пуля, или чтобы это ни было, вошло в мое кресло, в подушку за моей головой.

Ничо себе, - почему-то пришло мне в голову. В нашем дачном посёлке настоящая война. А ведь это даже не Барвиха.

Таксист продолжал гнать машину, но следующий поворот на следующую линию оборвал наше поступательное движение.

С шестой линии выехал роллс-ройс и преградил дорогу, полностью блокировав дальнейшее продвижение вперед. Еще два выстрела дали мне понять, что убежать мне не удастся.

Ну что же. Умирать так умирать. Я хлопнула дверцей и, как была в тапочках и халате, вышла в холодное декабрьское утро. Свежий снег моментально погладил меня по голым пяткам, а морозный воздух забрался за пазуху.

За кустом стоял человек и целился в меня из черного красивого оружия. Черный роллс-ройс и черный пистолет. Отметила я. Все стильно. Почти художественно.

- Ну выходите, что вам надо?

Это был принц Чарльз. Ах нет. Он уже был королём.

- Чего-то недоговорили? Вам не холодно? – приветствовала я его.

Дверца машины открылась и из нее вышел старый Ротшильд.

Оставалось лишь существовать дальше среди кукол, дрейфуя в подсознании. Наверх путь был закрыт.

- Ну почему покойники ко мне так и прут. Неужели вам не хочется лечь, закрыть глаза и больше не вставать?

- Мы просто хотели убедиться, что ты есть на самом деле.

-- Убедились? А зачем тогда стреляли?

- Привычка, знаешь ли. Люблю охоту, - король Чарльз смущенно заулыбался.

- Ну да, ну да. Кушать нечего, зверье рядом ходит, опять же поубивать можно. Не каждый раз же ездить на войну. Вы придумываете войны, а быдлу расхлебывай.

- Так молитесь Богу.

- А ты бы хотела как?

- Как, как. И люди сыты, и страна уважаема.

- Да что ты ее спрашиваешь. От нее ничего не зависит, кроме злорадства. Быдлизм. Это болезнь нищих.

- И что же это такое? А вы как сюда попали? На роллс-ройсе прилетели?

- А ты меньше говори, больше показывай. Покажи хоть что там у тебя на даче. Чаем напои. Мы в гости приехали.

- Неплохое начало. Гости приехали. Погодите, надо таксиста отпустить. Пожалуйста, оплатите мое такси, раз вы сами напросились.

— Вот он, быдлизм, при каждом удобном случае деньги клянчить. Это и есть быдлизм, имея скромные финансовые возможности подражать тем, у кого они больше, потешать сильных, влезая в игру, правила которой вы не знаете.

- Можно подумать вы правила знаете. Deny, depose, defend? – ни о чем не говорит?

- Ты лезешь в игру, которую придумали сильные и богатые, и хочешь их победить, - произвести впечатление своим модным вкусом, а они над этим ржут и кайфуют от своего превосходства, - не только финансового, но и интеллектуального. Видя, как люди не понимают во что ввязываются. Я сейчас говорю ебучую (а мне похуй) неудобную пусть! Правду.

Мы шли по линии. Мне было жутко холодно. Но дойти до домика было необходимо. Там были валенки и теплая куртка.

- Настоящая жизнь – это понимать происходящее, а не спать в своих фантазиях. А мода – это из области произвести впечатление. Мода — это деньги. И ты никогда не переплюнешь богатого, если меньше денег. Ты только потратишься. Это бизнес, понимаешь. Он строится на вас, кто хочет подражать богатым. Это реклама, замануха. А вы, быдло, бежите и платите за моду. Богатый потратит миллион на шмотки, и десятки миллионов будут пытаться ему подражать и понесут свои гроши, и в итоге прибыль - миллиарды. Это вот бизнес. Масс культ. Качественные и модные шмотки - это не для простых людей. А своим стремлением к моде вы потешаете таких как…

- Вы? - Не выдержала я и прервала монолог Чарльза.

Я посмотрела на себя. Тапочки, серые с бантиком, но простые, халат домашний, простой черный халат, зашитый наглухо, чтобы в нем можно было спать как в ночнушке. Было загадочно, чем я могла воодушевить его на этот монолог?

- Ну хорошо, только хочу сказать, что самое удивительное в новостях ваших английских? Да и не только английских. Новость, тот-то появился или поучаствовал в таком-то мероприятии. И что пишут? Она или он был в таком-то платье, таких-то сережках. Так-то и так-то причёсан. Такая была юбка, такие туфли. Неужели вы до сих думаете, что ваше шмотье все еще интересно кому-то? Господа! Зайдите в метро! Там мальчики и девочки давно ходят в одинаковой одежде!

- То есть как в одинаковой?

- Да, боже мой, как же далеки они были от народа. Это у вас на приемах по травке на шпильках ходят. А быдло давно в кроссовках рассекает пространство.

- Ну погоди.

- Я не заяц! Да куда годеть-то? Спуститесь в реальность. Ваша богатая элита надувает губы и грудь, накачивает жопу ботоксом – вы рехнулись? Накачал губы – это диагноз! Олигофрен.

- Все идет по учебнику. Низы подражают верхам. Так было и так будет.

- Ахиллес забежал далеко, но путь переломился. Так и получилось, что черепаха обогнала быстроного и богатого Ахиллеса.

- Ты не понимаешь. Другая ценовая категория.

Я устала спорить. Участок был уже близко. Я дрожала от холода и не понимала, почему было не доехать до места на машине. Тапки промокли.

Ворота были закрыты. Замок был велосипедный, обычный. Я быстро набрала код, надеясь, что конструкция не промерзла насквозь и быстро откроется.

Открывшиеся ворота стали порталом в другой мир. Огромный прозрачный купол, или, вернее, пирамида накрывала весь участок. Точнее, это уже был не участок, а огромный зал с небом повсюду. Посередине пространства висели мои картины. Трибуна с вожаком громогласно возвышалась перед картинами и объявляла цену.

Удар молотка сообщал, что картина продана.

Три миллиона.

- Я что-то не понимаю, мои картины уходят по три миллиона?

- Ты дура что ли? Не видишь это сотбис., - расхохотался Ротшильд.

- Это вы устроили? Черт возьми, а мне-то хоть немного перепадет?

- Размечталась. Ты старая ведьма, тебе помирать пора. Картины дорожают, когда художник мертвый.

- Ну да, хороший художник, - мертвый художник.

- Не совсем точно. Но почти что так.

- Так я что, я разве отказываюсь? У меня и уха практически нет. От постоянного сидения у окна ухо и полголовы уже отваливаются. Я уже без пяти минут Ван Гог!

- Сто миллионов! Кто больше? – Крики и удары молотка продолжались, вселяя в меня беспокойство.

- Вы что меня похоронили и теперь распродаете мои картины как свои?

- А что?

- Да нет. Ничего, мне мастерская нужна. В том плане, если вы хотите еще картин.

- Как мне надоели эти художники. Им о прекрасном, а они о деньгах.

- Хороший художник – голодный художник!

- Тогда половину картин из музеев надо выкинуть.

Я хотела что-то ответить еще, рассказать о Пикассо, Сальвадоре Дали, Рубенсе, но картинка исчезла, видение изменило конфигурацию, и я снова оказалась среди голышей масонов. Тут, чувствовалось, веселье шло во всю.

Голоса были повышены, говорили все, каждый пытался что-то рассказать. Столы были заставлены бутылками с джином, виски, коньяком. Абсент, и вино тоже были в изобилии.

- Карландо, я тебя не спрашивал вообще, - кричал главарь Медведеву.

- Хули ротик открыла, нечисть мелкая... када надо я тебя спрошу. Тогда будешь пукать

- Фурункул ебаный. Я царь, я даминатор. Вы все остальные. Хейтеры. Завистники. Я мощь, я сила, пора вам всем это признать

Грянула музыка, и десяток обнаженных девочек засверкали попками на небольшом возвышении.

- Приветики, - попыталась заговорить вдруг появившаяся женщина. Она была небольшого роста, в летах. Седые волосы были собраны в пучок.

- Я хочу выгулять своего карасика в женском ущелье, - продолжал неистовствовать главарь

- Ты ненормальный, дай уже расслабиться.

- Я аномальный, это вы ненормальные.

- Да хватит уже орать.

- Песков, ты хитрый Письков, знаю я тебя, тебе верить нельзя.

- Во я сегодня пернул с жижей, во я дал. Хиххи, - его недержимо разрывало от смеха.

- Я пернул, я хочу писты, я хачу нюхать попку, женскую.

- Кто я получается?

- Я?

- Да ты, - главарь разговаривал сам с собой. Это никого не удивляло. Похоже это было самое обычное явление на этих сборах.

- Кто я?

- Да ты, - продолжал отвечать он сам себе.

- Может тебя выебать?

- А может быть ты?

- Ебать, кто я?

- Да сука ты.

- Кто я сука?

- Ах ты педерас.

- Да ты черт, - вдруг изменил он мнение о себе и свою собственную оценку.

- Кто я черт?

- Да ты.

- А может быть ты?

- Ебать хуярики, воздушные шарики.

- Ебать ты конченный.

- В натуре.

- Ах ты вафельница старая, - вдруг набросился он на седую женщину. -

Ты мне еще за Байкал ответишь. Насрал там, рыбу нихуя не поймали.

- Я хочу поковыряться пальчиком в попочке женской, чтобы содрать прям ноготочком корочку. Потом понюхать. Со сфинктера.

- Что обидно, да? Плаки, плаки. Я база базированная. Кот Шлёпа. Иркутск самый конченный город, в котором я был. Помойка ебанная, я там насрал прям в центре.

- Просто взял и флюзанул лепешкой каловой. В центре города.

- Меня, царя в наручники. Нихуя вы смешной

— Вот скажи ты срал в Иркутске? Иркутск город бомжей и пидерасов. Хуесосов. Даже шлюху норм нельзя снять в Иркутске. Все страшные. Ебала как у каннибала. Стремные. Антисекс. Животы пивные, сиськи обвисшие. Висят, блядь, кенгуру ебаные.

- Пацаны мне всё! И я всё пацанам. Все в курсе!

- «Владимирский централ, ветер северный», - вдруг замурлыкала женщина в черном.

Она улыбалась. Видимо все было именно так, как она и предполагала.

Главарь банды масонских пацанов вдруг утих. Видимо действие всего, что он принял прошло или затихло, и он опустился на пол и уютненько устроился калачиком. Пол был с подогревом, поэтому никому и в голову не пришло кинуть ему плед или подушку.

- Ты чего тут раскудахталась, - вдруг пошел напролом стоящий рядом пузан. Похоже, что действие разложенных на столах веществ было одинаково.

- Приветик, говорю.

- Да, блядь, неужели?

- Ты купил себе вагину из пвх? На Али экспресс?

- Курица.

- Ну, давай сменим роли, ты главный, я женщина, у меня лапки.

- Не неси бред.

- Обоснуй. Молись.

- Я унижаю и властвую. Я не верю в бога.

- В меня поверь.

- Курица карликовая. Уебу! Я даминатор.

- Я врач.

-Я люблю прятать свой хуй под мошонкой. Прям полностью со шляпкой накрывать мошонкой. Получается, как черепашка.

Я разминал сегодня свой хуй для проникновения в женский клитор. Но эта баба меня заигнорила. Страшная сука. Да я лучше свой хуй в блендер суну. Страшная баба. У нее пизда как курага уже.

Неизвестно сколько продолжалась бы эта перепалка, если бы внезапно он тоже не повалился бы на пол и не захрапел.

Впрочем, на этот практически монолог никто не обращал внимания. Все смотрели на девочек, обнаженные тела которых извивались уже среди масонов.

- Мдааа, малыш сегодня не только сухой, но стерильный, - улыбнулась женщина в черном и села в кресло. - Боги раздали вино тем, кому недоступна месть.

Вдруг с огромного полотна Сальвадора Дали упал крест. Он грохнулся с большим шумом, и все обернулись посмотреть, что произошло. Даже главарь, который так неотвратимо хотел и жаждал сегодня женскую попку, приподнял голову с пола и посмотрел в сторону громких звуков.

Посреди залы стоял Иисус Христос. Драная тряпка прикрывала его попу. Он был загорел и красив.

- Дожили. Второе пришествие.

- Сейчас обсудим как девственница смогла зачать!

Паяные масоны собрались вокруг полуобнажённого Исуса и смеялись. Ничто не могло унять этот хохот.

Тридцати трехлетний парень выглядел среди этого сборища спортивно и молодо.

Он поднял руку, и обвел всех взглядом черных глаз.

- Ну, я вижу вы не нуждаетесь в превращении воды в вино и в буханках хлеба.

Все снова заржали, поняв, что проповеди не последует.

- А чего ты вообще ввязался в эти дрязги. Быдло само должно разбираться в своих проблемах.

- Я просто хотел победить, - на чистом русском языке ответил Христос.

- Христя, -можно я так тебя буду называть? – кого победить то?

- Ребята, вы странные. Неужели вы никогда не чувствовали, что твои выборы делаешь не ты? Что все идет по сценарию?

- Нашел кому это рассказать.

Рядом с Христом появился Илон Маск.

- Медвежонок вряд ли откажется от мёда, да Изя? - Маск улыбался. Он чувствовал себя уверенно и руководяще.

- Мдааа, увидев шоу уродов – его не забудешь.

— Это вы зря, - Илон был вежлив. – Маджоритовые скважины полны золота, и если не мы будем контролировать систему ценностей, то как эти приматы будут жить?

- Так, что-то новенькое. И что вы контролируете? - Я, как всегда, любила задавать глупые вопросы.

- Практически все.

- Ну что вы сын Меркель я знаю. А что вы контролируете?

- Зачем вы так. Дело не в родстве, а в интеллекте.

- Послушайте, у меня под окнами в Москве строится Лондон, с панорамными окнами для эксгибиционистов. Как в Ми7. Я могла бы сказать это с чувством, но, простите, не с тем чувством, которое вы ждете.

- О, какая утонченная агрессия. Я бы даже сказал – рафинированная.

- Вы хотите сказать, что покупаете киндер сюрприз ради сюрприза?

- Мы не можем действовать, руководствуясь нашими личными желаниями.

- Да у вас прям эволюция эгоизма.

- Да, мы не можем говорить все как есть.

— Значит запасы золота огромны, и их просто скрывают, чтобы золото не потеряло цену.

- Да, так и есть. Это называется политология.

- Давайте не будем вешать ярлыки. Тяжело зависеть от чужих решений, как будто у тебя нет собственного выбора.

- Да все эти фины, шведы в НАТО, им вообще по фиг. Не показатель. Им вообще похуй какой союз. С НАТО, или с геями, или с ИИ. И кто для них босс им тоже похуй. Аморфные существа.

- А что ты ищешь? Свою принадлежность чему-то? Стадность? Ты пойми, люди принимают инфу только если их ждет хэппи енд.

- Да, но получается, все, что сейчас идет в плебс – лишь дерьмово сделанные декорации. Сплошной фасад.

- Надо разрешить эвтаназию. Это решит вопрос с населением.

- Может просто сбрасывать стариков со скалы?

- Жанна Д’Арк сгорела за сигарету. Муму утопилась в пруду. Может вам, суки, реалий мало? Я воскресю.

- Лучше свечку в жопу вставить и зажечь.

В зале появился Лукашенко. Он шел как-то странно поглядывая по сторонам. К нему прижимался уже взрослый, но все такой же инфантильный белокурый парень.

- А вот и белорус., - вдруг обрадовался Песков. – как все прошло?

- Да как все прошло? А главное, зачем в Минск летало все московское правительство? Мишустин, Матвиенко, и вся компания? Это что репетиция польского выезда?

- Какого польского выезда? - Не понял белорус и угрюмо посмотрел на всех.

- Да помню, как польский самолет со всем правительством упал в нашем лесу, и Шойгу там останки собирал.

- Тьфу на тебя, что у вас тут за посторонние?

- Не посторонние, а ПАТТЕРН, - шаблон, образец, модель.

-К сожалению игра – это часть плана.

- Да вы еще олимпийские игры вспомните. Фрик шоу. Раздали бы всем допинг, пусть жрут сколько влезет, и сами соревнуются. К чему все эти, - я не могла найти слов, чтобы сказать, как все это выглядит. Не хватало слов. Да слишком много было слов уже. Может пора обходиться без слов? Ведь кто-то читает мысли. Имеет сверхспособности, но эти все прикрывают ложью. Они не умеют читать мысли, они не умеют говорить правду. Они не умеют мыслить, только рефлексировать.

- Да, это сейчас проблема. Человечество отменило естественный отбор, заложенный природой. И сейчас живут, и размножаются те, кто не должен был с точки зрения и задумки природы. И по факту они сейчас угрожают человечеству. И цивилизации.

- Да ты сумасшедший. Остановись.

- Эту проблему надо как-то решать. Скатываться в фашизм и геноцид нельзя, но, если оставить все как есть - вымрем. Ограниченный интеллект не дает усваивать большие объемы информации. Поэтому он не только мыслит медленно и с дефектами.

- От осинки не родятся апельсинки.

Видимо бескровный переворот невозможен, - подумалось мне. И надо смириться с болью, потому что иногда смерть необходима.

Я лишь моргнула и снова все стерлось. Стеклянная пирамида на даче появилась так же внезапно, как и исчезла. Здесь все так же шел сотбисовский аукцион, где мои картины уходили в чужие руки.

Я стояла в шлепках и черном халате с равнодушием следя за процессом. Хотелось домой в тепло и уют.

Знаковые совпадения опираются на архитипескую основу. Синхроничность — это самый глубокий слой архитипической реальности, где психика и материя сталкиваются, становятся неразличимыми. Кажется, что существует априорная причина, необъяснимое знание ситуации, которая в данный момент непознаваема.

Я закрыла глаза. Казалось, сейчас исчезнет все. И это было ожидаемо и неплохо. Пусть. Но послышались новые звуки. Шаги, звон чашек, и чавканье ртов.

Как всегда, все исчезло, но новая картинка была уже не столь необычна.

Небольшое кафе встретило меня теплом и запахом кофе. Я вздохнула с облегчением. Слава богу. Все кончилось.

Правда на мне были все те же шлепки и тот же халат. Но это уже было не так критично. Передо мной стояла чашка горячего кофе. На тарелке дымился круассан. Я сделала глоток, и жизнь полилась по моим жилам, а вернее пищеводу. Блаженство. За столиком рядом сидела парочка. Молодые люди о чем-то спорили. Я не хотела прислушиваться. Слова надоели. Не хотелось ничего ни знать, ни слышать.

Но тут в кафе вошел странный для такого места персонаж. Длинная мантия его и головной убор говорили о его воцерковленности. Он был монахом или что-то вроде того. На плече его висела сумка, на ней был белый крест.

Надо же.

Молодые люди громко приветствовали его. Они его ждали.

- Он не хочет жениться, - услышала я девичий голос. - Как так. Мы живем уже семь лет вместе, строим дачу. А он не хочет.

Монах шутил. Он смеялся в голос и что-то пытался им рассказать. То ли притчу, то ли сказку.

- Человек существо социальное. И мы не созданы быть одни. И одни мы не выживем. Как вид.

- Но почему обязательно жениться?

- Надо смотреть из детства. Как жил, чем питался, какие у вас были планы, надежды. Все шаблоны поведения и запечетлевания закладываются глубоко в детстве, потом ты просто их применяешь в жизни. И чтобы их убрать или изменить свою реакцию надо поломать свою психику и пересобрать заново. Вам надо обратиться к психотерапевту.

- Да мы уже ходим к нему.

- Иногда, к сожалению, психику ломают родители, друзья. Ломают грубо, так что может вся жизнь поломаться. В общем, - похлопал он по плечу парня. - Изучай себя.

- Но мои родители любят меня.

- Да, они всегда желают лучшего. Добра. - поп снова улыбнулся. – Замаскированного под потакание своему ЭГО. Ты кусок мяса, оторванного от матери. Да они любят. Так. По-другому не научились. Ты плод их страхов. Это тяжело, но надо рвать с родителями. Рвать и жить свою жизнь. Нельзя проживать свое время под прессом их недожиток. Но институт семьи давно уже в утилизации. И дача, что вы строите, нерентабельна.

- Почему нерентабельна?

- Семья, квартира, машина, дача – все это пережитки капитализма. У меня вот нет машины. На фига мне этот гроб на колесах. Еще плати, обслуживай это ржавое железо. Трать на это свою последнюю жизнь. Мы ни в чем не можем быть уверенными в этом мире. Нельзя понять, что такое реальность. И если тебе не приносят удовольствия обычные вещи типа еды, бухла или секса, значит ты ментально поломался. Короче, кто не спрятался в домике и не надел шапку из фольги, я не виноват.

Вот чудеса, раньше говорили о любви, теперь строят отношения. Удивительное время. Парень, если жениться он не хочет, зачем пришел на эту встречу. Дать себя поуговаривать? Заняться больше нечем? Ужас. Строить отношения. Строить. Звучит-то как. Как-то уголовно. Построили, заставили. Ну не надо жениться, пока нет детей. Это же ясно. Зачем? Только ребенок может объединить двух взрослых людей с разными интересами и разными планами. И нечего тут строить и некого.

- К вам можно?

Спинку стула за моим столиком держал тот самый парень, что заказывал у меня порно рисунки.

- Я хотел бы вас познакомить. Сергей, - указал он куда-то в сторону.

Я оглянулась. Рядом стоял лысый старикашка. Его изогнутая спина говорила о врожденном дефекте грудной клетки. Он был щупл и невысок.

- Садитесь. Кафе не куплено. Вы еще что-то хотите заказать?

- Возможно. Для начала вот Сергей, он и был вашим заказчиком.

Они уверенно уселись и оглянулись, ища взглядом официанта.

- Да я догадалась, что эти рисунки мог заказать только старый гермафродит- девственник.

- Да, я был асексом. Но я мужииик, - протянул Сергей, постучав себя в грудь ладонью.

Удивительно, в таком возрасте, а все грезит половой принадлежностью.

- Я хотел бы вам сделать предложение, - неуверенно заговорил старик, подняв голову и возведя свои голубые глаза в потолок. В этих глазах читались колебание, смущение и сомнение.

- Нарисовать оргию? Огромное полотно, метра два, посредине сидит толстая бабка с обвисшей грудью, а вокруг плетутся тела в разных позах и разных стадиях.

Сергей рассмеялся.

- Нет, я хотел бы не про картину.

- А про что?

- Я бы хотел вам предложить встречаться.

- Ну, конечно, это то, о чем я мечтала с детства! Встречаться со старым гермафродитом, который в сто лет грезит сексом.

Появившаяся маленькая девочка обняла меня за плечи. Она была одета в розовую кофточку и розовое платье. Пушистая оборка накрывала худющие ноги. Она весело посмотрела на меня и поцеловала в щеку.

- А помнишь, как мы мечтали спасти человечество от рака? - Рассмеялась она. Ты хотела стать профессором и спасать людей.

- Ритенок, нам с тобой делают предложение, а ты ударилась в воспоминания. Ты лучше сосредоточься и подумай.

- А на каких условиях я буду тратить свое время на вас? - Моментально включилось маленькое существо в игру.

- А какие ты ставишь?

- Я не буду встречаться, но за деньги - ДА!

Я вышла на улицу. Посмотрела на небо. Тихие и белые снежинки неторопливо кружились и бесшумно ложились на землю, накрывая ее белоснежным и недорогим ковром, ангельски чистым и пушистым. Я подняла лицо вверх. Холодные ласковые комочки неба нежно гладили мое старческое лицо, убаюкивая и успокаивая. Блаженство. Жить и чувствовать, ощущать жизнь рядом, чувствовать холод, жару, видеть солнце и небо, наблюдать за птицами, есть вкусную еду – разве не в этом смысл существования?

Все, что я хотела сейчас – наконец стать обычным человеком. Быть самым обычным человеком. Не знать будущего, не слышать голоса, не читать мысли других. Не слышать приказов и наставлений. Не подчиняться больше этому высшему разуму. Я хотела просто чувствовать и ощущать, забыть все эти тайны такого жалкого и убогого мира, мира людей. Завести собаку. Нет, на собаку уже не было сил. Просто сделать что-то со своей жизнью. Если, конечно, она еще есть.