Это интервью стало причиной моего знакомства с крымскотатарским художником-авангардистом — Асаном Сейдаметовым (Бараш).
Только после того, как мы начали общаться, я поняла, что больше не захочу назвать нашу беседу таким сухим словом как "интервью".
Все, что вы прочтете ниже — попытка познакомить вас с человеком, с художником. Но уж точно не с его творчеством. Для этого, вам вполне будет достаточно интернета.
Ну или музея, если вы одни из тех, кто приходит на выставки не для того, что запилить фоточки в нельзяграм :)
В какой момент жизни вы пришли к желанию, пониманию того, что хотите серьёзно заниматься изобразительным искусством?
На самом деле, это все момент случайности. Моя семья занималась выращиванием рассады, и работа шла успешно. Я и не думал, что буду художником или, в целом, свяжу жизнь с творчеством. До сих пор, когда у меня спрашивают «чем вы занимаетесь?», я отвечаю: «немножко рисую» (смеется). В школе я учился не очень, но с черчением проблем не было, поэтому, однажды, было принято решение поступать в архитектурный. Для подготовки в институт, мне наняли учителя и, позже, он дал понять, что в архитектуре я себя не раскрою. Сказал «нужно идти в художественное училище». Я, конечно, сомневался, не понимал, как это будет, как я буду работать. Но, был интерес, да и родители поддержали. Так я и попал в художественное училище, а затем продолжил обучение в институте. Честно говоря, я только к концу 3-го курса понял, что живопись – это серьезно для меня, что я уже чего-то стою как художник, что во мне заложено это. Я никогда не был первым, лидером, но и не был последним.
Во время учебы, мы поехали на практику в Эрмитаж, где делали копии картин. В какой-то день мы поехали в мастерскую Репина, где на 2м этаже была мастерская. Я тогда вдохновился очень и, вернувшись домой, предложил отцу достроить второй этаж, чтобы организовать себе пространство для работы.
Последний год учебы, пока я работал над дипломом, дался тяжело. Я выбрал объект, с котором мне было сложно работать, у меня не получалось. Буквально за 2 месяца до сдачи диплома, я наткнулся на новость, что в Ташкенте строится новый театр и решил, что буду работать над этим объектом. За пару месяцев я подготовил макеты росписи здания и успешно защитил диплом. Кстати, эскизы своей дипломной работы я подарил нашему крымскотатарскому музею культурно-исторического наследия. Но уже жалею об этом. (смеется)
В одном из своих интервью вы упоминали, что первой картиной, которую вы выставили на продажу, был натюрморт. При каких обстоятельствах это произошло? Что вы чувствовали в тот момент, когда ваша работа принесла вам не только удовольствие, но и деньги?
Да, это было в Чехословакии. Но нужно начать с того, что я поехал туда не как художник, а как турист. У меня там жили друзья, сказали «приезжай, посмотришь мир, новый город, новые впечатления». Я поехал на три месяца, и те деньги, что у меня с собой были, закончились быстрее, чем я рассчитывал. (смеется)
Мы ездили с друзьями за город, я писал там этюды и там же я нарисовал первый натюрморт. И вот я решил поехать на Карлов мост, чтобы выставить свои работы. Но не смог… В последний момент я застеснялся и вернулся в дом к друзьям. На второй день, я поехал снова и, когда уже денег практически не оставалось, я выставил свои работы. И да, первую картину, которую у меня купили, был натюрморт. Ну а за ним и многие другие. С этого все и началось. Вернулся в Ташкент с понимаем того, что надо продолжать работать и уже полноценно посвятил себя живописи.
Ваша первая выставка проходила в Ташкентском театрально-художественном институте. Какие у вас были ощущения, когда вы стали частью выставки как художник, на работы которого пришли посмотреть зрители, критики, другие художники?
Мне было приятно, потому что это была первая выставка студентов и для нее выбрали именно мои работы. В основном, там были портреты, который я писал, когда мы ездили на хлопок.
Многие ваши картины о Крыме написаны еще в Ташкенте. Что вы чувствовали, когда вначале 90-х вернулись на родину и продолжили свой творческий путь?
Пока я жил в Ташкенте, как и все я, конечно, знал о нашей истории, о наших трагедиях. Но это были слова, это был чужой опыт. Но у меня не было тех чувств, потому что я этого не проживал. Я не чувствовал Крым так, как они.
Только когда мы вернулись на родину, я увидел чего нас лишили. Особенно когда я оказался в Бельбекской долине: первое что я подумал: вау! Только в тот момент, я понял, что такое Крым. Я был очень доволен, готов творить и продолжать работать.
Обстоятельства, обстановка того Крыма не разочаровали вас, если вспомнить политический контекст того периода?
Разочаровал. По многим причинам. Нашей семье было очень сложно. Да, тогда сложно было всем и материально, и эмоционально. Но я могу говорить только за то, через что прошли мы с семьей в то время.
Я хорошо помню то, с каким недоверием нас встречали в аэропорту. Тем не менее, на силе, выносливости и терпении мы как-то начали жить, работать. Но это оказалось очень сложно как в бытовом плане, так и профессиональном. В Ташкенте у нашей семьи было все: бизнес, возможность работать, спокойно отдыхать, была свобода в плане творчества, да и вообще. А в Крыму мы пытались все строить заново и, так вышло, что делаем это до сих пор.
Я даже помню, как ездил в Симферополь, чтобы позвонить своим друзьям в Ташкент и жаловался им на то, что в Крыму ничего нет, тут нечего делать. Здесь не было ни творчества, ни искусства, никакой культуры.
Со временем, я начал выставлять в выставочной зале Бахчисарая, пока его не отобрали. Более 30 лет я работаю в Крыму и не продал еще ни одной картины.
Как думаете, с чем это связано?
Скорее всего, с ценой. Для нашего менталитета, очередная машина за несколько миллионов выглядит более привлекательно, нежели предмет искусства, который в 3 раза дешевле. Судя по всему, для многих такие инвестиции сейчас не практичны. Ими же нельзя похвастаться. (смеется)
Нужно все же помнить, что такое искусство – для высшего общества. И дело не только в их больших деньгах, но и мышлении. Здесь нужно думать, уметь это делать. Картины – это не рисунки, которые будут просто украшать дом. Хотя должны быть и такие работы у художников. Да, вы не поймете, что хотел сказать автор. Чтобы это понять, нужно быть им. Но это не запрещает вам думать о чем-то своем, видеть что-то свое и понимать искусство по-своему.
Вы не стремитесь к тому, чтобы ваша жизнь в искусстве была полностью сопряжена с коммерцией. Как считаете, что нужно художнику, чтобы он не потерял себя как творческая личность в мире, где картина всего лишь товар?
Я как-то услышал фразу: художник не продает работы, он продает себя, свое виденье. Отсюда и интерес. Да, нужно жить, питаться, но есть еще и другие вещи вокруг, не менее важные. Конечно, это все зависит от человека. Но чтобы возможность заработать большие деньги не перекрыла его сущность, я думаю, он должен быть достаточно образованным и обеспеченным. Многие говорят, что все мировые художники были бедные, у них ничего не было. Но это не так. Им нужно было покупать краски, холсты. Если это думающий художник, со своим стержнем, он должен понимать, что ему нужно быть состоятельным. Чтобы он мог спокойно посвятить себя своему делу.
Взять Ван Гога. У него были деньги, блестящее образование и поддержка брата, в том числе и материальная. Если бы у него не было денег, он бы не снимал натурщиц, не посещал все заведения, где можно потратить все заработанное. Он не распоряжался деньгами грамотно, но ему это и не нужно было. Он был «болен» искусством, много находился в светском обществе, куда тоже не каждый может попасть. У нас такого общества нет, поэтому, наверное, и художников серьезных нет.
Наше общество сильно воздействует на нас, оно не готово к настоящему искусству. Хочешь свободы? Выбирай: родина с ограничениями или возможность творить в чужом месте.
Вы как-то говорили, что ваши картины не для интерьера, а больше для восприятия. Сталкивались ли вы с творческим кризисом? Были ли моменты, когда передать свои мысли, чувства, эмоции получалось не вполне или вовсе?
Часто бывает. Последние пару недель я занимаюсь новой картиной, но до этого около 5 месяцев не ничего писал, хотя у меня есть незаконченные работы. Летом меня немного отвлекает быт, сейчас я уже могу больше времени уделить картинам.
Бывает такое, что, работая над полотном, все равно не можешь найти тот самый сюжет. Хотя идея есть. Начинаешь, но не получается или задумал одно, начал работать, повернул холст и увидел что-то новое.
Есть работы, к которым я уже несколько лет не притрагиваюсь. Все-таки я – первый эксперт своего творчества. Что-то может не нравится, где-то работа просто не идёт. Какой бы опытный ни был художник, его всегда будет преследовать стагнация. Мы же не роботы! (смеется)
Сколько времени, в среднем, занимает работа над одним полотном? И можете выделить то, с которым было сложнее всего?
Всегда по-разному. Зависит от того какой темп: могу за неделю написать картину, а могу и несколько лет работать над одним сюжетом. У Айдера Агъа есть одна из моих работ – «Козьяшлардан сёнмеди чыракълар». Вот с ней я помучился… Хотя были более интересные работы, которые дались мне проще.
Но раньше мне было легче работать, последние несколько лет, чувствуется ответственность за свои работы.
Как крымскотатарский художник-авангардист вам наверняка доводилось слышать критику или странные вопросы от крымскотатарского зрителя, не разбирающегося в искусстве. Как вы реагировали на подобные замечания? Насколько они способны вас задеть?
Вот от тех, кто не разбирается в искусстве, я мало получаю критики. Было бы больше, было бы интереснее, конечно. (смеется)
Больше задевает не критика, а отсутствие сплоченности среди коллег. У нас нет здоровой конкуренции. Хотя мы все такие разные, думаю, нам это и ни к чему. Критика не так меня задевает или беспокоит, как полное игнорирование моих работ: новых или тех, которые уже представлены на выставке.
Хуже плохого отклика бывает только не получить этот отклик вовсе и остаться незамеченным.
Некоторые деятели искусства, в потоке своего творчества, начинают привыкать к известности, публичности. Вот лично для вас, это важно? Вам нравится эта публичность: интервью, репортажи, съемки?
Нет, абсолютно неважно и хочется уже от этого отходить в сторону. Я не такой публичный, как многим хотелось бы. Но это я. Я хочу привыкать к более спокойной жизни, хочу продолжать писать картины.
Я уже переболел публичностью. Для меня куда важнее понимать, что людям близки мои работы, что они могут их «читать». Читать по-своему. Иногда сам художник не до конца понимает, что он хотел выразить на полотне. Куда значимее, понимать искусство так, как ты можешь его понять и принимать его.
Не все понимают, для чего это все делается. Любая выставка должна чем-то заканчиваться. Наши придут – посмотрят, похлопают и пойдут домой. А те, кто могут как-то повлиять на логичное завершение – не ходят на выставки, ведь это не так практично.
В ноябре, в этно-музее Айдера Халилова «Zolaman» открылась ваша персональная выставка, где собраны ваши уже известные и новые картины. По вашим ощущениям, чем она отличается от ваших более ранних выставок?
Каждая выставка воспринимается по-особенному. В 1994 и в 2017 году у меня были персональные выставки. И вот выставка 17го года была очень яркой, больше всего мне понравилась.
Выставка у Айдер Агъа конечно отличается, у нее своя атмосфера. Ему в целом близки мои работы. Второй этаж наполнен моими картинами, которые находятся в его собственности, а сама выставка проходит на первом. Мне сложно судить о сових работах и выставках. В каждой есть что-то хочется изменить и, в то же время, в каждой есть что-то уникальное. Чтобы это понять, нужно уметь «касаться» картин и попытаться вникнуть в суть, чтобы найти что-то свое.
Успешный крымскотатарскийк художник. Какой он?
Тот, чьи работы удостоены не только взглядами, но и настоящим вниманием. Спонсорством. Мы такие люди и мы показываем себя миру через свое творчество. Свои мысли, переживания, свой гнев, свое счастье – все это вы можете увидеть на наших полотнах.
Успешный крымскотатарский художник пользуется популярностью своих работ. Как вы увидите этого успешного крымскотатарского художника, если никто нами не интересуется, пока не выйдет очередной анонс.
Можно, конечно, дать звание заслуженного художника, нацепить на него медаль, но он не станет от этого успешнее.
Пока общество само не начнет думать и мыслить, никто не увидит эту успешность. Хотя у нас большой арсенал художников, которые достойны большего. Наш уровень искусства достоин того, чтобы его заметили в Европе, США, на Востоке.
Но о каких европах может идти речь, если свои же не готовы помогать художникам, мотивировать своим вниманием. Если нет свободы выражений мнений, взглядов через картину…
Но мы топчимся на одном месте. Застряли в своем средневековье. Наш менталитет еще не готов к таким мыслям.
Наряду с некоторыми своими коллегами, внесли значительный вклад в крымскотатарскую живопись и продолжаете это делать. Что бы вы посоветовали, что пожелали нашим молодым художникам, тем, кто только начинает свой творческий путь?
Не нужно поддаваться давлению общества. Пишите, творите и продолжайте нести свои мысли, себя. Сфера искусства требует жертв, но пусть в будущем таких жертв будет как можно меньше.
Асан Бараш — открытый, свободный человек и художник. Тот, кто не боится показать миру себя таким, какой он есть и, при этом, не гонится за публичностью. Глядя на его работы, не нужно пытаться найти ответ на вопрос «что хотел сказать автор?». Вы все равно не узнаете.
«Читайте» его картины самостоятельно и не бойтесь интерпретировать их смыслы по-своему. Возле вас уже нет учителя, который будет ставить вам плохие оценки за «неправильное мнение».