В общем, был у меня муж. Смотрю на довольно красивое лицо, принадлежащее человеку, спящему на моей, между прочим, подушке. Был — да, как говорится, сплыл. Месяц назад он пришёл ко мне со словами:
— Маш, давай разведёмся.
Выглядел он так, словно у него зубная боль, словно он делает мне одолжение, словно это я вынудила его. Наверное, он ждал, что я сейчас начну спрашивать: *«Как так? Почему? За что?»* Может, он ждал, что я буду умолять его остаться: *«Давай помиримся!»* Но я — человек гордый, и сказала:
— А давай!
В тот момент, помню, в коридоре повисла мучительная пауза. Он, словно собираясь с силами, вдруг выдал:
— Маш, имущество будем делить. Нам с Соней надо где-то жить.
Я ухмыльнулась. Похоже, кое-кто думает, что как бы вы ни разводились, имущество всегда делится пополам:
— Могу отдать тебе половинку тостера, который ты подарил мне на 8 Марта, — с сарказмом сказала я.
Где-то внутри кипели сильно непрошенные слёзы, но мы с ними договорились — только после того, как этот... ну, муж, уйдёт.
— Маш, я про квартиру, Маш, — зло и взволнованно ответил он.
— Так квартира моя, добрачная, — ухмыльнулась я, понимая, как умён был папочка, подарив её мне ровно за день до свадьбы и сказав про добрачное имущество. Я тогда ещё слушать его не хотела. М-да, не очень-то я и умна была. Надо исправляться.
— Что значит добрачная? Разве у мужа с женой не всё общее? — спросил он внезапно охрипшим голосом.
— Вот да, деньги от продажи машины надо бы поделить, — притворно пожалела его я, теперь понимая, к чему он клонит.
Но муж не слышал:
— А как же мы с Сонечкой? А куда? Знаешь что? А я адвоката найму! — сверкнул глазами и потопал на кухню. Вот же наглый человек.
— Э, нет. Давай-давай к Соне, — разозлилась я. — Или к маме по месту прописки!
— Какие же вы женщины мстительные, — пискнул он и убежал, после того как я пригрозила полицией.
После этого я купила большой торт, заварила чай с ароматизатором манго и села рыдать. Хотелось выплакать всё-всё, что скопилось. Я не понимала, за что. Фигура есть, лицо тоже, готовлю, живём на всём готовом. То есть никакие прорехи в шалаше неземной любви не превращали нашу жизнь в поле битвы.
Ссорились ли мы? Ну, разве что из-за трат и того, что Петька хотел внедорожник. Просил меня откладывать с моей зарплаты и поговорить с папой. Ужас, я ведь слушала его, думала, что это его мужская самореализация. У-у-у! С таким только сопли на кулак наматывать...
После четырёх позвонила свекровь:
— Машенька, да как же так, детка? — Мы не были близки, но отношения у нас были неплохие. Так я думала.
Думала, что сейчас она меня утешит, может, скажет, что Петьку надо принять домой...
— Машенька, квартира, это же ваше совместно нажитое! — заверещала свекровь. — Петенька старался...
— Это мой папа старался, — зло прорычала я.
— Неужели Петенька ни разу даже кран не починил?
Я прикинула стоимость починки крана и стоимость квартиры, но проблема была в том, что кран он действительно не чинил.
— Не чинил, не ремонтировал, не тратил, — сухо ответила я, чувствуя, как внутри снова закипает злость.
В груди похолодело. Заначка! Я сорвалась к шкатулке в форме ракушки. Пусто. Вот же… Открыла вторую шкатулку, в которой было не сорок тысяч, а побольше. На месте.
— Спасибо тебе, Белоснежка, — пробормотала я, глядя на старую книжку.
В Толстом, Достоевском и прочей классике он покопался, судя по состоянию книг. Видимо, понимал, что могу там что-то спрятать. Но вот до сказок не додумался. Хорошо, что я придумала сделать тайник в старой книжке про Белоснежку.
Хотя Белоснежка и даже гномы, почему-то вышедшие у художника угрюмыми, вполне оправдали мои ожидания, деньги нужно было перепрятать. Вопрос только в том, куда. Не мудрствуя лукаво, я спрятала их в ножку шкафа.
На всякий случай вызвала мастера, чтобы поменять замки. Хорошо, что частники работают много и в любое время.
Когда я уснула под корейскую дораму, меня разбудил грохот в дверь. Звонок, удары. В глазок я увидела нечто рыжее, с выжженной химией на голове и нелепой розовой прядкой.
— Кто там? — спросила я, не узнавая человека.
— Я Соня! — выпалило из-за двери.
— Мармеладова? — уточнила я.
— Мамедова, — ответили мне с тем же накалом.
Ещё не успела понять, что за глупость сказала, как Соня снова завопила:
— Ты хочешь нас с Петенькой по миру пустить? Квартиру у него отобрать? Я беременна!
— Поздравляю, — сухо ответила я. — А квартиру я вызову полицию защищать.
Соня не унималась:
— Да как же вам не стыдно! Куда мне с ребёнком?
Я прикинула. Ни отцом, ни мужчиной, ни сопричастной я себя не ощущала.
— А почему мне должно быть стыдно? Это не я же с чужим мужем, — развеселилась я.
— Ха! Петечка только со мной хотел быть! С тобой он из-за квартиры! — выпалила Соня, но тут осеклась, поняв, что сболтнула лишнего.
Мне стало неуютно. Получалось, что я была не более чем ступенькой для двоих, а они изначально были заодно.
Я уже собралась звонить в полицию, как Соня пнула ногой дверь, вскрикнула от боли и убежала.
Из соседней квартиры высунулась баба Лида:
— Маш, кто это?
— Любовница мужа, — ответила я, понимая, как всё низко.
— Любовница! — ахнула баба Лида.
Не дожидаясь приглашения, она прошла на кухню:
— Смотрю, и торт у тебя! — зазвенели кружки.
— Будьте как дома, — пробормотала я.
Через несколько дней подруга Настя подтвердила мои худшие опасения. Петя и Соня давно были вместе, а я в их схеме оказалась лишь удобной жертвой: квартира, машина, деньги, даже надежда на карьеру через моего отца.
Настя объяснила, как она всё это разведала каким-то словом из её обширного словаря:
— Социнженерия.