«Поэзия Фета — сама Природа, зеркально глядящая через человеческую душу, поющая снежинками, перекличкою зарниц и птиц, шумом ветра в веющих, вещих узорах листьев, протяжно поющая самым молчанием».
(Константин Бальмонт)
Один из самых замечательных русских поэтов XIX века, «певец природы и любви» Афанасий Афанасьевич Фет... Чайковский называл его поэтом-музыкантом, считая эталоном творчества:
«Фет в лучшие свои минуты выходит из пределов, указанных поэзией, и делает смелый шаг в нашу область (музыку). Часто Фет напоминает нам Бетховена. Подобно Бетховену, ему дана власть затрагивать такие струны нашей души, которые недоступны художникам, хотя бы и сильным, но ограниченным пределами слова».
На стихи Фета Чайковский написал свой самый первый романс «Мой гений, мой ангел, мой друг…», позже - известнейшие романсы «Не отходи от меня», «Я тебе ничего не скажу», «Уноси мое сердце...".
К поэзии Фет пристрастился в студенческие годы, правда, считал стихосложение всего лишь любимым развлечением в моменты отдыха от учебы в Московском университете. Юный Фет то ли в шутку, то ли всерьёз говаривал: «К чему искать сюжета для стихов; сюжеты эти на каждом шагу, — брось на стул женское платье, или погляди на двух ворон, которые уселись на заборе, вот тебе и сюжет». Однажды Афанасий набрался смелости и решил показать свои стихотворные опыты известному литератору Михаилу Погодину. Но Погодин, видимо, не счёл себя вправе судить юношеские искания и отнёс стихи Николаю Васильевичу Гоголю. Вскоре Фет получил от Погодина свою тетрадку обратно с вдохновляющей резолюцией от Гоголя: «несомненное дарование».
«Дарование» в 1853 году было принято в писательский круг журнала «Современник», где стихотворения Фета никак не приживались - казались темными, косноязычными и нелепыми. Инородными… Над молодым поэтом почти в открытую смеялись и требовали переделки почти всех его новых стихов.
Пару лет спустя изгой получил ироническое письмо от Ивана Тургенева:
«Весь наш дружеский кружок Вам усердно кланяется. Мы предлагаем поручить нам новое издание Ваших стихотворений, которые заслуживают самой ревностной очистки и красивого издания для того, чтобы лежать на столике всякой прелестной женщины».
Доверчивый Фет иронии не понял, и, конечно же, согласился, ещё не зная, что его ждёт! Сборник 1856 года вышел под редакцией авторитетного Ивана Сергеевича Тургенева, в котором тот на свой вкус и видение выправил почти все стихи Фета, сделав их - нет, не плохими, но абсолютно неузнаваемыми. К примеру, в стихотворении Фета «Когда мечтательно я предан тишине...» вполне невинная и элегическая заключительная часть «Ты руку подаешь, сказавши: до свиданья!» была изменена на «Ты предаешься вся для страстного лобзанья». Сам же Фет говорил, что «издание из-под редакции Тургенева вышло настолько же очищенным, насколько и изувеченным». Более поэт на удочку литераторов «Современника» не попадался, осознав разность своих эстетических представлений с воззрениями его несомненно талантливых членов.
Хотя и сам Фет и по поводу собственного дарования частенько иронизировал: «Кто я такой? Уложусь в четыре слова по убыванию значимости. Солдат, коннозаводчик, поэт и переводчик».
Фет был совсем молод, когда его стихи привлекли внимание именитых композиторов. На каждом музыкальном вечере, в каждом литературном салоне исполнялся романс Варламова «На заре ты ее не буди», ставший, как заметил Аполлон Григорьев, «песней почти народною», и «Давно ль под волшебные звуки».
Свежие, как весенний ветер, романсы тут же вошли в репертуар цыганских хоров. Их исполняли лучшие певцы: лирический тенор Леонид Собинов, обладательница лирико-колоратурного сопрано Антонина Нежданова, а ноты почти всех романсов на стихи Фета почти всегда появлялись в продаже раньше книжных публикаций.
Юный Фет приобрел заслуженную славу поэтического новатора - вспомните, например, его «безглагольные» стихи:
Шепот, робкое дыханье.
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья...
Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
Милого лица.
В дымных тучках пурпур розы
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слёзы.
И заря, заря!..
Что это, как не предтеча Серебряного века, прежде всего, символизма, выраженного в ярких, смелых образах, немыслимая выразительность и музыкальность!
Позже романсы на стихи Фета написали Чайковский, Римский-Корсаков, Полина Виардо, которая, хоть и не считала себя композитором, выпустила альбом романсов из двенадцати стихотворений: семь Пушкина и пять Фета. Исполнение ее самой каждого из этих музыкальных произведений вызывало бурю оваций на всех ее выступлениях.
В 1862 году литератор В.П. Боткин написал Афанасию Фету:
«Чтобы чем-нибудь порадовать тебя, скажу, что M-me Виардо положила на музыку два твоих стихотворения «Шепот, робкое дыханье»– «Тихая, звездная ночь». Музыка прелестна и, по моему мнению, совершенно переносит в ту сферу чувства, в какой написались эти стихотворения. В этом случае музыка есть великий помощник поэзии, простым чтением не передашь и десятой доли того, что содержится в ином стихотворении…».
Более двухсот великолепных романсов создали русские композиторы на стихи Афанасия Фета, и все они стали вокальной классикой, подчеркивающей вечное взаимопроникновение поэзии и музыки.
Я пришел к тебе с приветом
Я пришел к тебе с приветом,
Рассказать, что солнце встало,
Что оно горячим светом
По листам затрепетало;
Рассказать, что лес проснулся,
Весь проснулся, веткой каждой,
Каждой птицей встрепенулся
И весенней полон жаждой;
Рассказать, что с той же страстью,
Как вчера, пришел я снова,
Что душа все так же счастью
И тебе служить готова;
Рассказать, что отовсюду
На меня весельем веет,
Что не знаю сам, что буду
Петь - но только песня зреет.
Вечер
В вечер такой золотистый и ясный,
В этом дыханье весны всепобедной
Не поминай мне, о друг мой прекрасный,
Ты о любви нашей робкой и бедной.
Дышит земля всем своим ароматом,
Небу разверстая, только вздыхает;
Самое небо с нетленным закатом
В тихом заливе себя повторяет.
Что же тут мы или счастие наше?
Как и помыслить о нем не стыдиться?
В блеске, какого нет шире и краше,
Нужно безумствовать — или смириться!
Я говорил при расставаньи
Я говорил при расставаньи:
«В далёком и чужом краю
Я сохраню в воспоминаньи
Святую молодость твою».
Я отгадал душой небрежной
Мою судьбу - и предо мной
Твой образ юный, образ нежный.
С своей младенческой красой.
И не забыть мне лип старинных
В саду приветливом твоём,
Твоих ресниц, и взоров длинных,
И глаз, играющих огнём.
Сияла ночь…
Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали
Лучи у наших ног в гостиной без огней.
Рояль был весь раскрыт, и струны в нём дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей.
Ты пела до зари, в слезах изнемогая,
Что ты одна — любовь, что нет любви иной,
И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой.
И много лет прошло, томительных и скучных,
И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,
Что ты одна — вся жизнь, что ты одна — любовь.
Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки,
А жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!
Я тебе ничего не скажу
Я тебе ничего не скажу,
Я тебя не встревожу ничуть,
И о том, что я молча твержу,
Не решусь ни за что намекнуть.
Целый день спят ночные цветы,
Но лишь солнце за рощу зайдёт,
Раскрываются тихо листы,
И я слышу, как сердце цветёт.
И в больную, усталую грудь
Веет влагой ночной... я дрожу,
Я тебя не встревожу ничуть,
Я тебе ничего не скажу.
На заре ты ее не буди
На заре ты ее не буди,
На заре она сладко так спит;
Утро дышит у ней на груди,
Ярко пышет на ямках ланит.
И подушка ее горяча,
И горяч утомительный сон,
И, чернеясь, бегут на плеча
Косы лентой с обеих сторон.
А вчера у окна ввечеру
Долго-долго сидела она
И следила по тучам игру,
Что, скользя, затевала луна.
И чем ярче играла луна,
И чем громче свистал соловей,
Все бледней становилась она,
Сердце билось больней и больней.
Оттого-то на юной груди,
На ланитах так утро горит.
Не буди ж ты ее, не буди…
На заре она сладко так спит!
Тихая, звёздная ночь…
Тихая, звездная ночь,
Трепетно светит луна;
Сладки уста красоты
В тихую, звездную ночь.
Друг мой! в сияньи ночном
Как мне печаль превозмочь?..
Ты же светла, как любовь,
В тихую, звездную ночь.
Друг мой, я звезды люблю —
И от печали не прочь…
Ты же еще мне милей
В тихую, звездную ночь.
Уж верба вся пушистая…
Уж верба вся пушистая
Раскинулась кругом;
Опять весна душистая
Повеяла крылом.
Станицей тучки носятся,
Тепло озарены,
И в душу снова просятся
Пленительные сны.
Везде разнообразною
Картиной занят взгляд,
Шумит толпою праздною
Народ, чему-то рад…
Какой-то тайной жаждою
Мечта распалена —
И над душою каждою
Проносится весна.
Поэтам
Сердце трепещет отрадно и больно,
Подняты очи, и руки воздеты.
Здесь на коленях я снова невольно,
Как и бывало, пред вами, поэты.
В ваших чертогах мой дух окрылился,
Правду провидит он с высей творенья;
Этот листок, что иссох и свалился,
Золотом вечным горит в песнопеньи.
Только у вас мимолетные грезы
Старыми в душу глядятся друзьями,
Только у вас благовонные розы
Вечно восторга блистают слезами.
С торжищ житейских, бесцветных и душных,
Видеть так радостно тонкие краски,
В радугах ваших, прозрачно-воздушных,
Неба родного мне чудятся ласки.
Зреет рожь над жаркой нивой...
Зреет рожь над жаркой нивой,
И от нивы и до нивы
Гонит ветер прихотливый
Золотые переливы.
Робко месяц смотрит в очи,
Изумлен, что день не минул,
Но широко в область ночи
День объятия раскинул.
Над безбрежной жатвой хлеба
Меж заката и востока
Лишь на миг смежает небо
Огнедышащее око.
Ласточки пропали
Ласточки пропали,
А вчера зарёй
Всё грачи летали
Да, как сеть, мелькали
Вон над той горой.
С вечера все спится,
На дворе темно.
Лист сухой валится,
Ночью ветер злится
Да стучит в окно.
Лучше б снег да вьюгу
Встретить грудью рад!
Словно как с испугу
Раскричавшись, к югу
Журавли летят.
Выйдешь — поневоле
Тяжело — хоть плачь!
Смотришь — через поле
Перекати-поле
Прыгает, как мяч.
Учись у них…
Учись у них - у дуба, у березы.
Кругом зима. Жестокая пора!
Напрасные на них застыли слезы,
И треснула, сжимаяся, кора.
Все злей метель и с каждою минутой
Сердито рвет последние листы,
И за сердце хватает холод лютый;
Они стоят, молчат; молчи и ты!
Но верь весне. Ее промчится гений,
Опять теплом и жизнию дыша.
Для ясных дней, для новых откровений
Переболит скорбящая душа.
Не упрекай, что я смущаюсь...
Не упрекай, что я смущаюсь,
Что я минувшее принес
И пред тобою содрогаюсь
Под дуновеньем прежних грез.
Те грезы — жизнь их осудила —
То прах давнишних алтарей;
Но их победным возмутила
Движеньем ты стопы своей.
Уже мерцает свет, готовый
Всё озарить, всему помочь,
И, согреваясь жизнью новой,
Росою счастья плачет ночь.
Не отходи от меня
Не отходи от меня,
Друг мой, останься со мной!
Не отходи от меня:
Мне так отрадно с тобой...
Ближе друг к другу, чем мы,-
Ближе нельзя нам и быть;
Чище, живее, сильней
Мы не умеем любить.
Если же ты - предо мной,
Грустно головку склоня,-
Мне так отрадно с тобой:
Не отходи от меня!
