Каждая смена в реанимации — это словно бой на невидимом фронте. За каждой дверью скрываются судьбы, за каждым монитором — шанс на жизнь. Но иногда даже весь профессионализм, все усилия и все ресурсы оказываются на грани возможного. И тогда остаётся только вера.
На этот раз вызов поступил в середине ночи: “Девочка, 8 лет, критическое состояние, отёк мозга. Скорая в пути”. Я едва успел сделать глоток холодного чая, когда ворота реанимационного отделения распахнулись. Носилки. На них — маленькое тело, окружённое трубками и проводами. Глаза закрыты, кожа сероватого оттенка. Рядом — мать, которая, кажется, давно перестала плакать. Она лишь смотрела, как будто мысленно умоляла нас о чуде.
— Пострадавшая — Арина, 8 лет. Удар головой при падении. Потеря сознания. Травма в школе. Интубирована в машине скорой помощи. Пульс 130, давление нестабильное. Отёк усиливается. — Быстро рапортовал фельдшер.
Мы приняли девочку. Я мельком взглянул на неё и тут же отдал распоряжения: готовить к экстренной операции, обеспечивать полный мониторинг, вводить осмотические диуретики для снятия отёка.
В такие моменты всё происходит как в тумане. Команда действует слаженно, словно часы. Ты знаешь, что каждая секунда критична. Пока хирургическая бригада готовилась, мы боролись за каждый удар её сердца.
Мать стояла в углу. Её лицо было бледным, как у дочери, губы шевелились в беззвучной молитве. — Она всегда была такой активной… Такой умной. Она хотела стать врачом, как вы… — внезапно произнесла она.
Я кивнул, не в силах ответить. Потому что в тот момент главное — не слова, а действия.
Борьба за жизнь
Операция началась. Всё — как на автомате. Я наблюдал за мониторами, вводил препараты, корректировал параметры ИВЛ. Хирург осторожно вскрыл черепную коробку, чтобы снять давление, вызванное отёком. Это была долгая, выматывающая работа. Казалось, что время остановилось.
Каждую минуту я смотрел на мониторы, видя мельчайшие изменения. Сердце билось неровно. Мы теряли её. Вводили адреналин. Давали дополнительные дозы диуретиков. На мгновение показатели стабилизировались. Но затем — снова падение.
— Её сердце слишком слабое, — тихо сказал анестезиолог.
— Нет. Ещё немного. Ещё раз. — Я не мог просто сдаться.
В какой-то момент мне показалось, что мы выиграли. Пульс стал устойчивее, давление — в пределах нормы. Но радость была короткой. Через час началось сильное кровоизлияние. Ещё один кризис. И снова борьба.
Последний вдох
К утру её тело начало сдавать. Мы делали всё возможное, но ресурсы маленького организма истощались. Арина перестала реагировать. Мониторы один за другим показывали замирание функций.
— Ещё адреналин. Запускаем дефибриллятор, — сказал я.
Три разряда. Четыре. Пульс снова появился — едва ощутимый. Но я уже видел, что это борьба напрасна. Её маленькое тело не справлялось.
Последний раз сердце ударилось, и наступила тишина. Линия на мониторе выровнялась. Все замерли. Я снял перчатки, отошёл к стене. В груди — ком. Это был не просто очередной пациент. Это был ребёнок. Маленькая девочка, чья жизнь только начиналась.
— Мы сделали всё, что могли, — сказал я матери, которая уже поняла всё без слов. Она подошла к дочери, осторожно коснулась её руки.
Эхо в сердце
Каждый реаниматолог знает, что не все истории заканчиваются хорошо. Мы привыкли к утратам. Но это не значит, что мы не чувствуем боли. Арина останется со мной навсегда. Её маленькая рука, её мать, её мечта стать врачом — всё это теперь часть моего сердца.
Я возвращаюсь домой после таких смен, сажусь на кровать и долго смотрю в стену. Думаю о том, почему не смог, что можно было сделать иначе. И в то же время я понимаю: наша работа — это не только спасение. Это борьба. Борьба за каждую жизнь, даже когда шансы почти равны нулю.
Иногда мы проигрываем. Но это не значит, что мы сдаёмся. Потому что завтра на наше место придёт новый вызов. И мы снова будем стоять на грани, чтобы попытаться спасти кого-то ещё.