В ряде бывших советских республик наблюдается необычный для мировой демографической ситуации феномен: так, если в Казахстане суммарный коэффициент рождаемости в 2015 году составлял 2,73, то в 2024 году по предварительным расчётам достигнет 2,91; а в Узбекистане СКР вырастет с 2,49 до 3,36.
Это говорит о возрастании роли этих стран в геополитическом балансе Евразии, прежде всего – на постсоветском пространстве.
За влияние на народы Центральной Азии, за привлечение возможных партнёров или сателлитов на этом пространстве борется целый ряд полюсов формирующегося многополярного мира.
Начнём свой обзор с Казахстана – наиболее крупного и развитого государства региона.
Удаляющийся партнер
На первый взгляд, трудно найти более близкие в прямом и переносном значении страны, чем Россия и Казахстан. Российская и казахская инфраструктуры завязаны друг на друга: железные дороги петляют между нашими странами, энергосистемы соединены напрямую, взаимный торговый оборот растёт. Астана активно участвует во всех интеграционных проектах, инициированных Москвой. Русский язык в Казахстане остаётся языком межнационального общения; в Алма-Ате русский – родной язык для национальных меньшинств и для этнических казахов.
Вместе с тем, самый заметный тренд в Республике Казахстан более тридцати последних лет –«дерусификация». Присутствие Русского мира здесь убывает неуклонно. Против русского присутствия здесь работает демография. В 1989 году на славянское население приходилось 45 % населения, сейчас – от силы 18 %. Доля казахского этноса выросла за это время с 40 % до 70 %.
При том, что население Казахстана между переписями 1989 и 2021 годов выросло примерно на одну пятую, с 16,4 до 19,2 миллиона человек, русская община за это же время сократилась более чем вдвое, с рекордных 6,2 миллиона до 2,98 миллиона человек. К убыли привели как низкая рождаемость, так и массовая эмиграция, точнее репатриация. На сегодня русская община Казахстана заметно состарилась, что дополнительно снижает демографический и общественно-гражданский) потенциал сообщества.
От «планеты языков» к этническому монолиту
В третье десятилетие нашего века Республика Казахстан (РК) вступила не со спадом, как в подавляющем большинстве стран мира, а с подъёмом демографических показателей. На юге и юго-западе (в регионах Шымкента и Мангыстау) размер семьи достигает рекордных африканских величин – выше пяти ожидаемых детей на женщину. На севере и северо-востоке (Костанай, Петропавловск, Усть-Каменогорск), где до сих пор ещё преобладает русское население, суммарный коэффициент рождаемости снижается ниже двух, достигая минимума в Фёдоровском районе (1,53) – это уже европейский стандарт. В центральных же районах страны, где казахское население составляет очевидное большинство, размер семьи держится выше трёх с половиной. Количество детей в расчёте на одну современную казашку приближается к цифре четыре, то есть примерно в три раза больше, чем у современных русских женщин.
Сохранить свою долю в населении этой страны имеют шанс только узбеки, уйгуры и дунгане, в совокупности составляющие около 4 % граждан Казахстана.
Курс на «самодостаточность»
Сокращение русского присутствия влияния в Республике Казахстан происходит не только в силу демографических процессов. На это направлена политика Астаны. Ещё правительство Назарбаева с первых лет независимости испытывало страх потери значительной части регионов, в ХХ веке населённых преимущественно русскими. Обширное государство, где титульный этнос составлял к моменту распада СССР от силы 40 %, не выглядело достаточно целостным и прочным. В случае референдума в те годы добрая треть территории с половиной населения, расположенная в основном к северу от пятидесятой широты, могла отойти к России. Нейтрализация возможного сепаратизма стала лейтмотивом политики Астаны.
Ради сведения к минимуму потенциально пророссийских регионов был совершён перенос столицы на север, из Алма-Аты в бывший Целиноград. К этому надо добавить осуществлённую в девяностые годы перекройку административных границ, позволившую контролировать большую часть областей меньшей частью избирателей. Талды-Курганская область была соединена с Алма-Атинской, Абайская/Семипалатинская с Восточно-Казахстанской, и Тургайская с Костанайской. Ещё более эффективным инструментом стало организованное переселение жителей южного Казахстана в пустеющие из-за эмиграции русских северные области. С точки зрения экономики — это рациональное перемещение рабочих рук. Но этнополитический подтекст осуществлённого таким образом третьего, назарбаевского (после первого, столыпинского и второго, хрущёвского) заселения целинных земель очевиден.
В «ненадёжные» русскоязычные регионы был направлен поток казахских репатриантов, так называемых оралманов («вернувшихся»). В 1991-2010 годах главной страной исхода оралманов был Узбекистан, ныне основной источник репатриантов – из Китая. За тридцать с лишним лет независимости в РК прибыло около 1 130 тысяч оралманов, наполовину численно компенсировав русский исход. Потенциал иммиграции титульного этноса остаётся значительным: казахская община в КНР, в Синьцзян-Уйгурском Автономном Районе, превышает 1,5 миллионов человек. Переселение в Казахстан является мечтой многих китайских казахов.
Сокращение русского присутствия в Казахстане происходит не только в физическом, но и в духовном, культурном измерении. Переименовано огромное количество топонимов, которые исторически связаны с русской общиной – например, основанные русскими города Гурьев (ныне Атырау) и Семипалатинск (ныне Семей). В сборнике «Сто замечательных людей» республики русские (да и вообще, неказахские) фамилии можно пересчитать по пальцам одной руки, хотя реальный вклад нетитульных народностей в науку, культуру и экономику Казахстана значителен.
Установка на отстранение от России и Русского мира, на полную этническую обособленность, пронизывает все слои казахской элиты: от политиков, занимающихся администрированием, до режиссёров, создающих видеопродукцию. Наш юго-восточный сосед «отчаливает»: Казахстан отдаляется от России, как остров, оторвавшийся от материка.
В какой-то степени логику казахских элит можно понять. Это «подростковый синдром» молодой государственности, долгое время находившейся в орбите иного политического центра и теперь утверждающей собственную дееспособность. Возможно, через несколько десятилетий нынешние перегибы исчезнут. Сама география делает сотрудничество Москвы и Астаны неизбежным. Однако русским в Казахстане «здесь и сейчас» наблюдать дерусификацию неприятно. И для России есть повод задуматься. Формально Астана не даёт оснований сомневаться в соблюдении существующих союзнических обязательств, но удаление от одного центра силы неизбежно означает сближение с другим.
Какие столпы формирующегося многополярного мира могут претендовать на влияние в Казахстане? Куда станет дрейфовать огромный степной «остров» в случае продолжающегося удаления от Российского «материка»?
Притяжение доллара
В момент обретения Казахстаном независимости безальтернативным претендентом на влияние в регионе выглядел Запад. В начале девяностых инвесторов из Европы и Северной Америки интересовали внушительные природные богатства центральноазиатского государства. На долю Казахстана приходится около 15 % мировых разведанных запасов урана, более 4 % золота, более 3 % нефти (не говоря уже о прочих ценных ресурсах, например, литии).
Буквально за несколько первых лет рыночных реформ американские нефтяные компании Chevron и Exxon Mobil, англо-голландская Shell, итальянская Eni, французская Total сосредоточили в своих руках более половины добычи казахстанского «чёрного золота», а французская «Орано» и канадская Cameco, наряду с японской Energy Asia Ltd. охватили инвестициями более половины урановых рудников. В 1993 году осуществлена долгосрочная сделка по приобретению американцами 50 % нефти, добываемой на месторождении Тенгиз – но десять лет спустя всплыли неприглядные факты о взятках, сопровождавших эту покупку. Показательно, что контракт никто не отменил, что позволяет оценить силу лобби заокеанских нефтяных магнатов в РК.
Второй сферой, где, как казалось, у западных инвесторов нет конкурентов, выглядело казахстанское гражданское общество. Сразу после принятия «Закона об общественных объединениях» в республику начали действовать фонд «Сорос-Казахстан», фонд «Евразия» (финансируемый Агентством США по международному развитию), а также представительство Еврокомиссии. На протяжении двух десятилетий западные фонды выступали главными спонсорами неправительственых организаций РК, манипулируя общественным мнением. Ряд патронируемых из Штатов казахских НПО без обиняков называли политику дерусификации «деколониальной повесткой». С подачи прозападных активистов муссировался тезис о «китайском засилье» в главном, горнодобывающем секторе казахской экономики. (На самом деле вес китайских компаний в этой сфере втрое уступает весу западных фирм).
Третьим по значимости фактором западного влияния в РК можно назвать попытку «приватизации» второго поколения элиты. Значительная часть детей крупных бизнесменов и влиятельных административных чинов стала получать образование в европейских и американских университетах, что в силу «династических» местных традиций открывало перед западными культуртрегерами обнадёживающие перспективы.
Тем не менее, сегодня можно смело утверждать, что Запад не стал и не станет доминирующим в Казахстане центром силы. Хотя ведущая отрасль казахской экономики, нефтедобыча (на неё приходится около 16 % ВВП и 50 % экспортных доходов) – до сих пор контролируется преимущественно западным капиталом (около 30 % из США и 18 % из ЕС), доля западных фирм здесь уже много лет не растёт, в то время как доля национального контроля увеличивается. В 2021 году удельный вес казахских компаний в нефтедобыче РК превысил удельный вес американцев и в 2023 году достиг 33 %. Одновременно в урановой промышленности «Росатом» переиграл западных конкурентов, перекупив через свою дочку Uranium One Inc. канадские акции и расширив присутствие на других месторождениях. Российский бизнес доминирует над западными конкурентами в золотодобыче РК. Западная экспансия в экономике пошла на спад.
С 2005 года правительство Казахстана ввело т.н. госзаказ, начав успешно теснить иностранных спонсоров в некоммерческой сфере. С 2016 года введено Положение о финансовой отчётности НПО – мягкий аналог закона об иноагентах. К 2020 году государственное финансирование гражданского общества в РК превысило суммарные зарубежные вливания, составив примерно 30% от средств, проходящих через счета неправительственных организаций. После событий 2022 года чаша весов ещё сильнее сместилась в пользу государства.
Главными препятствиями для западного триумфа являются традиционный патернализм управленческой системы Казахстана, который неизбежно приходит в противоречие с навязываемой Западом моделью общества и стремительно растущий рядом Китай.
«Ветер с Востока одолеет ветер с Запада»
Эта известная цитата Мао хорошо иллюстрирует события, происходящие сейчас в Центральной Азии. То, что КНР стала экономикой номер один в мире, и то, что эта сверхдержава расположена в непосредственном соприкосновении с Казахстаном, меняет картину мира, рисовавшуюся в умах казахстанских визионеров на заре независимости.
КНР – главный торговый партнёр РК. На Поднебесную приходится 19 % казахского экспорта и 27 % импорта (для сравнения – на Россию 12 % и 26 %, на США – 2 % и 4 %). Китайские покупатели интересуются медью, нефтью и ураном; в импорте из КНР преобладает продукция электроники, машиностроения и лёгкой промышленности. Китайские производители завоёвывают те сектора рынка, где прежде доминировали европейцы и японцы. В 2023 году каждый пятый новый автомобиль, купленный в Казахстане, был китайского производства.
КНР не демонстрирует стремления манипулировать общественными и политическими процессами в Казахстане, растущая экономическая роль этого гиганта автоматически противостоит североатлантическим амбициям. С 2015 года Астана принимает участие в глобальной инициативе Пекина «Один пояс, один путь»: подписан ряд договоров и инвестиционных соглашений, в Фонде Шёлкового пути выделены 2 млрд. долларов для вложений в Казахстан, осуществляется программа «Цифрового Шёлкового пути» для казахских IT-специалистов. Сотрудничество с КНР выглядит более привлекательным, чем сдача природных месторождений западным компаниям.
В то же время шансы Китая стать центром притяжения для казахстанского общества не слишком высоки. Существует напряжённость, вызванная положением казахской общины в Синьцзяне. Соцопросы выявляют высокую долю казахов, говорящих об отрицательном отношении к китайскому присутствию, чего не наблюдается в отношении к присутствию американскому. Возможно, это неравенство порождено субъективными причинами. В отличие от русофобской и синофобской активности, для которой Запад финансирует НПО, антиамериканской пропагандой в РК никто всерьёз не занимался. Тем не менее, если Пекин вознамерится стать идейным лидером в регионе, он натолкнётся на неприязненное отношение заметной части казахского общества.
Лицом в сторону Мекки
Как и во многих традиционно мусульманских регионах постсоветского пространства, в Казахстане наблюдается феномен исламского возрождения. Если в 1989 году в республике действовало около семидесяти мечетей, то сейчас их количество приближается к трём тысячам. По переписи 2021 года 69 % жителей РК идентифицировали себя как мусульмане, что составляет подавляющее большинство казахской общины. Многие исследователи полагают, что именно исламское возрождение стало основной причиной демографического бума, особенно в южных областях РК, где религиозность населения выше.
Исламизация влечёт за собой вхождение страны в круг Ближневосточной цивилизации, усиление арабского влияния, - как на уровне государственных отношений, так и на уровне неформальных сетевых связей, которыми всегда отличалась суннитская умма. В Казахстане при поддержке Египта уже 23 года действует Университет исламской культуры «Нур» («Свет»), из стен которого вышла значительная часть нынешнего мусульманского духовенства РК. Активность проявляют и радикальные организации, призывающие к строительству Халифата, например, «Хизб ут-Тахрир» и «Таблиги Джамаат», которых казахские эксперты относят к «первой группе риска» с точки зрения государственной стабильности. Исламские радикалы в РК долго не вступали на путь вооружённой борьбы, ограничиваясь лозунгами бескровной смены общественного устройства. Исключением стали январские события 2022 года, однако то, как быстро пошли на спад волнения, столкнувшись с твёрдыми государственными мерами, показало ограниченность влияния экстремистов.
Относительная слабость радикального исламского крыла вызвана объективным состоянием казахского общества. Социальное положение граждан РК куда лучше, чем в Киргизии, Таджикистане и особенно, чем в Афганистане; здесь труднее найти благодатную для экстремизма почву среди отверженных. Казахский народный ислам гораздо более либеральный, нежели фундаментальный арабский. Традиционно быт казахских мусульман в гораздо меньшей степени регламентирован религиозными догматами. Женщины здесь никогда не закрывали лицо. В настоящее время обсуждается даже запрет на ношение никабов и хиджабов в публичных местах (паранджа уже запрещена из соображений общественной безопасности).
Можно прогнозировать, что Казахстан останется обществом умеренного ислама, и не станет базой для строительства Халифата. Исламский фактор хотя и будет содействовать сближению РК с Арабским миром, не станет решающим в определении геополитических предпочтений официальной Астаны.
Турция: братья по крови
Ещё один интеграционный проект, обращённый к историческим корням казахского народа, основанный не на религиозной, а на языково-родовой близости, может предложить Турция. Речь идёт об Организации Тюркских Государств, в которой обрели реинкарнацию идеи пантюркизма.
Рассматривать Турцию всего лишь как второстепенного члена НАТО не стоит. Современная Анкара, опираясь на быстро растущий демографический и экономический потенциал, ведёт собственную игру, воскрешая в национальном самосознании образ «сердцевинного государства» Ближневосточной цивилизации. В отличие от Османской империи, претендовавшей на покровительство всей мусульманской умме, интеграционная идея нынешней турецкой элиты носит локальный характер, она распространяется на родственные тюркские народы. Нынешняя Турция в глазах граждан тюркоязычных стран выглядит как успешное, во многом образцовое тюркское государство.
Эрдоган на сегодня является чуть ли не самым популярным мировым лидером в глазах казахской интеллигенции. Он соединяет в себе стремление к защите национальных интересов и подчёркнутое, но, в отличие от ваххабитов и «братьев-мусульман», не радикальное уважение к исламу, - сочетание, которое симпатично казахскому обществу. Позитивный отклик вызвали среди казахской публики слова главы Турции, прилетевшего на саммит в Астану: «Я приехал на землю предков».
Идеологи тюркского единства в Анкаре с большим пиететом относятся к своим казахским партнёрам, понимая, что имеют дело со второй экономикой и первым по площади государством потенциального Тюркского мира. Первый саммит Тюркского Совета (предтечи ОТГ) состоялся в 2011 году в Алма-Ате. Астана тогда же объявлена «столицей тюркской культуры».
С экономической точки зрения Турция пока не играет в Казахстане серьёзной роли. И по объёму инвестиций, и по доле товарооборота турецкий бизнес в четыре – семь раз уступает китайскому и российскому. Однако стоит подчеркнуть, что выражение «братские инвесторы» в информационном пространстве РК регулярно применяется только к туркам. Зато в культурной жизни Казахстана Турция заняла весомый сегмент; в частности, турецкие телепередачи и фильмы по частоте просмотров сравнялись с российскими и западными. Переход казахской графики на латиницу не столько маркер вестернизации, сколько шаг к единому тюркскому алфавиту, специально разработанному комиссией лингвистов ОТГ по образцу турецкого.
Конечно, если Анкара будет «перегибать палку», настойчиво предлагая себя в качестве «старшего брата», это вызовет обратную реакцию казахского общества, оберегающего свою самостоятельность. Однако если идея будет осуществляться в меру деликатно, она выглядит конкурентоспособной. Объективно, одностороннему сближению Астаны с Анкарой препятствует удалённость Турции, а также её не слишком большой экономический вес по сравнению с Китаем, США и Россией.
Обреченные на многовекторность
На протяжении долгих веков Великая Степь, на просторах которой расположен Казахстан, была мостом между великими и древними цивилизациями Евразии. И сегодня это государство по-прежнему располагается на перекрёстке культурных и политических миров, тесно взаимодействуя с центрами глобального влияния.
Равноудалённость и многовекторность казахского правительства – не продукт хитрой политической игры, а императив, заданный историческим и географическим положением страны. Ни одна из мировых сил не может предложить РК интеграционный проект, однозначно выигрышный по сравнению со всеми прочими. Надо понимать, что в список альтернатив скоро обязательно добавится ещё один вектор, индийский - в XXI веке этот южноазиатский гигант скажет веское слово.
Нам при строительстве российской долгосрочной стратегии необходимо учесть, что казахское общество в массе своей не хочет односторонне ориентироваться на Москву. Но и наши геополитические конкуренты вряд ли получат титул единственного лидера в этом регионе. России не обязательно делать Казахстан своим ближайшим верным союзником. Эта идея выглядит малоосуществимой. Нужно максимально ослабить процесс отдаления, удержать существующие позиции, защитить интересы русской общины, сохранить позитивную историческую память. А учитывая интенсивность ведущейся в РК западной русофобской пропаганды и действия радикальных исламистов, России требуется серьёзная работа с казахским обществом – чтобы «отдаляющийся союзник» не превратился в «надвигающегося противника».
Подписывайтесь на Телеграм-каналы Института РУССТРАТ и его директора Елены Паниной!