4 декабря 2012 года ушёл из жизни Василий Иванович Белов, известный русский прозаик, драматург, поэт, публицист, член ЦК КПСС, депутат Верховного Совета СССР, лауреат Государственных премий СССР и РФ, кавалер ордена Ленина и многих других государственных и церковных орденов.
Василий Иванович Белов. Видеокамера: Александр Алексичев.
Он и взаправду писал только пером, тексты печатали на машинке сёстры, невольно пытались подражать брату, ссорились, кто из них лучше пишет, сошлись на том, что в семье и одного писателя довольно.
Теперь машинка стоит и в мемориальном кабинете в квартире-музее на улице Октябрьской.
Ранее квартиру занимал Дрыгин, первый секретарь обкома партии, Анатолий Семёнович, вологодский Медичи, заболел той же болезнью, что и Андропов, уехал в Москву, квартиру оставил не кому-нибудь, а Белову; вскоре, в горбачевские тёмные времена, Василий Иванович догнал Дрыгина в чинах, стал членом ЦК КПСС.
Неслыханная популярность, наравне с Пугачихой, настигла Белова (и Распутина, и Залыгина) в годы аферы с поворотом рек, всесоюзного спектакля, грамотно поставленного для одурачивания публики и для повышения авторитета властей предержащих. "Плавали бы мы, как караси! - сказал Василий Иванович в лёгком подпитии в машине по дороге из Кубенского в Вологду. - Тогда мой нос и пострадал. Вечером у Пролома на Старый Базар двое - раз мне по носу, крови как из барана, тех и след простыл... На днях меня за руки, за ноги четверо санитаров держали во время операции. Искривление носовой перегородки, не мог правильно дышать, мозгам кислороду не хватало..."
Сверкающие ножи бульдозеров для устрашающих киносъёмок победно взметнулись вверх: вот-вот северные реки при помощи цепочки атомных взрывов хлынут на Юг, затопят плодородные поймы и низменности, внушаемая публика всерьёз опечалилась, писатели продолжали нагнетать панику, вдруг - постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР: о поворотах рек забыть, аферу закрыть, на непроработанные, рисковые проекты нечего деньги тратить (вологодское словечко: гаторить)!.. Мне и начальника мехколонны показывали, говорить с ним об афере, расстраивать старика было невыгодно: он купил много моих картинок и прикапливал денег на новые покупки...
Общественность, воспитанная телевизором, возликовала: к руководству страной пришли смекалистые, дельные ребята, популярность недалёкого хитрована Горбачёва пошла вверх космической ракетой, как тут ему не пригласить Белова в Центральный Комитет в качестве декоративной фигуры, как тут не пригласить столь же наивного Распутина в советники президента. Аферист Горбачёв быстро был сметён буржуазной революцией, вызревшей в глубинах советского общества, но известность Белова и Распутина как защитников северных рек притом нисколько не пострадала, никто не брал во внимание очевидного факта, что писатели - не учёные, не гидрологи - поют с чужого голоса, поначалу - с голоса академиков, чей авторитет был срочно накачан телевидением: Яншина, Яблокова, Данилова-Данильяна...
Не дать казахам и узбекам ни капли воды из Оби и Иртыша, отрезать Туркестан от СССР, - таковы были мечты США; все мечты америкашек, нашего геополитического противника - с помощью наших же предателей, врагов народа - непременно сбываются, вот и возьми наш народ за рубль двадцать... Турция собирается припутать к себе бывший советский Туркестан и земли мусульман Поволжья в качестве провинций будущего Великого Турана, через Турцию, в обход России, туркмены и азербайджанцы повели свои газопроводы...
На страх врагам дружбы советских народов существует десятки лет канал Иртыш-Караганда, питающий водой промышленное сердце Казахстана, протяжённость канала сравнима с расстоянием от Вологды до Москвы; семиреченские казаки уморительно смешно поют по-казахски песню "Вологда" (есть в интернете), но на стенах развешаны хари и личины идолов западного шоу-бизнеса...
Памятник известному русскому писателю Белову воздвигнут около областной библиотеки, носящей имя странное по нынешним временам, в советскую эру имя говорящее: революционера Ивана Бабушкина.
В России две напасти:
Внизу - власть тьмы,
А наверху - тьма власти...
Так писал другой знаменитый литератор-вологжанин Владимир Гиляровский.
В случае с Бабушкиным всё закономерно: из тьмы - к свету, к знаниям... Бабушкин, ленинский соратник, уроженец Леденьги, был расстрелян на Дальнем Востоке карательной экспедицией Меллера-Закомельского, но именно на родине Бабушкина появился на свет первый вологодский космонавт, Павел Беляев... Памятники и Бабушкину, и Беляеву в Вологде стоят давно...
Не дай бог (бога здесь по правилам надо писать с маленькой буквы), областную библиотеку переименуют, - памятник Белову не случайно поставили перед входом в главное здание, намёк ясен...
Государственные премии Белов получил и при Брежневе, и при Путине, - ласковое телятко двух маток сосёт!
Перечитайте речи Белова на депутатском съезде или его трилогию "Час шестый", схватитесь за голову: антисоветчик ярый. Теперь, в ходе войны с Западом, власти предержащие напустили тумана, целую тактическую дымовую завесу создали. Или это не дымовая завеса, а действительно маятник времён, как ему и положено, качнулся в обратную сторону: вперёд, в славное советское прошлое?.. Двух жизненных сроков никому не отпущено, однако, ушлые люди ухитряются балансировать на гребне волны при любом режиме...
Гиря до полу дошла, так говорят вологжане о настенных часах-ходиках, соображая совсем о другом, публицисты выражаются яснее: "Так жить нельзя". Сборник статей с этим названием появился в конце "перестройки", авторы - сплошные ельциноиды, но есть там и статья В. Белова, - я расстроился, сунул книжку обратно в бездонный книжный шкаф... Бывает, голой ногой обнаружится на полу запропастившаяся большая, с широким ушком, "хомутная" иголка, или в канаве найдётся колесо от детского велосипеда, - можно приспособить к огородной тачке, - говорят: "О, эта штука от часов!".. Последнее явилось на ум ни к селу ни к городу (запятой здесь не ставят), а неразгаданный смысл в нём есть...
Депутат В. Белов спускается со съездовской трибуны.
В президиуме - А. Лукьянов, В. Орлов, председатель Верховного Совета СССР и председатель Верховного Совета РФ. Фото: РИА-Новости.
Вот что говорил союзный депутат - прошёл без выборов, по "списку Горбачёва" - Белов в конце своей речи:
"Первое. Немедленно разработать и придать РСФСР государственный статус. Второе. Реабилитировать крестьян, репрессированных и раскулаченных в 20-х, 30-х, 40-х и 50-х годах... Третье. Создать российские средства массовой информации – в том числе и телевидение, кино, театр <…> Четвёртое. Вернуть православные и другие храмы и монастыри прежним владельцам – это очень серьёзные требования и очень многочисленные. Пятое. Восстановить исторические названия городов, улиц, площадей". В. И. Белов. Из речи на 2-м съезде народных депутатов СССР. Декабрь, 1989.
Государственный статус РСФСР - по существу отказ от СССР, что вскоре и произошло - был заветной целью ельцинистов и американцев, водивших Ельцина на коротком поводке, и вдруг их поддерживает полный антагонист, замшелый провинциальный депутат, писатель-деревенщик, Колобок сказочный: "Я от дедушки ушёл..."
До горбачёвской аферы с "перестройкой" за подобные слова депутата Белова приставили бы к стенке или законопатили бы в качестве "диссидента" в известное учреждение, на казённую пищу, - подоспела разрешённая или заказная смелость, недалёкий плут Горбачёв полистал стенограммы съезда, убедился, что разрешённая смелость работает, вписал Белова в ряды своих соратников, в ЦК КПСС...
Депутат Распутин на съезде заикнулся, кинул пробный шар, мол, если русских клянут во всех бедах, то, может быть, России отчалить от СССР в свободное плавание... Идея не первой свежести, её высказывал ещё Солженицын в Новой Англии, но Распутин, и став советником Горбачёва, и пережив отставку патрона, не отказывался от неё лет десять, пока не получил премию фонда Солженицына, получил из рук "литературного власовца" в уже распавшемся Советском Союзе...
В скором времени афера с "перестройкой" стала ясна даже в дальних гаражах, где работяги пили "чернила", мой одноклассник Валерка видел там и Белова, и его красную "Ниву", - в загородных гаражах за "чернила" могли починить и президентский турбовинтовой самолёт "Ил-62"...
Повинную голову меч не сечёт, - Белов успел и покаяться публично, в 2002 году, в журнале "Наш современник", где состоял членом редакционной коллегии...
"Советская власть – была нормальная власть, даже сталинская власть, и народ к ней приспособился.
А потом началась ненормальная власть, которой народ просто не нужен.
Советская власть была создана и Лениным, и Сталиным, и даже Троцким, всеми большевиками, и государство, надо признать, было создано мощное. Может быть, самое мощное за всю русскую историю.
И вот его уже нет и не будет.
Нет и советской власти.
Я понимаю, что и я приложил руку к её уничтожению своими писаниями, своими радикальными призывами. Надо признать. Я помню, как постоянно воевал с ней. И все мои друзья-писатели.
Вроде и прав был в своих словах, но государство-то разрушили.
И беда пришла ещё большая..."
В. И. Белов в беседе с В. Г. Бондаренко. «Наш современник». № 10, 2002.
Я был знаком с Беловым с 1969 года.
Особенно часто мы общались в те дни, когда ему загорелось написать "посильные рассуждения" о судьбе великого русского композитора Валерия Александровича Гаврилина.
Анатолий Заболоцкий, Наталия Гаврилина, Василий Белов, Валерий Гаврилин, Ольга Белова. Ленинград, квартира семейства Гаврилиных...
Белов недоволен очередным разногласием с Наталией Евгеньевной, Заболоцкий смотрит с ужасом: что-то должно случиться, остальные сохраняют спокойствие... Фото: (предположительно) Анатолий Пантелеев, друг семейства Гаврилиных, друг и Белова...
С Гаврилиным я знаком не бывал, но биографию его досконально изучил в продолжительных беседах - кое-что записал на плёнку, перевёл на бумагу - с Наталией Евгеньевной Гаврилиной (Штейнберг), в архивах нашёл документы, перечитал гору музыкальной литературы, потому на каверзные вопросы Белова отвечал без запинки, кое-что умалчивал, чуя, к чему дело клонится, и Василий Иванович разочарованно восклицал: "Всё знаешь, тут - на..."
Вологда, квартира семейства Беловых, 2002 год. А. С. Алексичев, В. И. Белов. Фото: Александр Алексеевич Грязев.
Когда я сказал, что противная сторона не дремлет, что моим доверенным лицам в архивах стали чинить препятствия, Белов вскричал: "Побегу к губернатору!" Через день доложил: "Дошли со Славушком до больших матов, с Евгеньевичем..."
Опасался, что в бюджете области не хватит денег для его антисоветской трилогии "Час шестый", собранной в одном - тысяча страниц! - томе, а губернатор не жалеет денег на издание книги записок Гаврилина, пусть бы Ленинград - по месту проживания - и раскошеливался.
Губернатор Вячеслав Евгеньевич Позгалёв, много сделавший для развития культуры, резонно возражал, что Гаврилин - не Бродский, на которого любой, в том числе и ленинградский, бюджет откликнется моментально; композитор Гаврилин и весьма сомнительный стихотворец Бродский жили некоторое время почти рядом, через площадь, но Бродского законопатили пасти телят в Архангельскую область, в район на границе с Вологодчиной, и теперь - слава богу - покойный нобелевский лауреат активно подрывает бюджет архангельцев-трескоедов... Губернатор сказал, что по Белову бюджет расписан отдельной строкой... Говорили о книгах, настращать архивистов забыли...
Губернатор Вологодской области (1990-е годы) В. Е. Позгалёв, заместитель губернатора И. А. Поздняков. Музыкальный фестиваль памяти Валерия Гаврилина. Видеокамера: Александр Алексичев.
Девичья фамилия жены Гаврилина и всё, что с этим связано, были для Белова камнем преткновения...
В своём повествовании (журнал "Вологодская литература", 2008) я не старался использовать фамилию в качестве литературного приёма или исторической интриги, читателю неквалифицированному осталось догадываться, не родственница ли это Максимилиана Осеевича Штейнберга, "Овёсыча", зятя Николая Андреевича Римского-Корсакова и - наставника Дмитрия Дмитриевича Шостаковича... Шостакович до недавнего времени служил иконой и щитом "шестидесятников", теперь те мамонты антисоветизма вымерли, но в начале шестидесятых годов студента Гаврилина за случайно вырвавшееся критическое словечко о Шостаковиче едва не выгнали из консерватории... У Штейнберга учился и Феодосий Антонович Рубцов, затем, в шестидесятые годы, профессор, наставник Гаврилина, пробудивший в студенте восторг перед Русским Миром...
Все эти и другие - их множество - занимательные перипетии я пытался хотя бы пересказать Белову, но Василий Иванович не внял, и архивных бумаг не стал читать, - у него были планы не возвеличить ушедшего товарища, а принизить, дать сдачи за то, что Гаврилин ни одного беловского поэтического опуса не омузыкалил, не прославил, не озолотил гонорарным дождём...
В конце концов, по прочтении рукописи Белова, не найдя в ней ничего путного, - а замах был на книгу в серии "Жизнь замечательных людей!" - я с ним разругался устно и письменно, отказался от сотрудничества... Предупреждал Василия Ивановича, мол, его каверзные высказывания в газетах против Гаврилиной могут кончиться нехорошо, но он схлестнулся с консультантом никчёмным, с московским композитором Антоном Висковым, таким же монархистом и клерикалом, как и сам Белов, и - события между собой не связаны - в скором времени журнал "Наш современник" погорел на четыре тысячи "зелёных"...
Куняев болел, был не при делах, узнал и приказал незамедлительно перечислить деньги во избежание ещё и расходов судебных; Станислав Юрьевич и тогда простил своего друга, потому что сам способствовал публикациям, книгу записок Гаврилина "О музыке и не только...", внезапно взбудоражившую всех, спрашивал и у меня; книга пока была только у Белова, подаренная ему Гаврилиной с расчётом на добропорядочный рассказ о многолетнем знакомстве и дружбе писателя и композитора...
Незадолго до потери журналом четырёх тысяч гринов, поскольку мы уже не разговаривали, Василий Иванович прислал письмо, утверждал, что Гаврилина - "дура", что в суде она проиграет, что и я погорю вместе с нею, словно я был её адвокатом...
И всего-то надо было журналу написать письмо да спросить разрешения у Гаврилиной, у владелицы авторских прав, - рутинное дело, практика обязательная, но ...в Белове взыграла гордыня, редакция уважила его и высекла сама себя... А счастье, как говорится, было так близко, так возможно...
"Что ты крутишься вокруг этой чёрной бабы! - вскипел Василий Иванович, когда я, его же консультант, по телефону сообщил ему, что минуту назад говорил с Наталией Евгеньевной, что владелица авторских прав согласна на публикацию в "Нашем современнике" - Есть ребята побольше, знают, кого спрашивать и кого не спрашивать..."
Теперь клоню к тому, чтобы из книги, которая подвела журнал под монастырь, взять две цитатки, многое говорящие о современном котле, в котором приходится вариться людям мира искусств и литературы.
Времена давние, на кухне было крой кого хошь, но публично в такой стилистике выражаться было ни-ни!
Гаврилин готовился, если дадут слово, выступить на Всероссийском съезде композиторов в конце 1984 года; блажен тот, кто не пережил той зимы...
"Много вы, композиторы, о себе воображаете! Даже сам Моцарт был амудей, так неужели вы думаете, что вы лучше?"
"...сфера художественного творчества бывает окружена нечистотами, где воинственно сияют непомерное самолюбие, корысть, зависть, стяжательство, лесть, непомерно раздутые амбиции…"
В. А. Гаврилин. «О музыке и не только…»
Гаврилинский друг и наставник Георгий Васильевич Свиридов в заветной тетради писал: "Стоящие во главе Союзов композиторов Хренников, Щедрин, Петров и некоторые другие "царьки" – люди, развращённые самовластьем, своим исключительным, надгосударственным, надпартийным положением. Они научились… ловко, умело водить за нос государственных и партийных чиновников самого высокого и даже высшего ранга, а чиновников чуть поменьше они сами снимают и назначают. Это подлинные буржуа от коммунизма, попирающие всех, кто им неугоден".
Г. В. Свиридов. «Музыка как судьба». Сост. А. С. Белоненко.
Литераторы - не берём в расчёт речей депутата Белова - столь решительно и бесцеремонно, без оглядки на устоявшееся общественное мнение, не выступали.
Например, знаменитая речь Юрия Васильевича Бондарева запомнилась тем, что писатель сравнил "перестройку" с самолётом, экипаж которого не знает, сможет ли в конце пути приземлиться благополучно, есть ли там аэродром...
Вологда, областная библиотека, памятник В. И. Белову. Фото: интернет.
В. И. Белов, О. А. Фокина, С. Ю. Куняев. Фото: интернет.
В недавних своих четырёх публикациях (с видеокадрами и фотографиями), посвящённых дню рождения - 92 года! - Станислава Юрьевича Куняева, я уже приводил эту фотографию.
Здесь она заретуширована и обрезана, оставлены лишь те, кто упомянут в сегодняшних заметках. Уже поместил было фотографию в эти заметки, увидел: люди исчезли, а ноги да ботинки их стоят на прежних местах, - так прошедшее иногда беспощадно врывается в день нынешний... Продолжил ретушь более-менее удачно...
Фотография раздражила - прошедшее беспощадно ворвалось - Галину Николаевну Швецову, поэтессу и художницу из Сокола, из городка, упоминаемого Беловым в письме к Алфею Ивановичу Шабанову (см. ниже).
Белов хорошо знал Сокол, учился здесь, в микрорайоне Печаткино, в ФЗО, на столяра, говорил для красного словца, мол, если писательством станет не прокормиться, пойдёт плотничать, ставить по деревням избы...
Экслибрис В. Белова. Художник В. Кунташев (Бокситогорск).
Далее речь пойдёт про Алфея Шабанова, про моего бывшего приятеля, про письмо к нему Белова.
Отец Шабанова был родом из той же деревни, что и я. Его дом стоял при входе в деревню, за отводком, мой - на другом конце, в сторону Остроконья, крайний к лесу...
Алфей говаривал, что ему довелось явиться на свет в другой стороне района, в лесопункте Комаров Волок.
...Ранним утром, до солнышка, бегу с рюкзаком по Вологде мимо памятника танкистам, - из аллеи выныривает Алфей; он был заместителем редактора в городской газете "Сокольская правда", приехал в облцентр по своим делам: перебирался в Вологду в поисках лучшей доли, стал редактором многотиражной газеты мебельного объединения "Прогресс"; я, сотрудник неуправляемый, невнушаемый, успел десятью годами раньше сбежать и из той газеты.
Печально, не надеясь на хороший ответ, Алфей спросил, давно ли я бывал в отцовской деревне, жив ли тот дом. Я ответил, что вот бегу по городской улице, а в глазах стоит ещё та деревня: только что сошёл с автобуса, приехал оттуда, шабановский дом выглядит как жилой, а моего нет...
На фотографии вид другой, погост Оларёво, но местность похожа на мою... 1979 год.
Мы с Шабановым были в давней ссоре, но тут поговорили в тонах примирительных.
Когда и я работал в "Сокольской правде", - пришёл на полгода раньше его, - с Алфеем мы были не разлей вода, аяксы, как говаривал - барственного вида могучий старичина - фотокорреспондент Константин Борисович Петров, родом он был из городка близ Ленинграда.
1970 годы. Редакция газеты "Сокольская правда", мой кабинетик с видом на улицу Советскую. Пиршественный стол выведен из кадра.
Сотрудник отдела писем Сергей Львович Сиземский (прозвище: Писемский), заместитель редактора Александр Васильевич Анфимов, заведующий отделом промышленности Гурий Иванович Прусаков, заведующий отделом сельского хозяйства Александр Сергеевич Алексичев, литературный сотрудник отдела промышленности Алфей Иванович Шабанов, фотокорреспондент Александр Николаевич Бакрюков, заведующий отделом писем Валентин Алексеевич Морозов.
Фото: Иван Александрович Трапезников, шофёр редакции.
Я бывал у Шабанова на квартире, в Лесобазе. Развела нас Лори, так он звал жену.
Сидим мирно, вино рекой не льётся, не гомоним, топим печку, заходит с работы Лори: "Этот пусть выйдет вон!" С какой стати? Я вскипел, ничего не сказал, надел шапку, вышёл вон. Алфей как сидел, согнувшись, любуясь огоньками, пляшущими на дровах, так и не разогнулся, не оглянулся, не сказал ни слова, - жена была для него и царь, и бог, и воинский начальник...
Вскоре были лыжные гонки на призы городской газеты, Петров наделал груду фотографий, в том числе: Шабанов с лыжницами барахтается в сугробе. Ту картинку в конверте по знакомому адресу я послал Лори.
Алфей переживал кризис среднего возраста, был акцентуирован (как и Белов, по рассказам тех, кто знал его очень близко) на отношениях с женщинами. Алфей не отлупил жену, не оттаскал её за волосы по улице, - а следовало бы, как показала дальнейшая их судьба, - он был потрясён моим вероломством; безудержная Лори приходила в редакцию и требовала у редактора Александра Александровича Аристова, чтобы тот меня уволил за мое письмо к ней...
Я и вправду вскоре ушёл, "по собственному желанию",
Онегиным вдруг овладела
Охота к перемене мест... (А. С. Пушкин).
Уехал я сперва в Вологду, потом странствовал по разным городам, чему теперь очень рад: вместо серых провинциальных будней пошли яркие, насыщенные дни, я стал совсем иным человеком... В других городах в газеты, даже в многотиражки, меня не брали, выпало работать художником-оформителем, чему вскоре я тоже обрадовался, в сравнении с суровой реальностью осознав легкомысленность труда газетного. Валерка Сивяков спустя двадцать лет рассказал, что при нём звонили насчёт моей характеристики, управляемый ли я сотрудник, и редактор Аристов кричал в ответ: "Не берите его! Не берите!"
Потом, изредка навещая газетную альма матер, я наслушался анекдотов невероятных, узнал много причудливых комбинаций: кто с кем и против кого дружит, кто претендует на верховную должность в угловой комнате, откуда виден местный Белый дом на улице Советской...
Так, редактору Сергею Львовичу Сиземскому, пережившему самое трудное время ломки принятой советской морали, нельзя было упоминать имя Николая Николаевича Демидова, редактора многотиражки "Вологодский строитель", - Демидов тайными тропами претендовал на его место, но Сиземский устоял, честно проходил в своей должности долее всех предыдущих редакторов. Последний раз я видел его в Вологде. Похудел, жаловался, что лечат язву желудка, но - плоховато. Умер в больнице ночью от потери крови: нарушения в работе малого и большого кругов кровообращения. Язвы желудка не было, - придерживался здорового образа жизни, матушка его Клавдия Васильевна была врачом.
Интересно, что оба упомянутые редактора, окончившие университеты, хваткие организаторы газетного процесса, не умели написать толком коротенькой заметочки, того им и не полагалось по чину...
Убил меня анекдотом опять же Валерка Сивяков, простодушный усть-кубенский парень: побывал в вытрезвителе и в кабинете начальника милиции, вызванный для внушения, среди списка имён неприкасаемых, которых в любом случае должно доставить до квартиры, увидел фамилию литературного сотрудника, парня, только что вернувшегося из армии; начальник милиции, видимо, специально вышел из кабинета и оставил бумагу Валерке на прочтение, что и стало самым действенным внушением...
Никого из названных нет уже на свете, без них так грустно...
Шабанов, будучи заместителем редактора, держал себя весьма вольно, при нём вечно паслись - всего-то: дорогу перейти - преподаватели целлюлозно-бумажного техникума Николай Иванович Сушинов, Глеб Михайлович Тёкотев и другие колоритные персонажи, заглушавшие хохотом звон колокольчика, собиравшего сотрудников на вечерний чай. Какой тут чай, если златых гор близко нет, зато реки, полные вина, льются, и газетный рабочий день плавно перетекает в заседание литературного клуба...
Шабанов некоторое время возглавлял сокольское литературное объединение, я ходил в "Красный Север" на вечер встречи сокольчан с вологодскими литербетерами, у которых предводительствовал "поэт - корреспондент ТАСС" Юрий Макарович Леднев, такое у него было прозвище, он и в самом деле был недурным поэтом и работал в ТАСС; фотографии той встречи запропастились...
Тёкотев внезапно сделался прозаиком масштаба российского, его опусы читали по утрам по Всесоюзному радио, но болезнь брала своё. "Можно, я пореву?" - горестно простонал сорокалетний Глеб Михайлович за праздничным столом. "Пореви. Дома что и не пореветь..." - ответил я, он бросился на диван, уткнулся в подушки... Объединение сокольчан - старые и новые имена - всё набирало силу, что и подтверждается словами Белова в письме к Шабанову.
Тёкотев сетовал, что Белов на людях высмеивает его, мол, учёному-экономисту не надо экономить на сотрудничестве с машинистками, от которых в немалой степени зависит успех продвижения рукописи.
И от других литераторов я слыхал, что Белов сделался недоступен, напутственного словечка не напишет, ан, наоборот, в случае с Шабановым обрадованный Василий Иванович спустился с небес на землю...
Жизнь сокольчан тоже клубилась до серых туч, вечно висящих над городом, но я странствовал по свету, потому не знаю подробностей, какую повесть написал Алфей, где она была опубликована.
На одной из фотографий вместе с Шабановым и Тёкотевым меня поразило лицо Галины Швецовой, которой раньше я и не встречал: "без притязаний на успех, без взора наглого для всех..."
Чем-то она была озадачена. Теперь-то всё рассказала...
Фотография - дело тёмное, верить ей можно лишь по субботам, а сегодня - воскресенье, а все стихотворцы - пьяницы и психи!..
Известна притча, что начальник союза литераторов жаловался Сталину, с каким народом приходится иметь дело: пьяницы, хулиганы, развратники, антисоветчики... "Товарищ Поликарпов! - отвечал Сталин, понимавший толк в литературе. - У меня нет для вас других писателей!.."
Обложки книг Галины Швецовой. По времени написания - справа налево.
В письме Василия Ивановича Белова к Алфею Ивановичу Шабанову Галина Швецова обозначила "птичками" суть дела, что её озадачивало тогда, что и теперь раздражило, пояснила теми "птичками", как вчерашний день врезается в её жизнь нынешнюю:
"В Соколе - заявил в письме Белов - можно открывать писательскую организацию. Вон Галина Швецова как талантлива, не хуже Фокиной."
Опрометчивое - организации нет по сию пору - разглагольствование Василия Ивановича приняла тогда Швецова за истину в последней инстанции, сейчас - жизнь-то проходит день за днём - те слова она трактует сумбурно и противоречиво...
"Дорогой Алфей!
Поздравляю с добротной повестью! Хоть и не всё в ней гладко. Всё равно молодец! (В Соколе можно открывать писательскую организацию) Вон Галина Швецова как талантлива, не хуже Фокиной. Только куда вы все торопитесь? Мог бы ведь ты обсудить рукопись, посоветоваться... Надо было (поработать ещё) и напечатать в журнале. Я пометил непонятные места. Их не много.
Буду предлагать повесть Ст. Куняеву".
Видимо, Белов пытался нахвалить сокольских литераторов и Ольге Александровне Фокиной, своей соседке в розовом, как фруктовый сахар, угловом доме на улице Октябрьской. Встретились во дворе и разговорились...
Дом выходит одной стороной на улицу Мальцева, где рядом с розовым, за кособоким забором, стоял двухэтажный деревянный домина, крашеный казённой охрой, там были мастерские художников. Теперь не знаю, жив ли дом; в нём - хоть музей открывай - появилось на свет множество знатных вологжан, их имена не забыты по сию пору. До мастерских в доме помещалась санэпидемстанция, а ещё раньше, в тридцатые годы, когда улица Мальцева носила имя Героев Арктики, там раздавались крики новорождённых советских граждан, возможно - бумаг нет - там родился и композитор Гаврилин. Мне рассказывала об этом доме - сама родилась тут - первая гаврилинская учительница музыки Татьяна Дмитриевна Томашевская. Акушерка Наталья Акимовна Николаева, дочь полтавского лекаря, высланная со всем семейством на Севера, начинала работать в этом здании, храню её рассказ на видеозаписи; Томашевскую в случае с Гаврилиным - хронология не совпадает - Николаева опровергала в пользу роддома на улице Пирогова...
Сочиняя о Гаврилине своё повествование, Белов мог по утрам посматривать в окно: жив ли дом, ибо вологодские "деревяшки" имеют свойство по ночам возноситься к небесам вместе с дымом...
Экслибрис "Из книг Василия Белова". Художник В. Кунташев (Бокситогорск).
На картинке экслибриса народ живо обсуждает, где что сгорело и куда в связи с тем бежать...
Говорил Василий Иванович всегда с бухтинками, с пригоношками, с подковырками, - литературоведы определяют это в качестве тропа, то есть иронии, - Белов говорил так, что собеседник, не сразу вникая в сюжет, мог вставать на дыбы, но я всё понимал, деревенскую речь ещё не забыл, потому не раздражался ни по какому поводу, лишь однажды, по телефону, объявил собеседнику порицание, - за бессмысленную трактовку концерта музыки Гаврилина, - закричал столь громко, что слышно было, наверное, на вокзале...
Если Василий Иванович повторил свою формулировку, "птичками" обозначенную в письме к Алфею Шабанову, естественно, такие слова не могли не вызвать раздражения у Ольги Александровны Фокиной: кто-то посмел посягнуть на её позиции поэтической королевы Северо-Запада, а то и всей России...
Потому она и была столь холодна в общении с юной претенденткой.
Подобные рассуждения и сетования я слышал от Нины Васильевны Груздевой, тогда уже не совсем юной, её морили непринятием в Союз целых двадцать лет!
С нею мы работали в одной конторе, сидели за столами рядом, и она ни разу не пожаловалась на козни верхнего слоя, литературных сливок. Поколения сменились, сложились новые конфигурации, кто с кем и против кого дружит, и всё наладилось, на собраниях литераторов Груздева при её тяжеловесной фигуре казалась главной, метрессой... Потом-то из её воспоминаний я узнал суть дела, напечатал книгу её стихов и мемуаров за свой, как теперь говорится, счёт: Вологда, "Арника", 2016.
И ещё одну книжечку напечатал на принтере, там авторша воздала должное не всем своим недругам, но самых главных не обошла, я и портретики их цветастые приложил...
Стихи вытянуты в строчку на случай, если так же поступит и компьютер: в программе Дзен он любит уничтожать абзацы...
Нина Груздева. Эпиграммы:
Василию Белову. "Я в думах о тебе / Не трачу лишних слов: / Писатель ты - Белов, / А человек - Чернов. / Тебе всегда везло - / Дорога в звёздах вся. / И делаешь ты зло, / Прощенья не прося".
Виктору Коротаеву."Ты сам себя большим писателем нарёк, / Доволен жизнью, пьяной и обильной. / На деле ты всего лишь пузырёк, / Пардон, большой пузырь! Но... мыльный!"
Сергей Викулов. "Труд поистине огромный - / Исписал бумаги тонны, / А поэзии там нету. / Он при жизни канул в Лету".
Александр Романов. "На Христа у народа / Начинается мода! / Шлюхи, воры, садисты - / Все в крестах, как в монисто! / Освятят, в самом деле, / Казино и бордели! / А у нас понемногу / Обращается к Богу / После стольких обманов / Бедный Саша Романов. / А чего он хлопочет? / Стать он Пушкиным хочет / Или Блоком, положим. / Помоги ему, Боже!..
Василий Оботуров. "Критик умный, / Главным - нужный, / Очень важный, / Весь продажный!"
"Обложилась твоими книжками, с ними и спит!" - доложил обстановку последних дней Груздевой её попечитель Александр Александрович Цыганов. В этом случае вологодская писательская организация была на высоте: своих не бросать; тут уж я цитирую свой же очерк о Груздевой...
В самом деле, не совсем приятно слышать, как, например, на выездном пленуме Союза писателей России называют привычные "обоймы" имён, добившихся заметного продвижения в своих жанрах, - в зале филармонии сидит двести человек, сплошь литераторы, из разных краёв и областей, и все слышат повторяемые из года в год имена Белова, Фокиной, рано ушедшего Рубцова. И всё! Как будто вослед самым громким именам не дышат в затылок имена не столь звучные...
Станислав Юрьевич Куняев в своей приветственной речи избежал традиции перечислять "обоймы", вспомнил все литературные места вологодской земли, гдк ему удалось побывать, от Никольска до Вытегры, вспомнил забытые многими имена: Владимира Хазова из Устюжны и сокольчанина Александра Швецова (мужа Галины Швецовой). Ездил на литературные праздники, посвящённые именам известным: Александра Яшина, Николая Рубцова, Николая Клюева, Алексея Ганина, но не забыл и литераторов, не выходящих из тени...
Я сидел на первом ряду, снимал видеокамерой, в затылок мне шумно дышала, - ни разу никем не упомянутая, шестипудовая, расстроенная, - Груздева, мешала микрофону камеры...
Мне вспомнилось давнее:
...И вот опять меня Георгий Марков
В докладе не упомянул... (Константин Ваншенкин).
Письмо В. Белова к А. Шабанову написано на одной страничке.
Чтобы увеличить буковки для комфортного чтения, пришлось страницу разделить пополам.
В программе Word серый фон легко можно убрать, ведь в натуре бумага белая, но в Дзене, игнорируя мои старания, серость вернулась, словно вчерашний свежий снежок сменила слякоть, которая частенько, как и нынче, случается в начале декабря, "на Веденьё", как говорят вологодские "баушки"...
Вторая часть письма В. Белова к А. Шабанову:
"Сможешь ли слегка расширить? Переписать? Гоголь вона, переписывать советовал до девяти раз (В шутливом разговоре со мной спустя несколько лет Белов снизил гоголевскую цифру до семи... - А.А.) А мы с тобой? Раньше я переписывал четыре, теперь только... Не буду говорить.
Одним словом, давай попробуем тиснуть в "Н.С"
500 экземпляров это не тираж (по нынешним временам и сотня книжек - тираж! - А.А.) и Сокол не Москва. Но с такими документальными повестями и Москву за пояс заткнём! Ты не экономь бумагу, напиши про десантника побольше (Сократить можно в любую минуту, если потребуют)
Я готов сделать врезку (напутственную заметку - А.А.) на 1-2 стр.
Пока! Думаю, что всё получится. С Куняевым имею ввиду.
Белов. 18 VII. 98
В Вологде не мешало бы обсудить.
И вот спустя почти тридцать лет Галина Швецова - в том же да не в том - городке Соколе достала из шкатулки то письмо, которое отдал ей покойный - умер раньше Белова - руководитель литобъединения Алфей Шабанов...
Я знал о письме из подробного, эмоционального телефонного разговора с нею, смартфон записал продолжительность: 2 часа и 2 минуты, жаль, что не записал содержания: спектакль одного актёра, исполнительница училась такому времяпрепровождению. Я старался не перебивать: одна неверная - недоверчивая - интонация исполнительницу собьёт с панталыку...
Теперь я написал "ВКонтакте":
Александр Алексичев – Галине Швецовой 27 ноября 14:20
Может, это письмо вставить в рассказик про Белова или - про Куняева? Помню обстоятельства его в вашем устном исполнении - в течение двух часов! - по телефону 8 Марта сего года.
Галина Швецова 27 ноября 2024 14:36
Разве я против? Давно уже люди меня просили это письмо опубликовать.
Александр Алексичев 27 ноября 14:37
Или всё-таки не надо гусей дразнить?
Мнения Белова по очерченной здесь ситуации не разделяю, – по части чужих текстов он бывал экспертом пристрастным, докой не ахти, обиженных им авторов может набежать чёртова дюжина, он не присматривался к отметкам на своём критическом безмене. Зато свои писания ценил – ого, выше Ивана Великого. (Такая поговорка есть у вологодских про колокольню московского Кремля). На улице Батюшкова, около архива, ругался со мной - "советские цензоры так не черкали!" - из-за моих поправок к его повести о Гаврилине, ругался на тридцатиградусном морозе, пока не дошли до Рынка...
Это известно, что всё зависит от погоды, от времени суток, оттого, на людях звучит вещее слово – там уж не отопрёшься – или с глазу на глаз, когда вспышку восторга или ругани можно объяснить тем, что барометр падает и потому голова болит адски, не понимает, что и говорит.
И насчёт творческих возможностей Алфея Шабанова у меня иллюзий не бывало никогда... Мы в "Сокольской правде" работали около пяти лет, переговорили обо всём. Довольно занимательна его книжка притч и анекдотов "Мазурики-соколики, от вас и смех и колики", там попало и газетной братии, меня - к счастью - автор обошёл стороной, чтобы не казалось местью за упомянутую давнюю ссору...
Галина Швецова 27 ноября 14:37
Гусей не вижу… Никто ничем не рискует.
Тридцать лет пьют мою кровь из-за этого письма…
А я до сих пор ничего никому не объясняла.
Помнят мои друзья: 1996 год, Сокол, творческий вечер Александра Николаевича Рачкова, моего дяди, известного журналиста, затем капитана сокольского порта и – превосходного гармониста… Его можно увидеть словно живым в фильме режиссёра Сергея Никоненко «Целуются зори», в основе сценария – одноимённая повесть Василия Ивановича Белова.
Александр Николаевич Рачков. Фото из архива Г. Швецовой.
Татьяна Орлова (вокально-инструментальный ансамбль "Доверие") в ходе вечера написала мне записку, пересказала мнение Ольги Александровны Фокиной: и Фокина, и весь вологодский Союз писателей восхищены моим первым сборником стихов.
В перерыве Фокина мне подтвердила, мол, все относятся ко мне как автору серьёзному, возможному кандидату в ряды вологодского отделения Союза писателей.
Наступил 1998 год, и всё вдруг стало иметь цвета обратные.
Ольга Александровна хотела написать отзыв, рецензию на мои стихи, и так - разносно - написала, что я несколько месяцев не могла думать ни о чём, кроме той бумаги...
Наконец, Фокина посмеялась мне в лицо, когда я спросила, как это понимать – такие разные её мнения. Она сказала: «А я не знаю... Галя, тебе рано думать о членстве в Союзе писателей!..»
Ольга Александровна Фокина. Фото: интернет.
Мне же в ту минуту вспомнилась злая пародия на Ольгу Александровну смехача, которого теперь числят в качестве образца пародиста, длинновязого, похожего на змею, стоящую на кончике хвоста:
<...> Смеются Женева и Канны,
От смеха Афины в слезах:
- Мадам, вам действительно рано,
Сидите в своих ВологдАх… (Александр Иванов).
Вчера программа Дзен-студия после десяти часов работы, когда у меня давление стало 100/200, после итоговой кнопки "Опубликовать" выставила пустой экран, - решила добить автора...
Шёл третий час ночи. Подумалось, что ноутбук недоволен текстом, - я писал сразу в этой каверзной программе, набело.
"Ну, погоди!" - я лёг спать. - С утра всё равно тебя объегорю..."
Утром в Яндексе набрал фамилию Фокиной, чтобы найти подходящую фотографию да начать писать всё снова...
Мелькнул вечерний заголовок моих заметок... Удивился, не поверил глазам: за ночь компьютер переменил свой образ мыслей, восстановил и текст, и картинки, казавшиеся ему чёрными квадратами... А вдруг да не случилось бы прихоти искать фотографию, - здесь, в подтверждение слов сокольчанки, Фокина выглядит чуть надменной, - так бы и писал снова целый день...
Перемены произошли не только в компьютере, они явились и в сокольчанке Галине Швецовой, недаром у меня подчёркнуто, что все поэты (поэтессы) - психи...
Подумала и решила, что если Ольга Фокина - бескрайний луг, заполненный где клевером, где ромашками, то она, Галина Швецова, - несколько цветочков-василёчков с краю, у просёлочной дороги... Написала мне, что не надо никого обижать столь подробными воспоминаниями, столь неудобными характеристиками, что телефонный разговор - не бумага, не письмо, что на разговоры и внимания обращать не стоит...
Но ведь без писем и разговоров все подкопы под завершение рассказа пропадут, многое станет непонятным, висящим в воздухе...
И так сколько сияющих, "как звезда во мраке ночи", деталек пришлось оставлять за кадром по необходимости, из чувства меры...
Вспомнился давний, 1999 года, разговор с известным дирижёром Горковенко.
Глава эстрадно-симфонического оркестра Ленинградского радио и телевидения (старое название), на сцене Станислав Константинович напоминал Изящного чёрта из сказки Шукшина, столь усердно изгибал спину и махал руками, такая уж манера, таков темперамент.
То ли он был заядлым курильщиком, то ли решил показать фокус вологодской публике, собравшейся в зале музыкального училища, но внезапно - оркестр продолжал свою работу и без него - Горковенко стремительно ушёл со сцены и скрылся за розоватой занавесочкой, скрывающей коридоры и подсобные помещения...
Плохо стало человеку? Я побежал по залу, запрыгнул на лесенку и туда - за занавеску, в коридоры училища...
Станислав Константинович спокойно стоял, курил сигарету, приветливо приподнял короткие усики: можно минутку поговорить.
С. К. Горковенко. Фото: интернет.
Утром он стоял на крыльце концертного зала в толпе вологжан, администраторов и студентов, встречали ленинградских мэтров: ректора консерватории, художественного руководителя и главного дирижёра Капеллы Владислава Александровича Чернушенко, главного режиссёра Театра комедии Александра Аркадьевича Белинского, режиссёра фильма "Анюта"...
Меня никто не встречал, я тащился с огромной базарной тележкой, тридцатиградусный мороз сковал все колёсики, со стороны груз казался невероятно тяжёлым, и Станислав Константинович, покуривая на ходу, подбежал помочь, москвич Александр Татевосович Тевосян, музыкальный критик, с крыльца на базарную тележку посмотрел критически...
В зале я распахнул сумку, из неё поднялся столб пара, все удивились: казалось, сейчас появится и джинн старик Хоттабыч...
Это работала химическая грелка, завёрнутая в десяток шерстяных шарфов, спасавшая от тридцатиградусного мороза видеокамеру...
Теперь, в курилке, было слышно: оркестр трудится и без дирижёра, без Станислава Константиновича Горковенко, - и тут без джинна не обошлось...
О чём говорить после такого неожиданного фокуса?! Любезный, естественный в обращении, говорит чудесно, как пишет, но - украинский еврей, родился в Баку, гастролировал по всему миру, общался с королями и президентами, с ним надо ухо держать востро...
Я нацелился видеокамерой, чтобы запечатлеть лицо дирижёра, которого публика обычно не видит, ибо к ней он стоит спиной. Сказал, что можно не бояться, такая импровизированная запись никуда не пойдёт. "Я и не боюсь! - Горковенко весело приподнял усики. - Я же телелюдь!" Сигарету - закона о курении ещё не изобрели - всё время относил в сторону, выводя руку из кадра...
Полагая во мне минимум академика Асафьева (псевдоним музыкального критика: Игорь Глебов), спросил, как мне нравится исполняемая сию минуту музыка Гаврилина, вокально-симфоническая поэма "Военные письма". Первая запись на грампластинку была проведена им же, Горковенко.
Я сказал, что пластинку мне приносили из вологодской областной библиотеки, заиграна была донельзя, почти ничего не слышно, - это-то и приятно было слышать дирижёру, автору записи!
И конверт пластинки был потрёпан, заботливые библиотекарши склеили конверт из обложки какого-то другого автора. Какого же? Я заглянул внутрь: Валерий Леонтьев, известный эстрадный истероидный паяц...
- Перелицевать всех Валериев Леонтьевых на Валериев Гаврилиных! - с жаром сказал я собеседнику.
- Не-не! - засмеялся Горковенко. - Не надо никого обижать!..
...Недаром его прозвищем было "кот Леопольд"!
Пока я дорассказал притчу о пластинке, Станислав Константинович потушил окурок, показал, что надо бежать, убежал, предстал на авансцене перед своим оркестром, снова изогнулся и начал свои гипнотические пассы, замахал руками, - оркестранты улыбались и продолжали свою работу...
Склонив хребёт, галантный дирижёр
Талантливо гребёт обеими руками...
Саша Чёрный. (А. М. Гликберг).
У Белова в "Рассказах о всякой живности" ирония выписана проще, по-народному:
"Федя же почему-то сразу невзлюбил всех дирижеров:
- Этот дурак, с тоненьким-то батожком… чего машет здря, долгие полы?"
Долгополые дирижёры - и Горковенко был во фраке, веками принятый сценический стиль - махали не зря!..
1999 год, времена были тёмные, на пропитание зарабатывали кто как мог, в ответе Горковенко чётко слышалось: вдруг да и с Валерием Леонтьевым придётся выйти на сцену, - выходил же оркестр имени Чайковского, коллектив знаменитейший, во главе с Народным артистом СССР Владимиром Ивановичем Федосеевым, выходил же попеть дурацких песенок вместе с "дустовым" Юрием Шевчуком, который, как на кладбище, орал:
- Всё!.. Всё!.. Всё!.. Всё!..