Экзистенциально насыщенное время должно уже исходя из своего качества пробуждать мысль, духовное и философское искание. Тема войны, несомненно, является ключевой в настоящее время. И релокантский «Независимый институт философии» Ю. Синеокой собрал в октябре в Черногории целую конференции, посвящённую теме «Война и современная философия».
Обещанные доклады в сети найти до сих пор не удаётся, однако на странице конференции опубликованы аннотации к выступлениям, которые могут дать некоторое представление о содержании мероприятия. Разбор аннотаций в статье «Других оппозиционных философов у нас, увы, нет» в газете «Завтра» представил философ и офицер ВС РФ Андрей Коробов-Латынцев.
Я же хотел обозначить некий общий нерв, который так или иначе прослеживается во всех представленных аннотациях, одна тенденция – стремление к предельно отвлечённому способу существования. Казалось бы, способность обобщать, мыслить отвлечённо – это и есть одна из ключевых характеристик философа и интеллектуала. Однако заострённая отвлечённость может называться философией только до определённых пределов, покуда она связана так или иначе с бытием: и вовсе не обязательно через эмпирику, скорее, наоборот, через чувствование, интуицию, созерцание.
Наше мышление определяет наши жизненные стратегии, поэтому абстрагированность, уход от бытия совпадает у представленных авторов и с их личным выбором. По сути, это бегуны нового типа, бегущие от онтологии и вызовов времени, как чёрт от ладана. Бегуны, лишённые метафизического измерения, стремящиеся избежать напряжённой драмы времени.
Интересно, что бегство, номадизм и оппортунизм рассматриваются одним из авторов как стратегии противостояния «режиму». По существу, именно бегство является той осевой философской тенденцией, которое объединяет всех участников конференции, насколько можно судить по тезисам. Это бегство от центра к периферии, от напряжённого искательства, созерцания, познания, к охлаждённому умствованию, рафинированному этическому суждению, которое ошибочно именуется гуманизмом.
Подлинный гуманизм должен включать человека в его целостности: человека как симфоническую личность, как носителя коллективного бессознательного, как существо, в пределе своём доходящее до универсального всечеловека и вглядывающееся в глубину, заглядывающего за пределы.
В итоге, оценивая своих оппонентов-философов, видящих в современных событиях философский вызов, Ю. Синеокая говорит следующее: «Они выступают за перерастание войны в Украине в третью мировую войну: российское государство-цивилизация против западной цивилизации». И в этой оценке Синеокая не только промахивается (среди философов нашего собора «Великое русское исправление имён» нет тех, кто хотел бы расширения конфликта, – есть те, кто хотел бы, чтобы Россия вернула себе историческую и интеллектуальную субъектность в мировой истории), она проговаривает свой страх, который и определяет стратегию бегуна.
На самом деле, цивилизационное противостояние, противоборство Логосов может происходить в разных формах и не быть, собственно, войной. Пожалуй, заострённое осознание собственной цивилизационной идентичности могло бы стать хорошей прививкой от войны: к самостоящему государству не так просто предъявлять претензии. Поводом для войны стала временное идейное ослабление России в 90-е, когда вожжи разума были отпущены и знаменитая птица-тройка понеслась, повинуясь степному разгулу, рискуя потерять всё имущество и самую себя в сугробах. Это время создало прочную иллюзию как зарубежом, так и внутри России, что бытие наше страны эфемерно и висит на волоске.
По сути, в этом мы и видим задачу философии – говорить о смысле происходящего, от чего умело ускользают участники конференции «Независимого института», сбиваясь местами, как водится, на пропагандистские клише.
Так, Михаил Эпштейн дал и вовсе плоскую интерпретацию фразы Евгения Головина: «Там, где мы, там центр ада». Она у него означает, что там, где Дугин и Головин или их идеи, там они будут нести ад. Потому что они плохие и за войну. Эпштейн, по-видимому, боится взглянуть в самого себя и оттого ищет ад где-то во вне. Фраза эта должна быть понятна любому религиозному человеку, человеку традиции: на самом простом уровне она означает то, что человек в принципе таков, что носит в себе ад, что ад - это не некое внешнее по отношению к человеку место, а его часть, его составляющая. Однако эта мысль совершенно ускользнула от философа, а, вероятнее, он от неё ускользнул.
Интересней было бы, если бы философы-релоканты попробовали отрефлексировать свой пацифизм и нетвойнизм, понять его предпосылки и обосновать его. Однако свою позицию они по-прежнему предпочитают считать чем-то само собой разумеющимся, не поддающимся ни критики, ни осмыслению, а оттого их собственная критика остаётся слепой и подчас даже не попадает в цель.
Апофеозом мечтательности является то, что Синеокая заглядывает в своей аннотации в прекрасную Россию будущего, где философы из всех лагерей должны будут выстравать диалог: «...нам придется научиться говорить друг с другом об убитых и замученных, о расплате, о предательстве, о страхе, о вине, о долге, о поступке как действии и поступке как отсутствии действия. Вместе нам придется заново искать основания для сотрудничества друг с другом».
Что же, допустим, что так случится. Но может ли быть диалог там, где оппонент убегает от самых серьёзных вопросов, убегает от самого себя?
Николай Арутюнов, руководитель культурного пространства "Солнце Севера"