В апреле, чуть только после первых оттепелей подтаял снег да начали пробиваться первые травинки на черных плешинах горевших марей, по приглашению Алексея Николаевича, засобирался Генка на большую охоту. Смазал ружье, зарядил патроны, проверил амуницию, рюкзак бабушка новый сшила – обмундировался!
Дед, ковыляя на своем костыле, поманил в кладовку.
- Полезай ка вот сюда, под балку! Поищи там… Я-то уже старый, не доберусь… - дед велел лезть – значит так надо.
- Деда, чего искать то? – Генка пошарил по лиственничной балке рукой.
- От же, скаженный! Не чуешь, что ль?! – обозлился дед. За зиму здоровье деда изрядно пошатнулось. Вставал он с кровати все реже и реже, терпя адскую боль в раненной ноге.
Поведя еще раз рукой вдоль балки, Генка вдруг нащупал на пыльном бревне не совсем правильный выступ. Еще через секунду в его руках оказался вороненый «маузер», в пыльной потертой деревянной кобуре.
- Забери себе, спрячь только получше! – с какой–то тоской и огромной лаской в голосе проговорил дед и, сильно хромая, прошел в дом.
Генку опять колотил «мандраж» от волнения. Еще бы! Настоящий «МАУЗЕР»! Легендарное оружие Революции!
Привез его дед давно, еще с Первой Мировой, спрятав во втором дне самодельного фанерного чемодана. Видел этот маузер и гражданскую войну, и стрелял.
Однажды рассказанная малолетнему внуку история крепко запомнилась мальчишке. Как, собственно, и все, что дед когда-либо рассказывал. Но видеть, а уж тем более, держать в руках материальное подтверждение правдивости дедовских рассказов – настоящее боевое оружие - Генке не доводилось никогда.
Дед, кряхтя, доковылял до комода. Пошарив в его недрах, среди девчачьих трусов и тряпок, он извлек на свет божий красивую жестяную коробку из-под чая, в которой что-то железно «бумкнуло». Осторожно открыв крышку непослушными пальцами, достал из нее с четыре десятка патронов к пистолету. Каждый завернут в тонкую масляную бумажку, и каждая пятерка патронов - в отдельную бумагу вместе.
- Держи! Боезапас тебе будет! – дед протянул на ладони патроны в руки Генке. – Да не трать куда попало!
Обомлев от таких подарков, Генка метнулся в стайку к Вьюге.
- Смотри! – он протянул «маузер» и патроны к морде лошади. Вьюга, принюхавшись, фыркнула.
– Что тут удивительного? Обычное дело, оружие! – все-таки Вьюга была пограничной кобылой, и оружия успела повидать на много больше, чем Генка.
Тщательно завернув пистолет и патроны в плотную тряпку, Генка полез на сеновал, где и спрятал дедовское сокровище, подальше от посторонних глаз. Разбираться с устройством пистолета было особо некогда, рано утром был намечен выезд в тайгу...
_______
Проснулся он, когда темное небо еще только едва-едва начало светлеть восточным своим краем. Наскоро перекусив приготовленной матерью с вечера снедью, вывел Вьюгу из стойла и оседлал ее, туго затянув подпруги под животом кобылы. Разложил припасы в седельные сумки, накинул ружье через спину и, ведя лошадь в поводу, вышел со двора. Возле дома Алексея Николаевича уже собрался народ – несколько человек мужиков, оружных и при конях. Слышался негромкий разговор, вспыхивали огоньки цигарок.
На такую большую охоту Генка попал впервые. Во многих семьях, по весеннему времени, с пропитанием стало совсем туго. На общем сходе в «Обществе охотников» было решено устроить облавную охоту – не помирать же с голодухи малым ребятишкам, да бабам со стариками.
Генку пригласили, конечно же, не за его великие охотничьи подвиги. Из-за Вьюги. Не в каждом дворе был свой конь. Алексей Николаевич даже выхлопотал в отделе кадров депо для Генки отгул по такому случаю – для всеобщего же дела собрались, не просто так.
Отправились тихо. Все верхами. Даже пять собак, во главе с Тунгусом, крутились под копытами коней относительно «молча». С тихим рыком Тунгус раздавал «тычки» и «затычины» членам новой стаи, наводя порядок в коллективе. Когда разборки с главенством были закончены, вся стая затрусила рядом с конями, не широко разойдясь по сторонам.
С рассветом выехали на старую узкоколейку, по которой раньше пытались возить добываемый возле Амура уголь, а потом забросили. Здесь все спешились и закурили. Генка, как некурящий, чтобы занять себя, тихонько пошел по насыпи в туман, поднимавшийся от дороги – утро выдалось на удивление морозное, после вчерашней то оттепели....
_____
Короткий хруст ветки под осторожной ногой разорвал тишину собачьим лаем. Генка слышал, где хрустнуло – справа и чуть впереди. Коротким тихим свистом он подозвал коня. Вьюга появилась из тумана буквально через пару секунд. Что шептал Генка в ухо своей любимицы, как уговаривал – это знают только голые деревья того весеннего леса да сами участники событий. Вьюга, всхрапнув, вытянув шею, кинулась на удаляющийся собачий лай. Он крепко прижался к шее коня и вцепился в узду – из седла могло вышибить любой случайной веткой.
Веткой Генку не сшибло. Вьюга вынесла его на край широкой мари, в середине которой собаки гнали сохатого. Для гладкоствольного ружья расстояние очень большое, нет смысла жечь патрон. Сидя в седле, Генка наблюдал за гоном. Собаки бестолково мчались за зверем через марь, даже не пытаясь завернуть его. Сохач пер по горелым кочкам, как паровоз, вырывая комья чёрной копчёной земли ногами, постепенно отрываясь от погони.
Послышался гулкий стук копыт по мерзлой земле и хруст веток. На закраек мари выкатился Николаевич, на черном, высоком жеребце. С тихой руганью подъехали остальные мужики, стали «табориться» на завтрак.
Через час или полтора к табору пришел Тунгус, вывалив язык, и упал без сил. Еще через полчаса стали подтягиваться остальные собаки, в таком же укатанном состоянии. Даже думать продолжать, как планировалось, загонную охоту на коз - не имело ни какого смысла. Решили остановиться на дневку, а пока – кто как, до вечера. Кто – солонцы навестить, что есть неподалеку, кто - кормушки поправить, кто – прошлогоднюю траву выжечь на мари под будущий сенокос...
_____
Генка остался предоставленным самому себе. Отцовских солонцов у него в этих краях не было, а своих – еще не нажил, кормушек – тоже. Усевшись в седло, он пустил Вьюгу шагом по краю мари, по-над лесом, вдоль подножий сопок.
Утренний морозец начал потихоньку отпускать, тихое шуршание сухой травы под копытами коня навевало дрему. Что уж греха таить, задремал Генка.
Проснулся он внезапно, словно толкнул кто. Вьюга стояла на склоне среди густого ельника. Справа возвышалась могучая сопка – вверх посмотришь – шапка падает. Слева вниз уходил глухой, поросший ельником овраг. На склоне оврага, метрах в тридцати от Генки, стоял сохатый и спокойно жевал концы веток молодой листвянки.
Не дыша, мгновенно окончательно пробудившись, одним движением он выскользнул из ружейного ремня, одновременно взводя курок. Прямо из седла, совсем не думая, как конь отреагирует на выстрел, Генка всадил пулю в левую лопатку зверя.
Вьюга не подвела. Даже не дрогнула ни одной волосинкой, когда звук выстрела хлестанул по чутким ушам. Не зря у конюха на заставе она была любимицей.
Лес сразу же взорвался множеством звуков. Собаки, с лаем, во главе с Тунгусом, появились первыми. Затем, с разных сторон послышались звуки копыт и, почти одновременно, подъехали мужики.
- Кого бил? – Николаевич серьезен, прислушивается к лаю в овраге.
- Сохатого…
- Бык?
- Бык!
-Молодец! Лишь бы хорошо попал. «Пуколка» то у тебя еще та… - он поправил на плече карабин и повернулся к мужикам, обсуждать добор. Пока обсуждали, тон собачьего лая сменился. Послышались визгливые нотки собачьей драки.
- О! Хватит балаганить! Дозрел! – Николаевич поднялся в седло и двинул коня вниз по оврагу через чапыжник, навстречу собачьему лаю.
Через пару сотен метров подъехали к «чисто» добытому Генкой сохатому, который, вопреки обычаю, не стал уходить по прямой, надеясь на длину ног, а заметался из стороны в сторону, пытаясь избавиться от собак. Пока не упал без сил. Генкина пуля разорвала артерию в грудине зверя, прямо возле сердца.
Наскоро освежевав добычу и погрузив ее на волокушу, тут же на месте сделанную из двух молодых березок, мужики двинулись на табор. Собаки остались пировать «на требухе», лениво переругиваясь.
_____
На этом охота на сегодня была закончена.
После сытного ужина Генка завернулся в дедовский овчинный тулупчик и крепко уснул под боком у Вьюги, греясь ее теплом с одной стороны и костром – с другой, во сне еще раз переживая события прошедшего дня.
Утром ударил мороз – куда там вчерашнему! Рассвет встал в колючем морозном мареве. Сегодня решили делать «загоны». Весь день, верхами, мужики крутились по березовым и лиственным перелескам, с собаками, выгоняя оттуда на чистое место косуль под выстрелы опытных стрелков с винтовками. Мяса добыли достаточно. На каждого коня волокушу пришлось делать. Устали - все. И кони, и люди, и собаки.
Уже в глубоких сумерках, когда все поужинали и начали раскладываться на ночлег, отошел Генка в сторону от шумного табора. Совсем не далеко, из небольшого распадка, доносился лай и рычание собак. Генка кинулся на звук – собаки с лаем угоняли волчицу, бросившую при бегстве разоренное логовище. В гнезде, изрядно «пожамканые» собаками, лежали пять еще слепых волчат.
_____
Оглядевшись, он присел над логовом. Один из щенков был жив. Рваная рана от собачьих зубов, на шее, кровоточила, сломанная передняя лапа висела плетью. Вся в крови, дрожащая, маленькая волчица, между тем, умирать вроде бы не собиралась.
Он назвал ее Найдой. Мужики помогли остановить кровь и зашить суровыми нитками рану на горле, привязали щепочки к лапе, чтобы ровнее срасталась.
- Счастливый ты, Генка, - говорили, – волкодавы от нее вырастут - всем на зависть!
Но не только находкой маленькой Найды крепко запомнился Генке этот день...
Следующим вечером, вернувшись с охоты, он узнал, что умер дед.
...