— Раз ты получила наследство, то можешь закрыть мой долг.
Он сказал это буднично, будто речь шла о пакете молока, а не о сотнях тысяч.
Марина не сразу поняла, что он не шутит.
— Прости, что?
Она поставила чашку с кофе на стол, не чувствуя, как обожгла пальцы. Внутри что-то качнулось — старое, знакомое.
— Ну а что? Ты всё равно одна. Твоя тётка с ума сошла, что тебе квартиру оставила — у неё же есть родной сын, между прочим.
— Ты... откуда вообще знаешь?
Вадим пожал плечами, оглядел кухню — ту самую, в которой они когда-то ели вдвоём на ужин варёные яйца с майонезом. Тогда у них не было ни мебели, ни планов, только влюблённость и его вечное: «Ты у меня сильная, мы справимся». Он всё ещё это говорил — только теперь смысл изменился.
— Откуда-откуда... Люди говорят, — отмахнулся он. — Ты бы видела, как он бесился. А ты молчишь, ни слова. Типа скромняшка.
— Я не обязана с тобой делиться.
— Не обязана, — кивнул он. — Но ты же не такая. Ты же человек. Ты же меня знаешь.
Она сжала край скатерти. Её пальцы вцепились в ткань, будто это был канат над пропастью.
Он смотрел на неё не как на бывшую жену. Как на банкомат, который должен выдать «ещё один шанс».
— И что за долг?
— Деловые вопросы. Немного не рассчитал. Но скоро верну.
Он говорил гладко, уверенно, как всегда. Только глаза бегали. Он лгал. Она знала это.
— Ты пришёл ко мне как к банку? — она попыталась сохранить голос ровным.
— Я пришёл к тебе как к человеку. С которым прожил шесть лет.
— С которого ты ушёл.
— Ошибки бывают.
— Ошибки не возвращаются за деньгами.
Он хмыкнул.
— Ты изменилась.
— Слава богу.
Тишина. Она чувствовала, как в груди поднимается что-то тяжёлое — не обида. Отвращение. И усталость.
Он снова сел. Начал говорить тихо, почти ласково.
— Марин… У меня серьёзно всё сложно. Пожалуйста. Это просто займ. Я всё верну. Я знаю, что ты добрая. Не отталкивай меня, ладно?
Она молчала. Смотрела на него, как на человека, которого когда-то любила — и который теперь пришёл отнять у неё то, что она впервые получила по праву. Не от кого-то — от жизни.
На кухонном столе лежал документ о вступлении в наследство.
Он видел его. Она поняла: он пришёл не просто так. Он знал, когда приходить. Знал, кого давить.
— Я подумаю, — сказала она.
Он улыбнулся. Улыбка победителя. Только вот в эту улыбку ей захотелось швырнуть чашку.
Когда Вадим ушёл полтора года назад, она не плакала. Просто села на кухне и съела за двоих — салат, макароны, и даже ту несчастную котлету, которую он бы всё равно не доел.
Он тогда сказал: «Ты сильная, справишься». А сам ушёл к Юльке из своей фирмы. Моложе, гибче, «без заморочек».
Марина не писала, не звонила. Удалила все их фото, отмыла квартиру от его запаха. И да, справилась. Без скандалов, без соплей. Сняла новое жильё, брала заказы по дизайну, впервые съездила одна на море. Стала тише, внимательнее к себе — и ни с кем не спала. Просто не хотела.
А потом умерла тётя Вера. Странная, одинокая, вся в книгах и запахе эвкалипта. Марина ездила к ней раз в месяц — помогала по дому, приносила таблетки, говорила: «Тёть Вер, ну ты чего опять одна сидишь?».
И вдруг — завещание.
Однокомнатная квартира в центре, с обоями 90-х и потрескавшейся плиткой, но — её. По документам, по праву.
Марина сначала растерялась. Потом обрадовалась. А потом испугалась — будто что-то хорошее обязательно принесёт за собой испытание.
Испытание пришло через неделю. В лицо Вадима, в его голос: «Ты же меня знаешь».
На следующее утро она пошла к Лене. Подруга включила чайник, выслушала — и выдала:
— Он что, совсем уже? Квартира твоя. Точка. Скажи ему — пошёл.
— Лен, но я правда чувствую... ну, типа... неловкость. Он был моим мужем.
— И что?! Унитаз тоже был твоим, ты его что, на плечах теперь таскаешь?
Марина засмеялась. Первый раз с того вечера.
Но где-то внутри — скребло. Вадим умел оставлять следы. Даже если заходил в дом ненадолго.
— Ты подумала? — голос Вадима раздался в трубке на следующий день, как будто они вчера просто пили чай, а не выясняли, должна ли она спасать его задницу.
Он говорил так, будто речь шла о пустяке.
Будто это — обыденное продолжение их жизни.
— Да, — ответила она, не давая себе времени на раздумья.
— И?..
— Мне надо посоветоваться.
— С кем? — тон стал жёстче. — С этой… Лена? Она всегда лезла не в своё дело. Ты знаешь, она на тебя влияет, Марин. У неё же муж — тряпка, вот она и…
— Вадим, — перебила она.
— Что, Вадим?
— Не дави. Я не обязана это обсуждать с тобой.
Он повесил трубку. Без прощания. Как и всегда, когда что-то шло не по его плану.
Вечером она пришла к Светлане, юристу, с которой познакомилась год назад на ремонте одного офиса. Та была прямой, чуть грубоватой, но с железным чутьём на фальшь.
— Свет, я не знаю, как быть. Он предлагает оформить это как займ. Документы, всё официально.
— Хочет выглядеть белым и пушистым? — Светлана поправила очки, разложила бумаги на столе. — Ты вообще уверена, что он подпишет? Что отдаст?
— Не уверена. Но мне кажется… я не хочу быть такой, как он. Безразличной.
— Слушай, Марина. Быть разумной — это не значит быть бездушной. Это значит — думать о себе в первую очередь. Не он, а ты — твоя жизнь, твоя квартира, твои нервы.
Марина вздохнула.
— Я просто не хочу, чтобы потом… жалеть.
— Окей. Если решишь дать — только через договор. Без гарантий — не вздумай. Я тебе подготовлю шаблон. Но ты правда думаешь, что он отдаст?
— Думаю, что он умеет хорошо просить.
— Он умеет красиво врать.
Через два дня он пришёл. Без звонка.
Как в старые времена — вставил ключ, хотя она уже трижды просила его сдать. Видимо, не посчитал нужным.
В руках был торт в коробке с золотыми буквами. Она сразу узнала — их когда-то «особенный».
— Привет, — улыбнулся он. — Мир?
— А у нас что, война была?
— Я просто… подумал, ты обиделась.
Он прошёл на кухню, сел, раскрыл коробку.
— Это мой любимый. Помнишь?
Марина молча налила чай.
— Ты не любил шоколад. Это я любила.
— А, да? Ну, вот видишь. Уже забыл. Старею. — Он рассмеялся. Неловко. Но, видно, старался быть милым.
Она села напротив. Не тронула чашку.
— У меня тут всё по-честному, — сказал он, доставая из сумки папку. — Я не шутил. Договор займа, сроки, подписи.
— Ты сам его составил?
— Да, с юристом.
— Надеюсь, не с тем, который тебе по бизнесу помогал.
— Остришь?
— Учусь.
Он открыл папку.
— Смотри, всё прозрачно. Я беру у тебя 800. Через год — возвращаю. С процентами.
— Откуда ты их вернёшь?
— Бизнес, Марин. Новый проект. Есть один человек.
— Ты снова влез в аферу?
— Это не афера. Это возможность. У меня есть шанс. Просто сейчас — просадка. Но ты мне можешь помочь. Как раньше.
— Как раньше? — Она не выдержала, подняла взгляд. — Раньше я тебе кредитку свою отдала. Ты обещал за неделю вернуть. Я выплачивала её два года.
— Ну чего ты припоминаешь? Было и было.
— А алименты? Ты хоть раз перевёл на Мишку?
— Он же с тобой. Ты сама говорила — справляешься.
— Вот именно. Я справляюсь. А ты — привык жить за чужой счёт.
Он бросил ручку на стол.
— Всё. Не хочешь — не надо. Только не делай из меня чудовище. Я пришёл по-хорошему.
— Ты пришёл, потому что знаешь: у меня есть что взять.
— Я думал, ты не такая.
— А ты не думал, что я изменилась?
Они молчали. На столе лежал договор, под ним — её документы. Ему казалось, всё просто: улыбка, пара фраз, и она снова согнётся.
Но она не согнулась.
Она взяла его ручку, спокойно положила обратно в папку.
— Договор я оставлю себе. На память.
— Ты серьёзно?..
— У тебя осталась минута, чтобы уйти. Потом я вызову полицию.
Он поднялся, медленно, будто не верил.
— Значит, ты и правда такая.
— Нет. Я — другая. Именно поэтому ты больше не часть моей жизни.
Марина стояла у окна и мыла чашку, когда в телефоне всплыло уведомление:
«Заявка на ипотеку подтверждена. Сумма займа: 4 200 000 ₽»
Её имя. Её адрес. Её квартира.
Она не верила. Несколько секунд просто смотрела на экран, как будто это была ошибка. Рекламная рассылка. Мошенники.
Но в письме был номер договора. И снизу — подпись. Электронная. Вадимова.
Она села за стол. Тихо. Очень спокойно. Как всегда бывает перед бурей.
Потом открыла мессенджер. Вбила имя: «Вадим».
— Зачем?
Он прочитал сразу. Ответ пришёл почти мгновенно:
— Марин, подожди, не психуй. Это просто предзапрос. Я думал, ты согласишься. Мы же всё обговорили.
— Ничего мы не обговаривали.
— Ну ты же не сказала «нет»! А значит…
— Ты подписал ипотеку на МОЮ квартиру.
— Да ничего ещё не оформили! Я просто подал заявку. Предварительно. Чтобы банк видел актив. Всё нормально.
— Актив?
Она выдохнула, медленно.
— Я тебе не актив, Вадим. И не вариант. Я человек. И я тебя больше не спасаю.
Он начал писать что-то длинное. Но она уже не читала.
Через полчаса она стояла у двери нотариуса. В руках — документы.
— Я хочу составить запрет на любые операции с недвижимостью без моего личного присутствия.
— Хорошо. Основание?
— Защита от бывших. И от себя прежней.
Вечером он пришёл. Стук — как в кино. Не в домофон. В дверь.
— Марина! Нам надо поговорить!
— Поздно.
— Я просто… Я рассчитывал. Я думал, ты меня поймёшь. У меня всё рушится. У меня никого нет.
— У тебя есть новая женщина. И ипотека.
— Это… Это не так!
— Это именно так.
Она не открыла.
— Ты не имел права. И ты это знаешь.
— Я не хотел зла…
— Ты хотел выгоды. А это хуже.
Тишина. Потом шаги. И тишина снова.
На коврике под дверью осталась коробка. Шоколадный торт.
Марина открыла крышку — даже не завёрнут. Просто жест. Просто жалось.
Она взяла коробку. Выбросила. Без злости. Просто — выбросила.
Потом села на кухне. Взяла ручку. И подписала заявление на блокировку всех своих активов, включая наследство.
— Больше никто не решит за меня, — сказала она вслух.
Прошла неделя.
Марина жила в новой квартире. Без ремонта, без штор, но с ощущением тишины, к которой привыкала с удивлением.
На полу — коврик, купленный на распродаже. На стене — обои с выцветшими цветами. В раковине — одна кружка. Её.
Она не рассказывала Лене всего. Просто сказала:
— Я всё решила.
Лена кивнула, не задавая вопросов. Только наливала кофе — и впервые не спорила.
Телефон молчал. Вадим не звонил. Не писал.
И в этом было самое странное: не пустота, а освобождение.
Она больше не ждала удара сзади. Не прокручивала разговоры. Не думала: «А вдруг он исправится».
Впервые за много лет Марина чувствовала, что живёт свою жизнь. Не для кого-то. Не вместо кого-то.
Вечером, когда солнце легло на подоконник и квартира наполнилась янтарным светом, она поставила на стол чайник. Звук кипящей воды был уютным, как детская песня.
На столе — кружка. Бумаги. Папка с её решением. И рядом — записка от нотариуса:
«Ограничения зарегистрированы. Имущество защищено.»
Она усмехнулась. Никаких аплодисментов, никаких фанфар. Только чувство:
«Теперь — точно моя очередь.»
Марина сделала глоток.
Чай остыл, но был вкусным.