— Мы же думали, ты не вернёшься, мам, — сказала Наташа, словно это объясняло всё. — Да и чего тянуть. Всё ж сто лет лежало без дела.
Мария Михайловна стояла у открытого шкафа.
Пусто.
На полке, где раньше лежали альбомы, костюмы, ленточка с выпускного, осталась только одна растянутая кофта и полиэтиленовый пакет с надписью «Пятёрочка».
— Ты продала мои вещи?
Наташа не отвечала.
В комнате было тихо.
Только часы тикали, как капельница в больничной палате.
Пять недель назад Марию Михайловну увезли с инсультом.
Соседи позвонили в скорую — она не вышла на рынок, не отвечала на звонки.
Успели.
Левая сторона отнялась частично, но речь сохранилась.
— Мама, ты меня напугала, — шептала Наташа в реанимации. — Но ты сильная. Ты справишься.
Мария тогда слабо улыбнулась.
Она старалась.
Каждый день в палате как бой: учиться снова держать ложку, застёгивать пуговицу, писать хоть что-то в тетрадке.
И всё это время она мечтала об одном:
вернуться домой. К своим вещам. К своим стенам. К себе.
— Мы с братом решили, что тебе будет удобнее в малой комнате, — говорила Наташа, пока они входили в квартиру. — Там светлее, меньше углов, и в неё проще поставить койку.
— А где мой шкаф?
— Мы отдали. Тот тяжёлый совсем, неудобный. Соседи забрали, они себе дачу обустраивают.
— А костюмы? Мамино платье? Скатерть вышитая?
— Мам, ну серьёзно… Ты этим пользовалась? Оно пылилось двадцать лет. Мы с Антоном подумали, что тебе не до антиквариата.
— Вы даже не спросили.
— Мы просто хотели как лучше.
Мария прошла в новую комнату.
Там стояла кровать, тумбочка, и стул с наброшенным пледом.
И тишина.
— Мам, ты не обижайся, — сказал Антон вечером, подавая чай. — Мы думали, тебе будет приятно вернуться в чистое, светлое. Без хлама. Всё же новая глава.
— Новая глава без прошлого? Без моих вещей?
— Ну ты же не вещи. Ты — это ты.
— А я без них теперь не совсем я.
Он замолчал.
— Ты хоть альбомы оставил?
— Нет… Наташа сдала всё оптом. Там же не только фотографии, там и твои книги, и вазочка…
— Бабушкина?
— Ну… да. Но она же старая. А кто этим пользуется?
Мария не плакала. Просто смотрела в кружку.
Чай остывал.
Как и что-то внутри.
На следующий день она открыла тетрадь.
Почерк был дрожащий, буквы кривые.
Но она писала:
"Меня не было пять недель.
А когда вернулась — меня стало меньше.
Вещи, как люди. Они тоже держат нас. Они — связующее.
У меня теперь нет даже той брошки, которую муж подарил на сорокалетие.
Сказали — ненужное."
Потом положила ручку.
И долго сидела у окна.
Смотрела, как за стеклом женщина в пальто ведёт девочку с бантиками.
И думала, что у неё когда-то была такая же девочка.
И бант был в том самом ящике, который теперь — кому-то на даче.
На следующей неделе её навестила Валентина Петровна.
Старинная подруга, бывшая коллега из школы.
Принесла пирог и альбом.
— Я собрала, что смогла. У меня остались копии с выпускного. Помнишь, как мы с тобой вели линейку?
— А ты знаешь, что моя семья продала всё?
— Вижу по глазам.
Я тоже через это прошла. Дети думают, что освобождают пространство. А освобождают тебя — от тебя.
— Ужасно это.
— Ужасно. Но знаешь, что я сделала?
— Что?
— Начала собирать заново. Новые воспоминания. Я пошла в кружок рисования. Купила новые книги.
Память можно забрать. Но нельзя запретить жить.
Мария вздохнула.
— Я не знаю, с чего начать.
— С первой страницы. Как в школьной тетради.
На ужин она сказала:
— Дети. Я всё понимаю. Спасибо, что думали обо мне. Но я не коробка. Не шкаф. Я — человек. И у меня было прошлое. Оно не было «хламом». Оно было — мной.
Наташа потупила взгляд.
— Мам, я правда не хотела…
— Я знаю.
Но теперь — я сама решу, что мне важно.
Антон молча кивнул.
— И, пожалуйста. Если решите ещё что-то «удобно обустроить» — сначала спросите. Я жива. И я здесь.
Через месяц в её комнате появилась полка.
На ней — новый фотоальбом.
Старые письма, которые нашлись у Валентины.
Блокнот.
И цветок в горшке.
— Это тебе, бабушка, — сказал внучка. — Чтобы здесь был твой уголок.
Она обняла его.
— Спасибо. Главное — чтобы он был не только уголок. А целая жизнь.
Он не понял. Но кивнул.
Однажды она снова открыла тетрадь. Написала:
"Когда меня не было, меня стало меньше.
Но теперь я расту обратно.
Не через старые вещи. А через уважение.
Я всё ещё здесь.
И я — не пустая комната."
И улыбнулась.
Потому что кто-то наконец услышал.