— Ваш ребенок не доживет до года. С такими пороками сердца не живут.
— Мы поедем в институт им. Бакулева.
— Вы не довезете его до Москвы
— Дайте мне в сопровождение медработника.
— Я вам еще раз объясняю, вы не довезете ребенка до Москвы, а у меня нет свободных сотрудников для ваших безумных планов.
В удар дверью вложила все силы, и я в коридоре.
Неправда, мой ребенок не умрет, он будет жить, я это знаю точно. Друзья не пытаются успокоить, но сочувствие в их глазах раздражает. Бесит, что они не хотят понять, что сын будет жить. Мама пытается держаться, но и в её глазах вижу сомнение. После предложения прислушаться к советам врача перестаю с ней общаться. Как она могла, она как никто другой, должна верить и не допускать никаких сомнений.
Свёкор ушел в рейс, в море на полгода, ему, чтобы не беспокоить, ничего не сообщаем. Он не должен знать, что у внука обнаружили порок сердца. Свекровь держится, она на моей стороне, муж молчит и постоянно курит. Хорошо, что не пытается давать советы.
Времени нет, счет идет на часы. Свекровь через своих знакомых поднимает все связи. Нас через два дня ждут в Москве.
В купе нас четверо: сын, муж, я и свекровь. Сынуля молчит, не капризничает. Он очень спокойный мальчик. За четыре месяца ни разу не слышала его плача, если что-то беспокоит, начинает пыхтеть как ежик.
Приехали утром, немного отдохнули и отправились в клинику. В этот же день малыша пришлось оставить, пришла молодая врач и унесла его. Я смотрела в глаза своего мальчика и была уверена, что у нас все будет хорошо. У больных детей выражение глаз как у взрослого человека. В них отражается масса чувств.
Через три дня у сынульки началось воспаление легких, его перевели в Морозовскую больницу. Целый день была с ним, на ночь уезжала, рано утром возвращалась.
Медработники смотрели на меня с сочувствием, и только одна врач, видимо, недавно, после института, сказала, что мой сын обязательно выздоровеет. Он слишком цепко держится за жизнь. Впервые со дня рождения моего сынули меня поддержали. Через месяц мы снова возвратились в клинику.
День операции был страшным. Ни о чем не могла думать, не хотелось ни пить, ни есть. Была всем сердцем, всей душой рядом с ним там, в операционной.
К вечеру вышел врач.
— Верите в Бога? Молитесь. Аппаратура показала один порок, в ходе операции обнаружился второй. Такую операцию делал впервые. Сделал все, что мог. Молитесь.
Он развернулся и ушел, а я стояла и не могла до конца осознать, что произошло.
Десять дней в реанимации, десять жутких бессонных ночей. Странно, не плакала, не знаю, куда пропали мои слезы, я с детства плакса. Казалось, что внутри, все окаменело.
Тишину раннего утра разорвал телефонный звонок.
— Мы вынуждены сообщить вам, что у вашего ребенка остановилось сердце, его тело будет отправлено в морг. Приезжайте, нужно оформить документы.
Что было сказано дальше, не помню. Обморок и темнота. Потом люди в белых халатах, что-то говорят, но я не слышу. Делают укол, не понимаю, что происходит. Куда-то опять провалилась.
Открыла глаза, увидела свекровь и мужа.
— У нас хорошие новости. Снова позвонили из клиники и сказали, что во время отключения аппаратуры у малыша появился нитеевидный пульс на экране. Его спасли. Наш мальчик жив. И снова провалилась в спасительную темноту.
Через неделю нас перевели из реанимации в палату. Сынулька пошел на поправку.
Через месяц нас готовили к выписке. Через полгода нам нужно было снова приехать на обследование. Наш врач объяснила, что из-за состояния здоровья мальчик не сможет сесть и ползать. Да и ходить сможет года в три.
Молча выслушала. Да, конечно, так я вам и поверила. Курсы массажистов прошла успешно. Сынулька действительно не сидел и не ползал, миновали мы эти моменты, но пошел в год и месяц.
Готовила на кухне, а он играл в комнате с дедушкой. Пока тот задремал, малыш, держась за стенку, пришел ко мне. Он счастливо улыбался, а я потеряла дар речи. В тот момент счастливее меня никого на белом свете не было.
Наш дом стоял рядом с парком. Прогулки там были каждый день. Идем со свекровью и свекром. Сынуля, держась за грудку (видимо, боль после операции еще осталась) топал впереди. И надо же было в тот момент повстречать главврача детской поликлиники, которая не советовала мне везти сына в Москву.
Ее фраза убила наповал.
— Надо же, а мы вас уже давно похоронили и документы сдали в архив.
Реакция свекрови оказалась мгновенной. Если бы не свекор, последствия были бы ужасными.
А через полгода мы отправились в Москву. Когда дверь в кабинет открылась, и врач увидела сына, который, счастливо улыбаясь, перешагнул порог и вошел в кабинет, она была в шоке. Нервно поправляла очки и не знала, что сказать.
— А вы говорили, что мы начнем ходить в три года.
Она тут же взяла себя в руки.
— Конечно, многое зависит от ухода.
Не могу сказать, что после операции мы окончательно выздоровели. Но мы живем и будем жить. Всю жизнь буду благодарна врачам, спасшим моего ребенка и тем, кто верил, кто поддерживал. Их было мало, но они были. Главное, верить и ни на минуту не позволять себе сомневаться.