Это могло произойти с любым, но выпало нам. В тот раз я ехала в плацкарте с соседкой по имени Лида, которая сразу же вызвала у меня недоумение. После долгого рабочего дня я мечтала забраться на своё место, вытянуть ноги и расслабиться под мерный перестук колёс. Но, подойдя к своему купе, я обнаружила, что на моей нижней полке сидит девчонка лет десяти, болтая ногами в поношенных кроссовках и уткнувшись в телефон, из которого доносились звуки какой-то стрелялки.
— Простите, я, кажется, ясно спросила? — начала я, стараясь держать себя в руках и постукивая пальцем по своему билету. — Почему ваш ребёнок занял моё место?
Женщина напротив — грузная, с выцветшими светлыми волосами, стянутыми в неряшливый пучок, — даже не подняла глаз от журнала с кроссвордами. Лишь поправила сползший ремень сумки на плече и сделала глоток из мятой бутылки с водой.
— Чего вам жалко, что ли? — бросила она наконец, глянув на меня с ленцой, как на назойливую муху.
— Извините? — я растерялась от такой наглости.
— Говорю, неужели вам трудно дать ребёнку посидеть? — она кивнула на девчонку. — Светке всего десять, ей наверху не по себе. Пусть хоть немного отдохнёт.
Вагон гудел от суеты: пассажиры сновали туда-сюда с баулами, кто-то протискивался к своим местам, кто-то громко выяснял, где чья полка. Проводник, высокий мужчина с густыми бровями, пробирался вдоль прохода, проверяя билеты и время от времени покрикивая на особо шумных.
Я чувствовала, как внутри нарастает раздражение. Весь день я простояла на ногах в офисе, проклиная тесные ботинки, которые оставили на пятке волдырь размером с монету. Именно поэтому я заранее выбрала нижнюю полку — чтобы не мучиться, взбираясь наверх с гудящими конечностями.
— У меня билет на эту полку, — я старалась говорить ровно, протягивая свой талон. — Тридцать первое место, нижнее.
— Да вижу я ваш билет, — отмахнулась женщина, не отрываясь от журнала. — У нас со Светкой верхние, тридцать три и тридцать пять. Но она высоты панически боится. Будет всю ночь ныть, а мне её успокаивать.
Девочка на миг отвлеклась от телефона, бросила на меня быстрый взгляд из-под чёлки и снова погрузилась в игру. Звуки выстрелов и пищащие мелодии заполняли пространство вокруг.
— Послушайте, — я попыталась быть терпеливой, — я понимаю, что вам непросто, но…
— Ничего вы не понимаете, — перебила она, повышая голос так, что ближайшие пассажиры начали коситься в нашу сторону. — У вас небось своих детей нет, вот и строите из себя правильную. Светка, выруби эту какофонию, уши уже вянут!
Девочка скорчила недовольную гримасу, но звук убавила, не отрываясь от экрана. Я заметила, что её джинсы были в пятнах, а на запястье красовался потёртый браслет с разноцветными бусинами.
Тут рядом раздался голос проводника:
— Что за шум? Почему в проходе стоите?
Он протиснулся к нам, поправляя форменную фуражку. В руках у него был потрёпанный журнал учёта с вылезающими страницами.
— Тут спор небольшой, — начала я. — Я купила нижнюю полку, а…
— Её место заняли, а она тут целую драму разводит, — громко влезла женщина. — Подумаешь, беда какая! Девочке десять лет, ей наверху неуютно!
Проводник закатил глаза, явно привыкший к подобным разборкам.
— Пokaжите билеты.
Я протянула свой. Женщина нехотя порылась в потёртой косметичке и вытащила два мятых билета.
Проверив их, проводник покачал головой:
— У вас с дочкой верхние места, гражданка. А у девушки — нижнее. Освободите полку, будьте добры.
— Это что, шутка такая? — женщина вскинула руки. — Где это видано, чтобы ребёнка на верхотуру загонять? А если она свалится?
— Надо было брать нижнее место заранее, — сухо ответил проводник. — Поезд сейчас тронется. Не задерживайте.
— Вот вечно так, — начала она театрально, явно для окружающих. — Ни капли жалости, ни капли души! Светка, собирай шмотки, видишь, тёте невмоготу уступить.
Девочка медленно, с ленцой, принялась сгребать с полки обёртки от шоколадок и потёртый рюкзачок с выцветшим логотипом футбольного клуба. На одной из наклеек было криво написано: "Верь в себя!"
— Но ты же сказала, что я буду внизу, — заныла она, состроив обиженную мину.
— Я старалась, солнышко, — вздохнула женщина, буравя меня взглядом. — Но не все понимают, каково быть родителем.
Я почувствовала, как от этого лицемерия у меня запылали уши. Пассажиры вокруг начали пялиться: парень с длинными волосами, сидевший через проход, отложил телефон, а пожилая дама с вязанием в руках неодобрительно покачала головой.
Светка наконец убралась с полки, и я с облегчением поставила туда свой рюкзак. Рядом пристроился пакет с пирожками и бутылкой воды, которые мне заботливо собрала сестра перед поездкой.
— Спасибо, что решили вопрос, — сказала я, надеясь разрядить обстановку.
Женщина хмыкнула:
— Ага, прям спасибо от души.
Но тут же сменила тон и улыбнулась, будто ничего не было:
— Меня, кстати, зовут Оля. А это Светка, дочка моя.
Я удивлённо заморгала от такой резкой перемены.
— Лида, — ответила я сдержанно.
— Слушай, Лид, а может, сговоримся? — Оля наклонилась ближе, от неё пахло мятной жвачкой и дешёвым лаком для волос. — Пусть Светка днём внизу посидит, а? Ночью я её наверх загоню, прослежу. Просто днём ей тут легче.
Я насторожилась. Только что она обвиняла меня во всех грехах, а теперь вдруг чуть ли не в подруги набивается?
Тут Светка дёрнула мать за рукав и буркнула: «Мам, не выпрашивай, противно же!»
Эта фраза, такая взрослая для ребёнка, меня ошарашила. В её возрасте я ещё в прятки играла, а эта девочка уже выучила, как давить на взрослых не хуже своей матери.
— Прости, Оля, но мне правда нужно это место, — твёрдо сказала я. — У меня ноги после работы как деревянные.
Оля окинула меня взглядом с ног до головы:
— А по тебе и не скажешь. Молодая ещё, справишься.
— Не всё видно на глаз, — отрезала я.
Поезд тронулся, издав протяжный сигнал. За окном замелькали огни вокзала, редкие фигуры провожающих и серые столбы. Путешествие обещало быть долгим, и я уже чувствовала, что первая схватка за полку — лишь начало.
К обеду я пожалела, что ввязалась в этот спор. Оля оказалась виртуозом пассивной агрессии. Каждые двадцать минут она громко спрашивала дочку, не устала ли она наверху, не болят ли ноги, не скучно ли там. Светка, быстро смекнув, как играть в эту игру, отвечала с таким трагизмом, будто её заставляли таскать камни.
— Мам, у меня всё затекло! — ныла она, свесившись с верхней полки так, что её кроссовки болтались прямо над моим лицом. — И спина ноет, и телефон скоро сядет. Долго ещё ехать?
— Терпи, моя хорошая, — вздыхала Оля, многозначительно глядя на меня. — Ещё почти сутки впереди. Ничего не поделаешь, раз некоторым всё равно.
Я притворялась, что читаю журнал, хотя уже час пялилась в одну и ту же рекламу шампуня. Напряжение от осуждающих взглядов соседей буквально висело в воздухе. Особенно старалась дама с вязанием — представилась как Анна Сергеевна. Она то и дело бросала на меня строгие взгляды поверх очков.
— Раньше детям всегда уступали, — громко заметила она, расправляя нитки. — Добрее были люди, что ли. А сейчас каждый за себя.
Я сжала губы, сдерживая желание огрызнуться. Ссориться с одной попутчицей — ладно, но портить отношения со всем вагоном я не хотела.
Рядом с Анной Сергеевной сидел мужчина лет сорока с короткой стрижкой. Он читал газету, но краем глаза следил за происходящим, изредка хмыкая.
Через пару часов я не выдержала и ушла в тамбур — хоть немного проветрить голову от этого давления.
Там стоял парень с длинными волосами, курил, глядя в мутное окно. Увидев меня, он кивнул и отодвинулся.
— Тяжко, да? — вдруг спросил он.
— В смысле? — не поняла я.
— С этой тёткой и её девчонкой, — пояснил он, затягиваясь. — Я рядом сижу, всё вижу. Они тебя специально выматывают.
— Ещё как, — выдохнула я. — Кажется, что я монстр какой-то, не дав ребёнку полку.
— Забей, — он затушил окурок о стену. — Такие, как она, привыкли всех гнуть под себя. У меня сестра такая же — вечно ноет, а чуть что не по её — орёт, как резаная.
Я улыбнулась — приятно было услышать хоть каплю поддержки.
— Я Костя, кстати, — он протянул руку.
— Лида.
Вернувшись в вагон, я заметила, что Оля со Светкой куда-то делись. Их места пустовали, на столике валялись обёртки от печенья и пустая бутылка.
— В вагон-ресторан пошли, — пояснила Анна Сергеевна, перехватывая мой взгляд. — Девочка проголодалась. Бедняжка, намаялась там наверху. А вы, значит, юрист?
— Нет, — удивилась я. — Почему юрист?
— А эта женщина, Ольга, сказала, что вы важная шишка, в суде работаете, вот и не уступаете никому.
Я чуть не поперхнулась от возмущения:
— Это бред! Я администратор в фитнес-клубе. Целый день на ногах.
— Вот как, — разочарованно протянула Анна Сергеевна. — А она уверяла…
— Много чего можно наговорить, — вмешался мужчина с газетой. — Меня зовут Сергей Иванович. Позвольте заметить, ваша попутчица — мастер провокаций. Сначала выдумывает про вас небылицы, чтобы настроить всех против, а потом играет жертву.
Я выдохнула с облегчением — хоть кто-то разобрался в ситуации. Но тут вернулись Оля со Светкой. Девочка несла пакетик с орешками, от которого пахло солью и специями.
— О, смотрю, тут уже целая компания собралась, — с наигранной бодростью сказала Оля, плюхаясь на своё место. — Светка, вытри руки, вся в этой гадости липкой.
Девочка, не обращая внимания на мать, подсела ближе к краю моей полки и принялась грызть орешки, роняя крошки мне на одеяло.
— Света, пожалуйста, не сори на моё место, — вежливо попросила я.
— Ой, простите, — с притворным удивлением ответила она, не сдвинувшись ни на сантиметр. — Я случайно. Просто наверху тесно, ноги не помещаются.
Оля, будто не замечая, копалась в телефоне, но тут же подхватила:
— Свет, не мешай людям. Видишь, тут никому нет дела до твоих проблем. Сиди уж наверху, раз так вышло.
Сергей Иванович еле заметно покачал головой, а Костя, вернувшись из тамбура, бросил мне ободряющий взгляд.
Ближе к вечеру началась подготовка ко сну. Вагон наполнился шорохами, скрипом полок и запахом свежезаваренного чая из чьего-то термоса.
Оля начала громко руководить дочкой:
— Светочка, давай аккуратно наверх. Держись крепче, не свались. Я тебе одеяло кинула, но сама понимаешь, тут не курорт.
Светка, пыхтя и кряхтя, полезла наверх, то и дело жалуясь:
— Мам, я боюсь! Тут высоко! А если ночью в туалет захочу? Упаду же!
— Потерпи, моя девочка, — Оля многозначительно глянула на меня. — Или меня разбуди, я помогу. Ничего не поделаешь, раз некоторым всё равно.
Я стиснула зубы. Этот театр явно был затеян, чтобы я сдалась и предложила поменяться. Но я решила стоять на своём.
Когда Светка наконец угомонилась наверху, начался новый этап: она ворочалась, шуршала пакетом, стонала и свешивала ноги так, что они чуть не задевали мою голову.
— Света, убери ноги, пожалуйста, — не выдержала я.
— Ой, извините, — с деланным удивлением отозвалась она. — Я не нарочно. Просто места мало, неудобно.
— Светочка, терпи, родная, — тут же подхватила Оля. — Завтра доедем.
Я закрыла глаза, пытаясь отключиться от происходящего. Завтра всё закончится, и эта парочка, может, переключится на кого-то другого.
Засыпая, я услышала, как Оля тихо говорит дочке, но так, чтобы я услышала:
— Вот так, Свет, в жизни бывает. Некоторым наплевать на других, лишь бы самим было хорошо. Запомни.
Я скрипнула зубами. Эта женщина не просто добивалась удобства для дочки — она учила её видеть мир через призму обид.
Утром я проснулась от шороха. Светка сидела напротив, уплетая булку и внимательно меня разглядывая. Крошки сыпались на мою подушку.
— Доброе утро, — сказала я, стряхивая их. — Давно встала?
— Недавно, — пожала она плечами. В утреннем свете, без нытья и капризов, она казалась обычной девчонкой — с растрёпанной чёлкой и любопытными глазами. — А вы всегда так рано встаёте?
— Обычно да, — я потянулась, разминая шею. — Работа заставляет. А где мама?
— В туалете, — Светка откусила булку, завёрнутую в салфетку. — А почему вы вчера не пустили меня вниз? Вам жалко было?
Я замялась. Объяснять ребёнку вчерашний конфликт было странно. Но в её тоне не было злости — только детское желание понять.
— Понимаешь, Света, — начала я мягко, — у каждого из нас своё место по билету. Я взяла нижнюю полку, потому что мне так нужно.
— Но мне тоже лучше внизу, — упрямо сказала она. — Наверху голова кружится, и темно.
— Тогда надо было брать билет на нижнюю.
— Мама говорит, что их сразу разбирают, — вздохнула Светка и добавила: — И что они дорогие, а у нас денег мало. Мы к тёте едем, у неё работа есть, мама хочет устроиться.
Эти слова кольнули меня. За вчерашней бравадой Оли скрывались реальные трудности, о которых я и не думала.
— Понимаешь, — продолжила я, — я не могла уступить. Работа у меня тяжёлая, ноги к вечеру еле держат.
— А где вы работаете? — оживилась она.
— В фитнес-клубе. Записываю людей на тренировки, слежу за расписанием.
— Класс! — улыбнулась Светка. — А там бассейн есть?
— Есть, — кивнула я. — И тренажёры, и сауна.
Тут вернулась Оля. Её волосы были влажными, а лицо выглядело усталым.
— Ты чего тут расселась? — строго спросила она дочку. — Я же сказала наверху ждать.
— Мы просто болтаем, — пожала плечами Светка.
— Иди умойся, — Оля сунула ей полотенце и мыло. — И не размазывай грязь по лицу, как вчера.
Когда девочка ушла, Оля посмотрела на меня:
— Надеюсь, вы ей мозги не промываете.
— Нет, — удивилась я. — Просто разговаривали.
— Ну-ну, — буркнула она, но вдруг смягчилась: — Слушай, извини за вчера. Нервы сдают. Работы нет четвёртый месяц, живём на копейки, а тут ещё дорога эта. К сестре еду, давно не виделись. Она и не знает, как мне худо.
Эта искренность меня ошарашила. Ещё недавно она чуть ли не врагом меня считала, а теперь выкладывает душу.
— Сочувствую, — осторожно сказала я. — Но мне правда нужна была эта полка. Спина после работы ноет.
Оля пожала плечами:
— Да поняла я уже. Каждый выкручивается как может.
Проводник объявил, что через час будет большая остановка. Оля оживилась и спросила его:
— А свободных нижних мест в поезде нет? Может, нас перекинуть?
Он полистал журнал:
— В этом вагоне всё забито. В соседнем могу глянуть, но за пересадку доплата.
— Сколько? — напряглась она.
— Пятьсот рублей в такой же вагон, две тысячи в купе.
Оля скривилась:
— Ладно, подумаю.
Она посмотрела на меня так, будто я должна была ей эти деньги предложить. Я промолчала.
— Вот так всегда, — пробормотала она. — Кому деньги есть, тот и в шоколаде.
— Это не моя вина, что у вас не хватило на нижнюю полку, — не выдержала я.
— Ой, конечно, — фыркнула она. — Все умные, пока самих не прижмёт. Я одна дочку ращу, муж три года как сбежал. Попробовала бы ты так пожить.
Костя закатил глаза, Сергей Иванович с интересом ждал развязки. Я вдохнула поглубже, решив не продолжать спор. Тут вернулась Светка, с мокрыми щеками и каплями воды на футболке.
— Мам, там пирожки с капустой продают! — выпалила она. — Купим?
Оля отвела взгляд:
— Свет, у нас денег впритык. Ешь печенье, что я взяла.
— Оно жёсткое уже, — скривилась девочка.
— Ничего, чаем размягчишь.
Светка надулась и отвернулась к окну. Я достала из рюкзака пакет с пирожками:
— Света, хочешь пирожок? У меня лишние, сестра напекла.
Девочка глянула на мать. Оля напряглась:
— Спасибо, мы не берём подачек.
— Это не подачки, — спокойно сказала я. — Просто делюсь.
Светка с надеждой смотрела на мать. Та махнула рукой:
— Бери, раз дают.
Девочка схватила пирожок и с улыбкой откусила:
— Вкусно! Спасибо!
Этот момент немного разрядил обстановку. Оля всё ещё держалась настороженно, но Светка оживилась, и я подумала, что остаток пути пройдёт спокойнее.
На остановке многие вышли размяться. Сергей Иванович ушёл за чаем, Костя позвал меня за кофе, но я осталась — хотела вздремнуть. Оля со Светкой тоже вышли. Через окно я видела, как они стоят у ларька, и девочка что-то показывает, но мать качает головой.
Я легла и закрыла глаза. Тишина была блаженством.
Разбудил меня голос Оли:
— …я тебе сто раз говорила, что это дорого! У нас каждая копейка на счету!
— Но тётя дала мне деньги на карман! — возмущалась Светка. — Это моё, я могу купить что хочу!
— Нет, не можешь! Купишь конфеты, а потом будешь ныть, что зубы болят!
Я притворилась спящей, но слушала. Светка обиженно засопела.
— Ты всегда так, — буркнула она. — Всё запрещаешь.
— Ох, какая ты неблагодарная, — выдохнула Оля. — Я для тебя стараюсь, а ты…
Я "проснулась", потянулась и села.
— Вернулись? Как погуляли?
Оля тут же сменила тон:
— Нормально, воздухом подышали.
Светка молча смотрела в окно, сжимая пакетик с конфетами.
— Конфеты купили? — дружелюбно спросила я.
— Светке захотелось, — натянуто улыбнулась Оля. — Балую её.
Я заметила, как девочка бросила на мать недоверчивый взгляд. Видно, дома у них постоянные разборки.
Вагон наполнился людьми. Костя вернулся с кофе и протянул мне стаканчик:
— Держи, обещал же.
— Спасибо, — удивилась я. — Я не просила.
— И не отказалась, — усмехнулся он. — Считай, за вчерашний цирк.
Оля глянула на нас с недовольством. Светка уставилась на кофе с тоской.
— Свет, хочешь глоток? — предложила я.
Она глянула на мать. Оля нахмурилась:
— Нет, у неё горло слабое, нельзя горячее.
— Ничего у меня не слабое! — возмутилась Светка. — Ты просто не хочешь мне ничего брать!
Оля покраснела:
— Не смей мне грубить при людях!
— А ты не ври! — выпалила девочка и, чуть не плача, полезла наверх.
— Прекрасно, — процедила Оля. — Теперь все думают, что я плохая мать.
Светка молчала.
Я почувствовала себя лишней. Думала, они сговорились против меня, но оказалось, что у них свои беды, и Оля просто не знает, как с ними справляться.
Костя пил кофе, будто ничего не случилось. Мне же было неловко.
Поезд ехал, за окном тянулись леса и поля. Я пыталась читать, но не могла сосредоточиться. Сверху доносились тихие всхлипы — Светка плакала, стараясь не шуметь.
Оля листала телефон, но взгляд её был пустым. Она явно пыталась скрыть смущение.
Вернулся Сергей Иванович с настольной игрой.
— Купил на станции, — сказал он. — Может, сыграем? Дорога длинная.
Игра была простой — карточки с приключениями.
— Я за! — оживился Костя.
— И я, — кивнула Анна Сергеевна.
Я присоединилась. Сергей Иванович крикнул Светке:
— Не хочешь с нами?
Она выглянула:
— А что за игра?
— "Остров сокровищ", — улыбнулся он. — Ищешь клад, сражаешься с пиратами.
Светка глянула на мать. Оля буркнула:
— Как хочешь.
Девочка спустилась и села к нам.
— Выбирай фишку, — сказал Сергей Иванович. — Пират, корабль, акула.
— Я пират! — оживилась Светка.
— Я корабль, — взяла я.
— Акула моя, — ухмыльнулся Костя.
Оля сидела в стороне, но украдкой поглядывала.
Игра затянула. Светка смеялась, когда её пират побеждал, и хлопала в ладоши. Напряжение спадало.
Потом Оля вдруг подсела:
— Можно мне?
Все удивились.
— Конечно, — кивнул Сергей Иванович. — Новый раунд начинаем.
Оля взяла карты, неловко их тасуя.
— Мам, бери акулу! — предложила Светка. — Она крутая!
— Хорошо, — улыбнулась Оля, и я впервые увидела её без маски раздражения.
Светка объясняла правила, а я поймала взгляд Сергея Ивановича — он кивнул, мол, всё налаживается.
Раунд вышел весёлым. Оля даже хохотала, когда её акула "съела" мою фишку. Светка сияла.
После игры все разошлись довольные. Оля казалась спокойнее.
— Спасибо за игру, — сказала она тихо. — Давно так не отдыхала.
— Всегда рад, — ответил Сергей Иванович.
Позже проводник объявил ещё одну остановку. Оля переговорила с ним и вернулась задумчивой.
— Что-то не так? — спросила Светка.
— В соседнем вагоне нижняя полка есть, — ответила Оля. — Но надо доплатить пятьсот рублей.
— Переедем? — оживилась девочка.
— Не знаю, — замялась Оля. — Дорого. А ехать недолго осталось.
Я слушала, и внутри боролись жалость и усталость.
— Я могу заплатить, — сказала я вдруг.
Оля резко глянула:
— Что?
— Доплату за вас, — повторила я. — Мне не сложно.
Она замялась, в глазах мелькнули благодарность и стыд.
— Нет, обойдёмся, — выдавила она.
— Мам, ну давай! — взмолилась Светка.
— И перед всеми унижаться? — прошипела Оля.
— Какое унижение? — вмешался Костя. — Нормальное предложение.
— Вам легко говорить, — отрезала она.
Светка отвернулась. Я пожала плечами:
— Решайте сами.
Оля ушла в тамбур, явно злая. Анна Сергеевна тихо сказала:
— Гордая она. Тяжело ей, а помощи боится.
— Чем труднее жизнь, тем сложнее её принять, — добавил Сергей Иванович.
На остановке Оля вернулась с кошельком и снова ушла. Потом появилась с проводником:
— Свет, бери вещи, переходим.
— Серьёзно? — обрадовалась девочка.
— Да, нижняя полка твоя.
Светка запихивала вещи в рюкзак. Оля избегала моего взгляда.
— Доплатили? — спросила я.
— Нашла запас в кошельке, — буркнула она.
Я поняла, что она врёт, но промолчала.
Уходя, Светка обернулась:
— Спасибо за игру и пирожки!
— Удачи, — улыбнулась я.
Оля замешкалась:
— Прости за вчера. Погорячилась.
И быстро вышла.
Вагон опустел.
— Конец сериала, — хмыкнул Костя.
— В жизни нет чётких ролей, — сказал Сергей Иванович. — Только люди со своими бедами.
Я кивнула, глядя на пустую полку. Было грустно и легко одновременно.
Остаток пути прошёл тихо. Без Оли и Светки стало скучновато.
На станции я нашла под подушкой фишку пирата и записку: "Спасибо, что не сердились. Светка."
Я спрятала её в карман, улыбнувшись.
В тамбуре проводник сказал:
— Хорошо, что всё уладилось. Вчера думал, до ругани дойдёт.
— Всё к лучшему, — ответила я.
— Знаешь, — он понизил голос, — я ей наврал про доплату. Ничего платить не надо было. Просто дал ей шанс не упасть в грязь лицом.
— Но она дала деньги, — удивилась я.
— Да, а я их Светке вернул, сказал, что сдача, — усмехнулся он. — Пусть конфет купит.
— Хитро, — покачала я головой.
— Тридцать лет в поездах, — пожал он плечами. — Гордым помогать сложнее всего.
Он помог мне с рюкзаком и пожелал удачи.
На перроне Костя предложил:
— Такси берём? Скинемся.
— Давай, — кивнула я. — Но сначала кофе. Очень хочется чего-то горячего.