Найти в Дзене
Иван Соболев (Ivan Sobolev)

Фортепиано: искусство прикосновения к звуку

Фортепиано - это больше, чем инструмент. Оно живёт, дышит, чувствует и отвечает музыканту так, как порой не способен даже самый близкий друг. Он принимает его сокровенные мысли, отражает чувства, угадывает душевное состояние. Но, как и в любых отношениях, рояль раскрывается только тем, кто обращается с ним бережно. Касаясь клавиш, важно помнить: инструмент чувствует всё. Если играть с теплотой, он ответит нежным, глубоким звуком. Если подойти к нему с холодностью, звук станет плоским и безжизненным. Можно заставить его кричать, если ударить по клавиатуре, но равнодушие единственное, чего рояль не прощает. Инструмент не раскроется и зазвучит так, словно лишён дыхания: блекло, сухо, будто варёный рыбий глаз.
Настоящая магия звука рождается не в момент нажатия клавиши, а после. Когда последний тон растворяется в пространстве, остаётся тончайший обертоновый шлейф, как хвост кометы, несущий в себе душу музыки. И именно здесь начинается главная тайна фортепианного искусства.

Фортепиано - это больше, чем инструмент. Оно живёт, дышит, чувствует и отвечает музыканту так, как порой не способен даже самый близкий друг. Он принимает его сокровенные мысли, отражает чувства, угадывает душевное состояние. Но, как и в любых отношениях, рояль раскрывается только тем, кто обращается с ним бережно. Касаясь клавиш, важно помнить: инструмент чувствует всё. Если играть с теплотой, он ответит нежным, глубоким звуком. Если подойти к нему с холодностью, звук станет плоским и безжизненным. Можно заставить его кричать, если ударить по клавиатуре, но равнодушие единственное, чего рояль не прощает. Инструмент не раскроется и зазвучит так, словно лишён дыхания: блекло, сухо, будто варёный рыбий глаз.
Настоящая магия звука рождается не в момент нажатия клавиши, а после. Когда последний тон растворяется в пространстве, остаётся тончайший обертоновый шлейф, как хвост кометы, несущий в себе душу музыки. И именно здесь начинается главная тайна фортепианного искусства.
Антон Рубинштейн называл педаль «душой рояля» и это не случайно. Она не просто усиливает звучание, а создаёт пространство, в котором музыка дышит. Между педалью и паузами всегда идёт тонкая игра: паузы должны прорисовываться сквозь её туман, но сама педаль не должна превращать звук в грязь. Грань между выразительностью и беспорядком едва заметна, но переступать её нельзя. Важно помнить, что даже отсутствие педали - это тоже краска.
Pianissimo - не просто тише, чем piano, а целый новый мир чувств. Это прикосновение, в котором нет случайности, только полное слияние с инструментом. В конце концов, тембр это голос пианиста. Как вокалист передаёт эмоции интонацией, так пианист делает это прикосновением к клавишам. Можно сыграть фразу идеально технически, но если в ней не будет чувства, слушатель поймёт: музыкант равнодушен. А равнодушие в искусстве это молчание. Но если пианист найдёт свой звук, если сможет почувствовать инструмент, как продолжение своего тела, если мелодия и сопровождение сольются в идеальных пропорциях, тогда перед ним откроется волшебная дверь. За ней мир мерцающих, парящих, сверкающих звуков. И счастлив тот, кто в него войдёт.