«Реальная история о том, почему в деревне до сих пор боятся шептать имя Просковьи, и как одно летнее приключение обернулось трагедией».
Летом 89-го года я закончила 1 курс педагогического колледжа и хотела провести летние каникулы подальше от пыльного города. В моих мечтах были черноморские курорты, но в связи с финансовым положением мой летний отдых сложился не так, как в мечтах.
Вместе с братом-школьником нас отправили в деревню к бабушке. Я не очень любила такой отдых и не так часто там бывала.
Мой брат Степка закончил 8 класс и был настроен на поездку в деревню с воодушевлением, не то что я.
По прибытии в деревню Степка быстро познакомился с местными ребятами и почти всё своё время проводил с ними. Моих ровесников в деревне не было, и поэтому я всё своё время проводила в домашних хлопотах.
В один из дней Степа позвал меня вместе с местными ребятами на озеро. Мы пришли на озеро, искупались, и на обратном пути один из мальчишек, которого звали Вова, сказал: «А хотите, мы вам могилу ведьмы покажем?» Ребята рассказали, что в их деревне когда-то жила колдунья. Правда, умерла она давно — лет шестьдесят назад. На старом кладбище сохранилась её могила, но все обходят её стороной: место считается нехорошим, особенно если тронуть ограду.
— Какие суеверия! — усмехнулась я. — Вы и правда в это верите?
Нас в школе учили марксизму-ленинизму, а о ведьмах я лишь в сказках читала.
На следующий день мы отправились на кладбище. Ребята остановились в глухом углу, где всё заросло бурьяном. Рядом с могилой возвышался старый дуб, будто страж последнего пристанища колдуньи. Ограда почти рассыпалась, памятник, похожий на обветшалый столб, едва виднелся среди кустов. На нём висела фотография, но лицо давно стёрлось от времени. Надпись тоже была нечитаемой — разве что удалось разглядеть имя: Просковья. Попыталась определить дату смерти — вроде 1926 год.
— Это просто заброшенная могила, — сказала я, пряча дрожь в голосе. — Никакой магии тут нет.
— Какая-то Просковья умерла в 1926 году. Почему все решили, что она ведьма? — спросила я.
— Ну, так говорят, — отозвался мальчишка, предложивший сюда пойти. — Моя бабка рассказывала, что Просковья колдовством занималась: порчу наводила, скот портила. А когда умирать стала — все кошки в округе подохли. Её хотели за оградой похоронить, но председатель сельсовета не разрешил. Вот и закопали в самом глухом углу кладбища.
Я усмехнулась от такой наивности. Брат же загорелся идеей:
— Давайте на этот дуб залезем! — Он указал на мощное дерево, выросшее прямо на могиле. — Красивое же!
Деревенские ребята испуганно замотали головами: мол, ведьма не простит. Но Степка лишь рассмеялся, перешагнул через полуразрушенную оградку и начал карабкаться по стволу. Мальчишки тут же разбежались, а мы с братом остались.
Присмотревшись к потёртой фотографии на памятнике, я вдруг различила лицо. На меня смотрела старуха в тёмном платке — длинный нос, оскаленные зубы. Я моргнула — видение исчезло. По спине пробежал холодок.
— Степа, слезай! — крикнула я. — А то упадёшь!
На обратном пути брат неожиданно спросил:
— Ты видела, какой у неё нос на фото? Страшный!
Я замерла. Неужели и ему привиделось?
— Тебе показалось, — буркнула я. — Там всё расплылось, ничего не разглядеть.
— А я видел, — настаивал он. — Она на нас смотрела.
Деревенским о странностях с фото мы не сказали ни слова.
Спустя месяц безмятежного лета, накануне отъезда в город, Степа с товарищами решили в последний раз отправиться к озеру. День стоял знойный, словно сама природа замерла в предвкушении грозы. Солнце палило безжалостно, выжигая следы на пыльной дороге, а небо, чистое и бездонное, напоминало расплавленное стекло. Путь их лежал через старый лес, где вековые сосны, словно молчаливые стражи, пропускали сквозь свои кроны лишь редкие лучи света.
Обратная дорога обернулась испытанием. Едва мальчишки вышли из тени деревьев, небо внезапно потемнело. Тучи, тяжелые и свинцовые, сомкнулись над головой, а первые капли дождя, холодные и резкие, впились в землю, словно иглы. Ребята бросились бежать, смех сменился тревогой. Степка, всегда быстрый и ловкий, мчался впереди, подбадривая остальных: «Быстрее, пока не хлынуло!»
Но лес, будто затаивший злобу, приготовил ловушку. Из ниоткуда, прямо под ногами, вырос корявый корень — старый, покрытый мхом, словно он пророс здесь за секунду. Степка споткнулся, тело его метнулось вперед, и в следующее мгновение острая ветка, словно кинжал, вонзилась ему в шею. Крик застрял в горле. Алый поток хлынул на белую футболку, окрашивая ее в багрянец. Он рухнул на землю, судорожно сжимая рану ладонями, но кровь сочилась сквозь пальцы, капая на пожухлую листву.
Ребята замерли, глаза их расширились от ужаса. Время остановилось. Лишь Вовка, словно очнувшись от кошмара, рванул сквозь чащу — в деревню, за помощью. Остальные, парализованные страхом, не смели приблизиться. Степа уже не стонал. Его взгляд, стеклянный и пустой, устремился в серое небо, а дождь, набирая силу, смывал кровь с его лица.
Скорая примчалась слишком поздно. Тело мальчика лежало в грязи, обнятое холодными струями ливня. Лес шумел, будто оплакивая его, а ребята, мокрые и дрожащие, понимали: их детство оборвалось вместе с этим днем.
Тот роковой день на похоронах брата навсегда врезался в память. Казалось, сама судьба напоминала о нашем дерзком вторжении к могиле Просковьи. Небо было затянуто свинцовыми тучами, а ветер шептал что-то зловещее в кронах деревьев. Когда я подошла к краю свежей могилы, чтобы бросить горсть земли, нога внезапно подкосилась — будто невидимая рука рванула за лодыжку. Земля под ногами обрушилась, и я провалилась по колено в сырую яму. Гробовый холод пронзил тело, а из глубины донесся едва уловимый шелест, словно чей-то смех.
Вывихнутая ступня пульсировала адской болью, но тогда, в потоке слёз и шока, я не сразу это ощутила. Лишь позже, когда опухоль сковала сустав, а каждый шаг стал напоминать укол иглой, поняла: что-то во мне сломалось навсегда. Теперь, спустя годы, лёгкая хромота — как метка, напоминающая о той проклятой могиле.
С тех пор кладбища стали для меня зоной запрета. Даже случайный взгляд на ворота погоста вызывает дрожь — в ушах снова звучит тот леденящий шепот, а в ноге вспыхивает призрачная боль. Иногда мне кажется, что ведьма не простила нашего вторжения и быть может, её тень до сих пор бродит меж крестов, выискивая тех, кто посмел потревожить её покой...
