Вера Серафимы. Глава 8
Слушая историю своего любимого, Сима едва дышала, слезы градом лились из глаз. Каждое слово бабы Даши словно гвоздь вбивало в душу мысль: нет шансов. Никаких…
— Баба Даша, что мне делать? Я ни о чем другом думать не могу, уроки вести не могу, тем более Степа всегда перед глазами. Похожи они сильно. Да вы и сами знаете. Боюсь свихнуться.
— Да чегой тута поделаешь? Ничегой. Терпи, пройдеть. Токма глупостей не наделай. И не забывай — тута тебе не город, в деревне мы. Вот сказала мне, а даже у стен уши есть. Я могила, от меня не просочитьси. А ты одним своим взглядом или словом лишним выдать себя можашь. А народ, он какой? Не со зла, а от скуки болтать стануть. Да каждая баба от себя ешо добавить. И вот вы ужо с Володей полюбовники. Поняла меня?
— Да понимаю я… невмоготу мне. Уехать бы. Да куда? Смотрите, как Верочке здесь хорошо стало! Ведь всего один приступ был с августа, и тот через Зину. В городе уже б раз десять задыхалась.
— Ну куды ж тебе ехать? Живи, коль приехала. Ради дочки и живи. Дурь-то эту выброси из головы. Выбей! Никада он Зину, а скорее детей, не бросить.
Ничегой лишнего не допускай: от одной искры можеть уся деревня погореть, а от одной сплетни человек можеть погибнуть, но люди сюравно болтать будуть. Раньша или поздно. Будь готова, дочка! Деревня… — еще раз напомнила Семеновна. — И Зинку опасайси. Она, када пьеть, на все способная. Своих-то не щадить, а уж чужих и подавно. Бешеная она. Снайперша, одним словом.
— Поняла я, баба Даша.
— Вот и хорошо, милмоя. Возьми себя в руки-то. Работай, делай свое дело, чегой надоть, и все будеть хорошо! А если подопреть, то вот так же снова ко мне прибежишь, — Семеновна крепко обняла Симу, прижала к себе: женщина разрыдалась горько и надрывно. Она будто прощалась со своей вдруг такой горячей нечаянной любовью.
«Права баба Даша, чего я вздумала нюни разводить! Какая там любовь, мне о Верочке думать надо! Все! Хватит. Пострадала и будет!»
Но напоминание о так тщательно скрываемых чувствах вдруг пришло совершенно с неожиданной стороны.
…Празднование сорок второй годовщины Великого Октября прошло в Бурном с размахом. Председатель провел собрание для сельчан, на котором был избран президиум — в него пригласили и Серафиму Андреевну. Она смущаясь поднялась на сцену, ловя на себе десятки глаз. Но одну пару она узнала бы и из тысячи. В третьем ряду сидел Владимир Бурняев, он пристально смотрел на учительницу, проводив ее взглядом почти до места. Его глаза горели бешеным огнем, сродни любовному. Так на Симу смотрел только муж. Но как только он понял, что она увидела, как он на нее смотрит, мужчина мгновенно отвел глаза, тут же обнял жену, Зинаида с готовностью прижалась к мужу.
Сима недоумевала: она как девчонка-шестиклассница, как ее Веруська, думала об этом весь вечер.
«Почему он так смотрел на меня? Почему отвел взгляд? Почему так испуганно отвел взгляд? И вмиг обнял жену». Собрание закончилось, начался концерт. Зинаида Бурняева выступала — пела частушки.
Когда Сима услышала ее фамилию, то сердце заколотилось от волнения так, будто была тяжело больна. Она пристально рассмотрела жену своего любимого.
Что и говорить — Владимира можно понять, потому как Зина была очень хороша собой: светлые, богатые волосы были убраны в красивую прическу, слегка располневшую талию подчеркивал узкий черный кожаный ремешок, немного полноватые, но красивые ноги были обуты в полусапожки на шнуровке и на каблучках. Даже издалека было видно, какие у женщины красивые глаза и тонкие, будто нарисованные брови. И пела она очень хорошо, да и чечетку славно отстукивала. Но главное не это. А то, что ее муж Володя смотрел на свою жену не отрываясь, улыбался, а когда она закончила петь и танцевать, то встрепенулся и принялся неистово бить в ладоши и радостно свистеть.
После концерта Сима собралась уйти домой вместе с бабой Дашей, да только Михаил Бутеев перегородил ей дорогу:
— Да куды ж ты собраласи, Андревна? Не. Так не пойдет. С народом надо. Давай-ка оставайси. Танцы счас начнутси.
— Михаил, да не танцую я. Домой мне надо. Веруська одна.
— Не одна, вона Семеновна домой пошла. Да чегой это ж? Каникулы ведь у ребятни. Значат, и ты посвободнее. Ну хоть пару танцев станцуй. Неудобно. Ты у нас личность-то заметная в деревне. Учителка. Люди болтать начнут: не уважат, мол. Сбегла.
— Хорошо, — кивнула Сима. — Останусь ненадолго.
— От и хорошо! Молодец, Андревна.
Грянула музыка, и первые пары закружились в танце. Володя со своей женой Зинаидой среди них. Такие радостные, довольные, и видно, что действительно влюбленные друг в друга. Потом второй танец — и они снова вместе. А потом Сима упустила их из виду: ее пригласил совсем молодой механизатор Андрей Иванов. Серафима пробовала отказаться, да ничего не вышло. Андрей был настойчив — пришлось сдаться под его напором.
Танец закончился, пары Бурняевых видно не было. Начался следующий, и Сима к своему ужасу увидела, как нетвердой шатающейся походкой в зал вошла Зина Бурняева. Она была пьяна. Когда и где успела? Да дурное дело не хитрое. По залу побежал шепоток. Сима прошлась взглядом по залу: Володи нигде не было видно. Зинаида подошла к Михаилу Бутееву, что-то сказала ему, и вот уже они летят по залу в танце.
Сима снова поискала глазами Володю, но его по-прежнему не было. А Зина слишком громко смеялась, и Михаил, ведя ее в танце, что-то говорил ей прямо в ухо, но она лишь презрительно смеялась. Вдруг пара неожиданно остановилась, хотя музыка продолжала играть, на них налетело несколько пар, Зина согнулась пополам, и ее вытошнило прямо на пол.
— Говорил тебе, не ешь ты эту картошку. Прокисла она, — наигранно громко сказал Михаил, хотя его могли услышать только те, кто был рядом, и под всеобщие неодобрительные взгляды сельчан увел Зину. В дверях они столкнулись с Володей — видно, он выходил покурить. Бутеев что-то сказал ему, тот стал таким бледным, а потом красным, что Сима даже испугалась — как бы чего не вышло. Михаил вернулся в зал, а Бурняевы спешно ушли. Вернее, Володя утащил жену. Она не хотела уходить, сопротивлялась, что-то бормотала.
Сима тоже решила уйти, ее всю трясло. Настроения танцевать и так не было, а теперь оно пропало совсем. Женщина поняла, что ей непременно нужно поговорить с Семеновной прямо сейчас, рассказать обо всем, иначе разорвет от эмоций. Баба Даша после собрания сразу ушла домой.
— Стара уж для танцев, стара! — сказала она Симе. — А раньша-то меня и пинками бы отсюдава не вытолкаля. Больно охоча я была до танцев. А чичас ногя болять. А ты заходи ко мне опосля, чайку пошвыркаем.
…— Баба Даша! — кинулась Сима к старушке на грудь, только войдя в хату. — Он смотрел на меня. Пристально. Не как на всех женщин.
— Не выдумывай, — строго сказала бабушка, поняв о ком говорит Серафима, — и откудава тебе знать, как он на других баб смотрить? Ты чегой, следишь за им рази?
Семеновна вмиг все поняла, но она совсем не хотела обнадеживать девку и говорить ей сейчас: да, конечно, он неравнодушен к тебе.
Напротив, Семеновна постаралась вывести Симины надежды в совсем другое русло.
— Показалоси тебе, аль просто смотрел как и все на тебя. Ну а пошто нет-то? Ты учителка, учишь ево детей. Тебя в прехзидим выбраля. Вот и глядел. Глаза для ентого и нужные, чтоба зыркать.
— Да, но когда он понял, что я поймала его взгляд, тут же жену обнял.
— Вот видишь! — ухватилась тут же Семеновна. — Обнял Зинку. А пошто? Чай люблит ее, и се’мья у их. Сима, ну хватить. Ни к чемуй хорошему енто не приведеть. Давай-ка лучша чаю выпьем, дочка.
— Нет, Семеновна, — горестно покачала головой Сима, — я домой пойду. Поздно уже, да и Веруська одна. Напилась она…
— Ктой-то? — перепугалась баба Даша. — Веруся? Ты чегой болташь? Чегой напиласи?
— Зина Бурняева напилась. Вырвало ее прямо при всех. Миша замял это, вывел ее. А потом они с Володей ушли. То есть уволок он ее, не хотела уходить.
— От же зараза такая! От же зараза! Ну иди, иди домой, Симушка. Я Верусю проводила, у хате она.
Семеновне не хотелось развивать тему про пьянство Зинки. К чему? Это может дать ей хоть слабую, но надежду на то, что Володе это когда-нибудь надоест. И вот тогда…
Татьяна Алимова
Все части здесь⬇️⬇️⬇️
Копирование и распространение только по согласованию с автором