Анна смотрела на капли дождя, стекающие по оконному стеклу, и думала, как давно перестала замечать, что за окном вообще бывает солнечно. Скрип входной двери заставил ее вздрогнуть — Алексей вернулся. Его шаги в прихожей, тяжелые, будто вдавливающие в пол весь негатив, который он носил в себе, эхом отдавались в ее висках.
— Ты опять не приготовила ужин? — голос Алексея прозвучал резко, даже не вопрос, скорее утверждение, обвинение.
Анна не ответила, просто кивнула, глядя в пол, зная, что любое слово может стать спичкой, поднесенной к бочке с порохом.
— Ты вообще на что-то способна? — он сбросил пиджак на диван, не глядя на нее. — Даже Максим сегодня плакал, потому что ты не успела забрать его из сада вовремя.
Анна сжала кулаки, ногти впились в ладони — боль помогала сохранять ясность.
— Я задержалась на работе, ты же знаешь, проект…
— Работа, работа! — перебил Алексей, повышая голос. — Ты вообще понимаешь, что твоя работа — это я и Максим? Или тебе плевать?
Потом, когда он уснул, Анна лежала, уткнувшись лицом в подушку, и считала минуты до рассвета. Утром собрала документы, пока Алексей был в ванной. Руки дрожали, когда складывала бумаги в папку.
— Ты куда собралась? — его голос за спиной заставил ее вздрогнуть.
— На работу, — соврала она, не оборачиваясь.
Он подошел ближе, слишком близко, пальцы впились в ее плечо.
— Ты что-то задумала? Хочешь сбежать? Думаешь, я не знаю, что ты шарахаешься по юристам?
Днем, сидя в кабинете адвоката, Анна пыталась сосредоточиться на словах женщины напротив:
— Совместный кредит усложнит процесс, но не делает его невозможным. Нужно договориться о разделе или рефинансировании…
— Он не согласится, — перебила Анна, голос дрогнул.
— Тогда суд. Но будьте готовы, что он будет давить. Нарциссы терпеть не могут терять контроль.
Вечером Алексей ждал ее у дверей, лицо бледное, сжатые кулаки.
— Ты подала на развод? — спросил он тихо, слишком тихо. — После всего, что я для тебя сделал? Ты же ничего без меня не сможешь!
Анна стояла, прижав к груди сумку, и вдруг почувствовала, как внутри что-то лопнуло.
— Ты прав, — сказала она, и голос звучал твердо, как никогда. — Я ничего не смогу. Но я больше не хочу.
Алексей замер, будто не веря, а потом закричал:
— Ты эгоистка! Ты разрушаешь семью! Ты погубишь Максима!
Ночью он плакал. Анна не видела, но слышала сквозь сон — сдавленные всхлипы, шепот:
— Прости, я исправлюсь, я же люблю тебя, только не уходи…
Следующие недели были как в тумане: суды, переговоры, звонки Алексея.
— Ты никуда не пойдешь! — орал он в трубку. — Кто тебя возьмет с Максимом и ипотекой? Ты всегда будешь одна. Анна меняла номера, блокировала его в соцсетях, но он находил способы достать ее — через общих знакомых:
— Как ты могла? Ребенок без отца… Вы оба с ума сошли?
Даже друзья качали головами:
— Может, попробовать еще? Брак — это работа…
— Я работала! — кричала она внутри. — Двенадцать лет работала! А он только брал, брал, брал…
Алексей пришел год спустя, подвыпивший, с букетом цветов.
— Прости, — бормотал, пытаясь обнять. — Я был не прав. Давай начнем сначала.
***
Анна проснулась от того, что тонкий луч солнца пробился сквозь щель в шторах и лег на подушку. Она замерла, боясь пошевелиться — это был первый сон без кошмаров за долгие месяцы. Море из ее сновидений еще плескалось в памяти, соленый ветер щекотал ноздри, хотя за окном нового арендованной квартиры пахло осенними листьями и кофе из соседней лавки. Максим, свернувшийся калачиком на соседней кровати, внезапно завозился и пробормотал:
— Мам, а сегодня в школу?
Она улыбнулась — «школа» для пятилетки пока значило лишь группу продленного дня в детском саду, но он с гордостью повторял новое слово.
— Сегодня суббота, зайка. Спи дальше.
— А папа… — начал было он, но Анна уже села рядом, прижав палец к его губам.
— Папа теперь будет приходить только в гости.
Разговор с сыном напомнил ей о вчерашнем звонке адвоката: Алексей опротестовал график встреч с Максимом, требуя «справедливости». «Он просто хочет тебя задеть», — сказала тогда юрист, но Анна знала — бывший муж никогда не смирится с потерей контроля. Даже алименты он переводил с комментариями вроде: «Это за твой побег» или «Надеюсь, тебе хватит».
В дверь постучали — три коротких удара, условный сигнал Ольги, соседки по лестничной клетке. Та, бывало, приносила кусок пирога или лишнюю пару детских носков для Макса, когда тот терял свои. Сейчас на пороге стояла с газетой в руках, заголовки на первой полосе кричали о кризисе на рынке недвижимости.
— Ты видела? — спросила Ольга, не здороваясь. — Цены упали. Может, стоит подождать с продажей?
— Нет, — Анна взяла газету, не глядя. — Я уже договорилась. Завтра придут оценивать мебель.
— Но куда вы потом? — Ольга покачала головой, глядя на коробки в углу. — Это же крошечная однушка…
— Мы будем жить у моей сестры, пока не найду что-то подходящее.
— У Ирины? — соседка поморщилась. — Она же в Подмосковье. Ты уверена?
Анна не ответила. Она и сама не была уверена, но Ирина, в отличие от матери, не читала нотаций о «святости семьи».
Вечером, укладывая Максима, она заметила, как он вертит в руках старый брелок от Алексея — пластмассовый танк, подарок на день рождения.
— Ты скучаешь по папе? — спросила осторожно.
— Он обещал научить меня стрелять из лука, — сын вздохнул. — Но все время забывает.
«Или делает вид», — подумала Анна, гладя его по волосам.
Через неделю, когда они с Максом уже жили у Ирины, Алексей позвонил в дверь впервые за полгода. Анна открыла, прижав к себе сына — на всякий случай.
— Я хочу забрать его на выходные, — заявил он, не здороваясь. — По закону я имею право.
— Сегодня неудачный день, — соврала она, чувствуя, как Максим напрягся.
— Мам, я хочу с папой! — вдруг выкрикнул мальчик, вырываясь. — Он сказал, что у него есть новый лук!
Алексей улыбнулся — той самой улыбкой, от которой когда-то таяло ее сердце.
— Видишь? Он хочет.
Анна промолчала, но ночью, глядя на спящего сына, набрала смс сестре: «Он манипулирует Максом. Что делать?» Ответ пришел через час: «Подавай на ограничение общения. Я свяжусь с психологом».
На следующее утро, пока Максим рисовал в саду, Алексей перехватил ее у калитки.
— Ты ставишь меня в неловкое положение, — прошипел он. — Думаешь, мне приятно унижаться перед тобой?
— Тогда не унижайся, — Анна попыталась пройти мимо, но он схватил ее за руку.
— Ты еще пожалеешь. Без меня ты никто.
— Я уже пожалела. Двенадцать лет назад.
Через месяц суд запретил Алексею приближаться к их новому дому. Было доказано рукоприкладство и манипуляции ребёнком.
Анна стояла на крыльце, глядя на опавшие листья, и вдруг поняла, что больше не вздрагивает от скрипа калитки. Максим, водивший палкой по лужам, вдруг крикнул:
— Мам, смотри! Рыба!
Она подошла, присела рядом. В мутной воде билась крошечная рыбешка, заплутавшая в осеннем потопе.
— Поможешь ей вернуться в реку? — спросила Анна.
— А она не умрет?
— Нет. Просто заплыла не туда.
Когда они отпустили рыбку в ручей за домом, Анна вдруг вспомнила слова адвоката: «Вы сильнее, чем думаете». Ветер трепал ее волосы, Максим смеялся, тыча пальцем в проплывающие облака, и где-то там, за горизонтом, море из ее снов становилось все ближе.