Мы с Дианой познакомились в университете, на первой паре по философии. Она сидела рядом, протянула мне ручку, когда моя перестала писать, и прошептала: «Похоже, мы обречены дружить». Так и вышло. Делили конспекты, ночевали друг у друга после сессий, плакали над разными парнями. Когда я вышла замуж за Степана, Диана была свидетельницей. «Если он тебя обидит, убью», — сказала она, целуя меня в щеку.
Потом она уехала в Питер на повышение, но мы созванивались каждую неделю. Рассказывали о работе, мечтали съездить в Грузию вместе. Все изменилось прошлой осенью. После ее возвращения в Москву я заметила: Диана отвечала односложно, отменяла встречи под предлогом «завала». В кафе, куда мы раньше ходили каждую субботу, она больше не заказывала наш фирменный чизкейк.
— Ты заболела? — спросила я в очередной раз, когда она отказалась от прогулки. — Нет. Просто занята. — Занята три месяца? — Не придумывай проблемы, — она положила трубку.
Степан советовал «дать ей время», но я чувствовала: дело во мне. Наш общий друг, Кирилл, как-то обмолвился, что Диана избегает даже упоминаний обо мне. «Спроси у своей свекрови», — сказал он, но я не поняла намек.
Правда всплыла случайно. В марте я зашла в офис Степана, чтобы отдать забытый им обед. В коридоре услышала голос Дианы — она работала в том же бизнес-центре. Хотела окликнуть, но замерла, услышав свое имя.
— ...она просто использует всех. Ты же знаешь, как она втиралась в доверие к его маме? — говорила Диана кому-то по телефону. — Да. Говорила, что хочет помочь с переездом, а сама выведала про наследство. Теперь та переписала на нее часть квартиры!
Кровь ударила в виски. Свекровь, Зинаида Андреевна, действительно подарила мне комнату в своей трешке полгода назад. Но причина была иной: я ухаживала за ней после инсульта, пока Диана была в Питере. Сама Зинаида Андреевна сказала: «Ты как дочь».
— Диана, это недоразумение, — вышла я из-за угла.
Она побледнела, судорожно нажала на экран телефона. — Подслушивать — твой конек, да? — бросила она. — Ты даже не спросила мою версию. — Зачем? Мама Степана сама все рассказала.
Тут я поняла. Зинаида Андреевна, вечная жертва, любила жаловаться на меня соседкам: «Моет полы, чтобы получить квартиру». Диана, которая знала ее и иногда навещала, видимо, слышала только эту часть.
— У нее деменция начинается, Диан. Ты же видела, как она путает даты… — Не оправдывайся! — она резко встала. — Ты всегда умела втереться в доверие. Думала, я не замечала, как ты крутилась вокруг Кирилла на втором курсе?
Это было как удар. Кирилл, мой одногруппник, тогда признался мне в чувствах, но я отказала, сказав о симпатии к Степану. Диана, которая тайно влюбилась в Кирилла позже, видимо, решила, что я с ним «изменила».
— Ты годами копила это? — прошептала я. — У тебя талант делать вид, что ты святая, — она схватила сумку. — Больше не звони.
Вечером я пришла к Зинаиде Андреевне. Она сидела перед телевизором, повторяя, как обычно: «Голова болит, помоги разобраться с платежками».
— Вы рассказали Диане, что я вымогаю у вас квартиру? — Что? — она испуганно отвела взгляд. — Ну, может, пару раз пошутила…
Диана не отвечает на сообщения. Иногда я вижу ее в метро — она поворачивается спиной, будто мы чужие. Кирилл говорит, что она теперь дружит с коллегой. Я часто думаю: если бы мы тогда спокойно поговорили, все было бы иначе? Но гордость — плохой посредник. Она разъедает дружбу быстрее лжи.
Степан обнимает меня, когда я плачу ночью. Зинаида Андреевна приносит чай, бормоча: «Сама не знаю, зачем наврала». А я пишу Диане письма, которые не отправляю. В них — вся правда. Но, кажется, ей это уже не нужно.