8 глава
Екатерина спешила домой, нервно поглядывая на наручные часы с потертым кожаным ремешком. Тонкие стрелки показывали почти три часа дня. Она шла быстрым шагом, почти переходя на бег, не замечая прохожих. Её потёртая джинсовая куртка была расстёгнута, а лямка сумки постоянно соскальзывала с плеча. В голове крутились тревожные мысли, что не давали сосредоточиться на окружающем мире.
— Кать, — окликнул её знакомый голос, но девушка, погруженная в свои мысли, даже не повернула головы. Парень в сером свитере и черной куртке с застежкой-молнией стоял у киоска с газетами, держа в руках бумажный стаканчик с кофе. — Катя! — повторил он громче, но девушка не слышала и шла таким же быстрым шагом, глядя себе под ноги.
Виктор поставил недопитый кофе на край киоска, вызвав недовольный взгляд продавщицы, и быстро догнал Екатерину. Он развернулся, подошёл к ней спереди и осторожно тронул за плечо шершавыми от холода пальцами.
— А? — Катя резко повернула голову, на мгновение её глаза расширились от испуга, а затем она выдохнула, узнав друга. — Витя, привет, — не хотя поздоровалась она, машинально поправляя выбившуюся из хвоста прядь тёмных волос. На её лице читалось напряжение, под глазами залегли тени от недосыпа. — Извини, мне срочно домой надо, — она сделала попытку обойти его, но Виктор снова переместился, перекрывая ей дорогу. Парень посмотрел на неё пронзительным взглядом, слегка наклонив голову. Его карие глаза внимательно изучали лицо Кати. Слишком хорошо он знал её, чтобы не заметить, что что-то явно происходит: эта складка между бровей появлялась только когда она была по-настоящему встревожена.
— Кались давай, — сказал он, держа руки в карманах потёртых джинсов и не давая ей и шагу сделать. На его шее висели дешёвые наушники, а на запястье — плетёный браслет, подаренный Катей на прошлый день рождения. — Твоя мама опять что-то натворила? — спросил он с нотками беспокойства в голосе, зная, что мисс Ларнетт была «весёлой» мадам — с ней никогда не бывало скучно.
— Какая тебе разница? — огрызнулась Катя, но в её голосе не было настоящей злости, скорее усталость и отчаяние. Она крепче сжала лямку сумки, костяшки пальцев побелели от напряжения.
— Твой друг, — сказал он мягко, легонько касаясь её локтя. Его голос стал тише, интимнее. — К тому же, зная твою маму...
— Ладно, ты прав, — выдохнула Катя, явно сдерживая слёзы. Она поджала губы, и её подбородок слегка задрожал. Взгляд опустился на мокрый после дождя асфальт, где отражались размытые силуэты прохожих и проезжающих машин. — Мы с мамой, похоже, на улице жить будем, — голос предательски дрогнул, а в уголках глаз блеснула влага.
Виктор замер, его лицо выражало смесь недоумения и тревоги. Пара секунд тишины между ними казалась вечностью. Мимо прошла женщина с коляской, колёса которой противно скрипнули, проезжая по луже.
— В смысле? На улице? — удивился он, засунув руки глубже в карманы куртки и слегка наклонившись к девушке. В его голове перебирались все возможные варианты: задолженность по кредиту, выселение из-за шумных соседей, проблемы с документами. Порыв ветра растрепал его русые волосы, а на лице отразилось искреннее беспокойство.
— Мама отдала деньги непонятно кому! Её развели! — объяснила Катя, наконец подняв взгляд на друга. В её карих глазах читалась смесь отчаяния и злости. Она обхватила себя руками, словно пытаясь защититься от холодного ветра, хотя на улице было тепло. Мимо прошла группа подростков, громко смеясь над чем-то в телефоне, один из них задел Катю плечом, но даже не извинился.
— Жаль... — вздохнул Виктор, нервно почесав затылок. На мгновение его взгляд стал отсутствующим, будто он что-то просчитывал. Потом он снова сфокусировался на Кате. — Но я могу занять, только скажи сколько, — предложил он, хотя его потертая куртка и старые ботинки ясно говорили о том, что лишних денег у него нет.
— Спасибо, но ты сам концы с концами сводишь, — Катя благодарно тронула его за рукав. Её пальцы задержались на шероховатой ткани куртки чуть дольше, чем следовало. Затем она нервно поправила ремешок сумки, висевший на плече.
После этого они, попрощавшись, пошли по своим делам. Виктор ещё несколько раз оглянулся ей вслед, беспокойно хмуря брови. Екатерина же шла, опустив голову, тщетно пытаясь придумать выход из сложившейся ситуации. Её шаги эхом отдавались по мокрому тротуару, а тень, отбрасываемая низким осенним солнцем, казалась длиннее и тоньше обычного.Когда Катя зашла домой, прихожая встретила её привычным запахом старых обоев и бабушкиных духов. Дверь за ней захлопнулась с характерным скрипом — петли давно нуждались в смазке. Она машинально повесила потёртую джинсовую куртку на деревянную вешалку, где уже болталось несколько пальто разной степени изношенности. Коридор был узкий, с облупившейся кремовой краской на стенах и потрескавшимся линолеумом, в углу стояла старая советская тумбочка, заваленная почтой и рекламными листовками.
Сбросив с ног стоптанные кроссовки, Катя прошла по квартире. Дверь в спальню матери была приоткрыта, оттуда доносилось бормотание и какая-то возня. Подойдя к маме, она увидела, как та собирает чемоданы — два старых, видавших виды советских чемодана с потускневшими металлическими застёжками стояли раскрытыми на кровати, застеленной выцветшим цветастым покрывалом.
Ларнетт, женщина лет шестидесяти с крашенными в рыжий цвет волосами, уложенными в небрежный пучок, складывала одежду, напевая что-то себе под нос. На ней было домашнее платье с цветочным принтом и вязаная кофта поверх, несмотря на тёплую погоду за окном. На прикроватной тумбочке стояли пузырьки с лекарствами, недопитый чай в старой фарфоровой чашке с отколотой ручкой и раскрытая книга. В комнате витал запах валерьянки и старых духов "Красная Москва". Ларнетт подняла взгляд на дочь. Морщинистое лицо с яркой помадой, слегка выходящей за контур губ, расплылось в улыбке. Глаза, когда-то такие же карие, как у Кати, теперь выцвели, но сохранили живой блеск.
– Дорогая, я готова к нашим приключениям, – сказала она невозмутимо, аккуратно укладывая в чемодан старый свитер, который Катя не видела на матери уже лет пять. Рядом лежали какие-то фотоальбомы, наверное, с семейными фотографиями, и шкатулка с бижутерией, которую мать считала ценной. Катя стояла в дверном проёме, ощущая, как внутри нарастает смесь отчаяния и раздражения. Она прислонилась к косяку, чувствуя его шероховатость под ладонью, и глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. В голове пульсировала мысль о потерянных деньгах, о квартплате, о возможном выселении. Измученная после ночной смены, с тяжестью в ногах и головной болью, она едва сдерживалась, чтобы не сорваться.
– Мам, ты издеваешься?! – вырвалось у Кати. Её голос отразился от стен маленькой комнаты.
Продолжение следует...
Дальше будет интересно...