Привет, друзья! Я бездарно проболела месяц (и всё ещё в процессе), соскучилась и уже очень хочу рассказать о прочитанном, просмотренном, книжных покупках и старых фотографиях. Начну с небольшой, но интересной повести австрийца Петера Хандке «Страх вратаря перед одиннадцатиметровым» (1970).
Монтера Йозефа Блоха, в прошлом известного вратаря, уволили с работы. Он съел горячую сардельку, познакомился с кассиршей кинотеатра, провёл с ней ночь, а наутро задушил.
О «Страхе» написано очень много недовольных читательских отзывов. Хандке притягивает, потому что: а) нобелевский лауреат; б) интересная биография (всё время жил с актрисами, прямо фетиш какой-то); в) максимально тесно для писателя связан с кинематографом, самая известная работа – сценарий к «Небу над Берлином». Ожиданий от повести много, а потом оказывается, что ничего-то вратарь и не забил. Книгу ругают за мрачность и примитивность.
С мрачностью соглашусь. Хандке не расскажет сложную историю, не проведёт по залитым солнцем, благоухающим книжным полям, не повеселит и даже не заинтригует (не ждите после убийства захватывающей погони). Он всего лишь выложит перед нами на стол филигранно выписанную хронику распада личности. Конечно, «Страх» – это тоска зелёная, но, как учил закадровый папенька из «Формулы любви», вкушать одни радости недостойно. Иногда полезно продраться через тяжёлый текст. А если вы имеете отношение к психологии или любите тру-крайм истории, раскрывающие внутренний мир поехавших, «Страх вратаря» будет интересен.
Итак, Блох из востребованного вратаря превращается в монтёра, потом в праздношатающегося. Социальная роль спортсмена была его экзоскелетом: тесно, зато понятно, есть цель и смысл. Утратив скелет, Блох попытался нацепить монтерский, попроще, но тот не выдержал давления изнутри. Бунт против навязанных правил и одновременно невозможность существовать без них (герой воспринимает жизнь как футбольное поле, окружающих – как игроков), абсолютный вакуум там, где у обычных людей рефлексия, приводят к постепенному разложению. Два важных куска «Страха» – это эпиграф («Вратарь смотрел, как мяч пересек линию…») и эпизод в самом конце, когда Блох говорит случайному собеседнику: «Очень трудно отвести глаза от нападающих и мяча и не сводить глаз с вратаря. Надо оторваться от мяча, а это прямо-таки противоестественно». То есть Хандке переводит наш взгляд с внешних событий к хтони внутри головы вратаря, тому самому обруганному «примитиву» в духе «встал, сел, задушил, съел булочку». Но если вглядеться в этих засохших мух на подоконнике, окажется, что разложены они Хандке в изящную композицию. Вот какими приёмами автор пользуется.
✅ Блох постоянно подменяет мысль действием.
✅ Наблюдает людей как предметы, а предметы – как нечто одушевлённое (тряпка ему приказывает, пивная пробка призывает).
✅ Пытается избыть пустоту через агрессию.
✅ Видит мир раздробленным (вместо целого человека – брошь и прыщик, например).
✅ Пробует собрать разваливающуюся действительность: узнаёт цены на все подряд, проговаривает мысленно: «Вот стол, вот окно», считает слова, сравнивает предметы в попытке отделить их друг от друга.
✅ Ощущает, что «выпал из себя», «утратил естественность», что собственные мысли набросились на него и терзают.
✅ Наблюдает вокруг сплошь знаки и загадки (мир становится всё более чужим).
✅ Сначала сдаётся блохов синтаксис, потом лексика («показания ваши» – «пока козы ньеваши», «побелить» – «обелить»), в конце отдельные слова превращаются в схемы и рисунки.
И ещё много-много переплетающихся и следующих друг за другом симптомов всего на 150 страницах.
Героя часто сравнивают с Рокантеном из «Тошноты» и с Мерсо из «Постороннего», но тем ещё есть к чему прислонить голову, а Блох – это полный привет. Не стоит обманываться финалом с мячиком, летящим вратарю в руки. Хоть лови, хоть пропускай, с этого футбольного поля не убежишь.