Я стояла у окна нашей небольшой кухни и смотрела, как мелкий дождь стучит по стеклу. В руках у меня была чашка остывшего чая, а на столе — незаконченный эскиз логотипа для клиента. Работа фрилансером давала мне свободу, но иногда я жалела, что не сижу в офисе, где никто не мешает сосредоточиться. Особенно в такие дни, когда ждёшь незваных гостей.
Мой муж Саша возился в углу с кофемашиной — очередной жертвой его инженерного энтузиазма. Он что-то бормотал про "засор фильтра", пока я пыталась сосредоточиться на своих линиях и шрифтах. Наш дом — двухкомнатная квартира на окраине города — был нашим маленьким убежищем. Светлые стены, деревянный стол, пара кактусов на подоконнике. Всё просто, но уютно. До тех пор, пока не появлялась тётя Люба.
Тётя Люба — сестра моей покойной мамы — недавно вышла на пенсию и, похоже, решила, что её новая миссия в жизни — накормить меня до отвала. Каждую неделю, как по расписанию, она заявлялась к нам с огромным пирогом с капустой. Я с детства ненавидела этот овощ — его резкий запах, скользкую текстуру, кисло-сладкий вкус. Но сказать ей об этом? Проще научиться летать.
— Лен, ты слышала? — Саша оторвался от кофемашины, вытирая руки о старую тряпку. — У соседей собака опять лает. Может, она чует тётю Любу за километр?
Я хмыкнула, не отрываясь от эскиза.
— Если бы. Тогда у нас было бы больше времени подготовиться.
Он ухмыльнулся и подошёл к окну.
— Это не пирог, Лен. Это химическое оружие. Один кусок — и ты пахнешь капустой неделю.
Саша всегда умел преувеличивать, но в этот раз я с ним согласилась. Тётя Люба пекла так, будто собиралась прокормить армию. Её пироги были огромными, жирными, с корочкой, которая оставляла пятна на всём, к чему прикасалась. И каждый раз она смотрела на меня с такой надеждой, что я давилась кусками, лишь бы не обидеть её.
В тот день я ещё надеялась, что она пропустит визит из-за дождя. Но нет. Ровно в три часа дня раздался звонок в дверь — резкий, как сирена. Саша театрально закатил глаза.
— Ну всё, приплыли.
Я вздохнула и пошла открывать. На пороге стояла тётя Люба в своём неизменном цветастом платке и с гигантской сумкой в руках. Оттуда торчал край алюминиевой формы, а в воздухе уже витал знакомый запах капусты.
— Леночка, привет, моя хорошая! — Она влетела в прихожую, не дожидаясь приглашения, и сунула мне сумку. — Я тут напекла, всю ночь старалась! Ты такая худая, кушать надо!
— Тёть, да я нормально ем, — попыталась возразить я, но она уже снимала пальто и направлялась на кухню.
— Нормально — это не бутерброды с чаем! — отрезала она, бросив взгляд на мой рабочий стол. — Саша, ты тоже хорош, жену не кормишь совсем!
Саша, стоявший у кофемашины, только пожал плечами.
— Я предлагал пиццу заказать, но Лена сказала, что у нас тётя Люба есть.
Тётя фыркнула и начала распаковывать свой "шедевр". Форма оказалась ещё больше, чем в прошлый раз. Пирог лежал внутри, как гора, готовая обрушиться на нас. Корочка блестела от масла, а капуста выпирала из-под теста, словно пыталась сбежать.
— Вот, кушайте на здоровье! — объявила она, ставя форму на стол прямо поверх моего эскиза.
Я с трудом сдержала стон, глядя, как жирное пятно расплывается по бумаге. Саша подмигнул мне, но я видела, что и ему не по себе.
— Тёть, может, в холодильник уберём? — предложила я, надеясь оттянуть неизбежное.
— Зачем в холодильник? Ешьте сейчас, пока тёплый! — Она уже доставала тарелки из шкафа, гремя посудой, как генерал на поле боя.
Через полчаса я сидела с куском пирога на тарелке, пытаясь сделать вид, что мне вкусно. Саша ковырял свой кусок вилкой, будто искал в нём что-то съедобное. Тётя Люба наблюдала за нами с улыбкой, попивая чай из моей любимой кружки с котиками.
— Ну как? — спросила она, явно ожидая похвалы.
— Очень... насыщенно, — выдавил Саша, и я чуть не поперхнулась.
— Вкусно, тёть, — соврала я, проглатывая кусок, от которого желудок протестующе сжался.
Она осталась ещё на час, рассказывая о соседях, ценах на рынке и новом сериале про врачей. Когда она ушла, я рухнула на диван, чувствуя себя героем, пережившим осаду.
— Скоро мы откроем капустный склад, — проворчал Саша, открывая холодильник. Там уже лежали три контейнера с остатками прошлых пирогов. — Лен, надо что-то делать.
Я кивнула. Пироги стали символом моего личного ада. Каждый раз, когда я их выбрасывала, мне казалось, что я предаю тётю Любу. Но есть их было выше моих сил.
На следующий день я решила переложить остатки в старый контейнер и спрятать в дальний угол холодильника. Саша застукал меня за этим занятием и рассмеялся.
— Ты как шпион в тылу врага. Может, просто скажешь ей правду?
— Ты серьёзно? — Я закрыла дверцу холодильника и посмотрела на него. — Она обидится до слёз. Это её способ заботиться.
— Тогда будем есть капусту до конца жизни, — вздохнул он. — Или придумаем план.
И вот тут началось. На следующий вечер, когда мы пили чай после ужина, Саша вдруг хлопнул себя по лбу.
— Слушай, а что если притвориться, что у тебя аллергия?
Я замерла с кружкой в руках.
— Аллергия? На капусту?
— Ага, — его глаза заблестели. — Скажем, что у тебя сыпь, чихание, всё как в кино. Она испугается и перестанет таскать свои пироги.
Идея звучала безумно, но в ней был смысл. Тётя Люба обожала сериалы про врачей — она точно поверит в историю с аллергией.
— А если она попросит справку от врача? — засомневалась я.
— Не попросит, — уверенно заявил Саша. — Главное — сыграть убедительно. Давай репетировать.
Мы провели весь вечер, оттачивая спектакль. Я училась чихать на заказ, Саша принёс кетчуп из кухни и намазал мне шею, чтобы изобразить "сыпь". Я посмотрела в зеркало и расхохоталась — выглядело похоже на правду, если не приглядываться.
— Ну всё, Лен, ты готова, — сказал он, вытирая руки. — Ждём следующего визита.
Тётя Люба явилась через два дня. Я как раз заканчивала новый эскиз, когда услышала её шаги на лестнице. Сердце ёкнуло — спектакль начинался. Саша подмигнул мне и спрятался в спальне, чтобы не мешать.
— Леночка, открывай, это я! — крикнула она, стуча в дверь.
Я глубоко вдохнула, открыла и тут же начала чихать. Раз, два, три — как по сценарию. Тётя замерла на пороге, держа в руках очередную форму с пирогом.
— Ой, Лен, ты чего? Простыла? — Она шагнула внутрь, но я отступила, продолжая чихать.
— Нет, тёть, это... апчхи!... не простуда, — выдавила я, потирая шею, где уже "расцвела" кетчупная сыпь. — Это, кажется, от капусты.
Её глаза расширились.
— От капусты? Как это?
— Аллергия, — вмешался Саша, появляясь из спальни с серьёзным лицом. — Врач сказал, что ей нельзя ничего с капустой. Совсем.
Я чихнула ещё раз — слишком громко, и кусочек слюны случайно попал на пирог. Тётя в ужасе отшатнулась.
— Боже мой, Леночка, это что, правда? — Она поставила форму на стол и уставилась на меня. — Почему ты раньше не сказала?
— Я... апчхи!... только узнала, — соврала я, чувствуя, как кетчуп стекает по шее.
Тётя Люба побледнела.
— Это я виновата! Напекла тебе, а ты, бедная, мучилась! — Она схватила пирог и начала заворачивать его обратно в сумку. — Всё, больше ни кусочка капусты, обещаю!
Через десять минут она ушла, бормоча что-то про "бедную девочку". Я закрыла дверь и рухнула на диван, вытирая кетчуп с шеи. Саша сел рядом и похлопал меня по плечу.
— Браво, Лен. Оскар твой.
Я улыбнулась, но внутри росло странное чувство. Обман сработал, но мне было жаль тётю. Она выглядела такой растерянной.
— Думаешь, она больше не принесёт пироги? — спросила я.
— Надеюсь, — ответил Саша, открывая холодильник. — Потому что ещё один контейнер — и я уезжаю к маме.
Мы посмеялись, но я не могла отделаться от мысли, что это только начало. И оказалась права. Через три дня раздался звонок в дверь. Я открыла — и чуть не упала. Тётя Люба стояла на пороге с новой формой в руках.
— Леночка, не бойся, это с мясом! — радостно объявила она. — Никакой капусты, всё безопасно!
Я застыла, глядя на пирог. Запах был другой, но от этого не легче — мясо я тоже не любила. Саша выглянул из кухни и тихо выругался.
— Тёть, ты серьёзно? — выдавила я, забыв про чихание.
— Конечно! — Она прошла внутрь и поставила форму на стол. — Я полночи рецепт искала, чтобы тебе угодить. Ешь на здоровье!
Я посмотрела на Сашу. Он пожал плечами, пряча улыбку.
— Ну что, гений конспирации? — шепнул он. — Кажется, мы влипли.
Тётя уже резала пирог, раскладывая куски по тарелкам. Я села за стол, чувствуя, как рушится наш план. Пришлось взять вилку и начать есть. Мясо было сухим, тесто — липким, но я улыбалась, давясь каждым куском.
— Вкусно? — спросила тётя, глядя на меня с надеждой.
— Очень... необычно, — пробормотала я, а Саша закашлялся, скрывая смех.
Она осталась ещё на час, рассказывая, как сложно было найти хороший фарш. Когда она ушла, я посмотрела на Сашу с отчаянием.
— Это конец, да? Теперь она будет таскать мясо.
— Похоже на то, — кивнул он. — Может, скажем, что у тебя аллергия на всё тесто?
— Очень смешно, — буркнула я, убирая остатки пирога в холодильник.
Но ночью я не могла уснуть. Мне было стыдно за обман. Тётя старалась ради меня, а я её обманула. И всё равно ничего не изменилось — пироги продолжали наступать. Я поняла, что надо что-то менять. Но что?
Я лежала в темноте, глядя в потолок, пока Саша тихо посапывал рядом. В голове крутились обрывки мыслей: тётины слова о "бедной девочке", её растерянное лицо, когда я чихала над пирогом, и этот новый мясной "шедевр", от которого у меня до сих пор крутило в желудке. Обман с аллергией казался мне гениальным всего пару дней назад, а теперь я чувствовала себя последней обманщицей. Тётя Люба не заслуживала этого. Но как сказать ей правду, не разбив ей сердце?
Утром я встала с тяжёлой головой. Саша уже был на кухне, возился с кофемашиной — похоже, она снова отказалась работать после его "ремонта". На столе лежал кусок мясного пирога, который я вчера не доела. Запах стоял такой, что мои кактусы на подоконнике, кажется, начали вянуть.
— Доброе утро, героиня конспирации, — ухмыльнулся Саша, заметив моё мрачное лицо. — Что, опять капуста снится?
— Очень смешно, — буркнула я, наливая себе воды. — Это уже не капуста, а мясо. И я не знаю, что делать.
Он пожал плечами, вытирая руки о полотенце.
— Скажи ей правду. Или готовься к новым экспериментам. Может, следующий пирог будет с рыбой?
Я содрогнулась от этой мысли. Рыба в тесте — это было бы последней каплей. Но правда пугала меня не меньше. Тётя Люба всегда была такой... уязвимой. После смерти мамы она стала ещё ближе ко мне, словно я была её единственной ниточкой к семье. А я тут с кетчупом и фальшивым чиханием.
— Я подумаю, — вздохнула я, убирая пирог в холодильник. Там уже не осталось места — контейнеры с остатками громоздились друг на друге, как археологические слои.
В тот день я решила отвлечься работой. Села за ноутбук, открыла новый заказ — логотип для кофейни. Но мысли всё равно возвращались к тёте. Я вспомнила, как в детстве она приносила нам с мамой пирожки после работы. Тогда я их ела, потому что мама просила: "Не обижай Любу, она старается". А теперь мамы нет, и я прячу её пироги в мусорку.
К вечеру я полезла в шкаф за старым блокнотом, где хранила заметки по проектам. И наткнулась на мамин дневник — потрёпанную тетрадь в клетку, которую я нашла после её смерти. Я редко его открывала, но в тот момент что-то подтолкнуло меня. Я села на диван и начала листать.
На одной из страниц мама писала про тётю Любу: "Она всегда заботится о нас. После смерти папы она приходила каждый день, готовила, помогала с уроками. Иногда мне кажется, что Люба боится остаться одна. Её забота — это её щит".
Я закрыла тетрадь, чувствуя ком в горле. Щит. Вот оно. Пироги были не просто едой — они были тётиным способом держаться за нас. А я пыталась от них избавиться, как от мусора.
— Лен, ты чего такая задумчивая? — Саша заглянул в комнату, держа в руках отвёртку.
— Мамин дневник нашла, — тихо сказала я. — Про тётю Любу.
Он сел рядом, заглянул мне через плечо.
— И что там?
— Что она боится одиночества, — ответила я. — И я, кажется, делаю всё хуже.
Саша помолчал, потом похлопал меня по плечу.
— Тогда поговори с ней. Без кетчупа и чихания.
Я кивнула, но внутри всё сжималось от страха. Как начать такой разговор?
Через два дня тётя Люба заявилась снова. Я услышала её шаги ещё на лестнице — быстрые, уверенные, как всегда. Звонок в дверь прозвенел, и я открыла. Она стояла с новой формой в руках, улыбаясь так, будто выиграла в лотерею.
— Леночка, смотри, что я принесла! — объявила она, протягивая мне пирог. — С яблоками! Никакой капусты, никакого мяса, только фрукты!
Запах был сладким, с ноткой корицы. Я вдохнула и почти почувствовала облегчение — это было лучше, чем капуста или мясо. Но внутри всё равно ныло.
— Тёть, зайди, — сказала я, отступая в сторону. — Поговорить надо.
Она замялась, но прошла в кухню. Саша, как обычно, ушёл в спальню — он знал, что такие разговоры лучше оставить нам двоим. Тётя поставила пирог на стол и посмотрела на меня с лёгким беспокойством.
— Что случилось, Лен? Ты какая-то бледная.
Я села напротив, собираясь с мыслями. Сердце колотилось, но я решила идти до конца.
— Тёть, зачем тебе это? — спросила я, глядя на пирог. — Все эти пироги. Ты каждую неделю их приносишь, а я... я не знаю, как сказать.
Она улыбнулась, но в глазах мелькнула тень.
— Да что ты, Леночка, я же для вас стараюсь! Вы с Сашей молодые, занятые, а я на пенсии, времени полно.
— Тёть, — перебила я, — я не люблю пироги.
Слова вырвались неожиданно, и я тут же пожалела об этом. Тётя замерла, её улыбка медленно угасла.
— Совсем? — тихо спросила она.
Я кивнула, чувствуя, как лицо заливает жар.
— С детства. Капусту, мясо, даже яблоки... Я ем, чтобы тебя не обидеть, но мне это тяжело.
Она молчала, глядя на пирог. Потом вдруг рассмеялась — коротко, нервно.
— А я-то думаю, почему ты такая худая! А ты просто выбрасываешь, да?
— Иногда, — призналась я, опустив глаза. — Прости.
Тётя вздохнула и откинулась на стуле.
— Ну ты и хитрюга, Леночка. А я полночи пеку, как дура.
— Ты не дура, — быстро сказала я. — Ты заботишься. Просто... я не знаю, как это остановить, не обидев тебя.
Она посмотрела на меня внимательно, и я впервые заметила, как устало выглядят её глаза.
— Знаешь, Лен, — начала она тихо, — после пенсии мне стало пусто. Раньше я работала, бегала, а теперь сижу дома, смотрю сериалы. А когда пеку для вас, чувствую, что кому-то нужна.
Её слова ударили меня, как молотком. Я вспомнила мамин дневник, её "щит".
— Ты нужна, тёть, — сказала я, сглотнув ком в горле. — Но не из-за пирогов. Просто так.
Она улыбнулась, но грустно.
— Может, и так. Но я не знаю, как ещё это показать.
Я задумалась. Надо было найти выход — не просто отвадить её от пирогов, но дать ей что-то взамен.
— Давай так, — предложила я. — Ты будешь приходить, но не с пирогами. А мы с тобой что-нибудь приготовим вместе. Что-то лёгкое, например, кексы.
Тётя подняла брови.
— Кексы? Это же просто!
— Вот и хорошо, — улыбнулась я. — Зато не полночи возиться.
Она задумалась, потом кивнула.
— Ладно, Леночка. Попробуем. Но если кексы не получатся, я вернусь к пирогам!
Я рассмеялась, и напряжение между нами начало таять. Саша, услышав смех, заглянул в кухню.
— Ну что, перемирие? — спросил он, глядя на пирог с яблоками.
— Почти, — ответила я. — Тёть, давай попробуем этот? Последний раз?
Она улыбнулась и разрезала пирог. Я взяла кусок, и, к моему удивлению, он оказался не таким уж плохим. Сладкий, с хрустящей корочкой. Саша попробовал и скривился.
— Ну, хоть не капуста, — пробормотал он, и мы все засмеялись.
Через пару дней тётя пришла снова. На этот раз без формы, только с пакетом муки и сахаром. Мы решили испечь кексы с шоколадной крошкой. Я достала миску, она начала мешать тесто, а я помогала, чувствуя себя немного неловко — готовка никогда не была моим коньком.
— Лен, ты яйца не так разбиваешь, — засмеялась тётя, забирая у меня миску. — Дай я покажу.
Мы провели час на кухне, болтая о всяком. Кексы вышли чуть кривоватыми, но вкусными. Саша, попробовав один, кивнул с одобрением.
— Мир заключён, — сказал он, откусывая второй кусок.
А потом случилось то, чего я не ожидала. Через неделю тётя позвонила утром.
— Леночка, тебе удобно, если я зайду? — спросила она.
Я замерла с телефоном в руках. Она никогда не спрашивала разрешения.
— Конечно, тёть, — ответила я, стараясь скрыть удивление.
Она приехала с маленьким пирогом — с вишней, как она сказала, "на пробу". И ещё с коробкой чая, которую купила на рынке. Впервые она не влетела, как ураган, а тихо прошла в кухню, поставила пирог на стол и спросила:
— Может, чаю заварить?
Я кивнула, чувствуя тепло в груди. Мы сели пить чай, и я взяла кусок пирога. Вишня была кислой, но с сахарной корочкой — неожиданно вкусно.
— Тёть, это правда хорошее, — сказала я искренне.
Она улыбнулась, и в её глазах не было той привычной суеты.
— Ну и ладно, Лен. Главное, что ты не чихаешь.
Я рассмеялась, а Саша, сидевший рядом, шепнул:
— Кажется, мы её приручили.
После этого мы договорились: тётя будет приходить раз в месяц с чем-то маленьким, а я буду звать её на чай, когда мне удобно. Она кивнула, и я видела, что ей это нравится — не просто печь, а быть с нами.
Прошёл ещё месяц. Тётя звонила перед каждым визитом, а я начала замечать, что жду её. Не пироги, а её саму — её рассказы, её смех. Однажды она пришла с кексами, которые испекла сама, и я поняла, что нашла в них что-то своё.
Лёжа вечером на диване, я думала о том, как всё изменилось. Саша, листая телефон, заметил:
— Знаешь, Лен, главное — не то, что мы сделали. Главное, что она сама захотела поменяться.
Я кивнула. Он был прав. Мы лишь дали тёте шанс увидеть, что она нужна не за пироги, а за то, какая она есть. И это было лучшее, что я могла сделать — не прятаться за кетчупом, а сказать правду.
Теперь наша кухня пахла не капустой, а чаем и иногда шоколадом. И я была этому рада.