Они создавали целые миры, писали о добре и справедливости, учили дружбе, человечности и состраданию. Их книги изучают в школах и университетах, экранизируют и включают в списки «лучших произведений всех времён». Но за фасадом литературного величия часто скрываются истории, которые никто не решается пересказать вслух. Абьюз, тирания, измены, зависимости и даже преступления – мир писателей оказывается далеко не таким благородным, как строки в книгах. В этой статье расскажем несколько историй, которые вновь ставят перед нами болезненный вопрос: способны ли мы отделить искусство от автора, зная, каким он был человеком?
Эдуард Успенский: «папа Чебурашки» и ученик «апостола»
Автора «Простоквашино» обожают за его яркие образы, меткие диалоги и умение говорить с ребёнком на равных. Однако в 2018 году страна узнала другую сторону Успенского – не добрый сказочник, а жестокий отец и муж. Поводом стала попытка учредить литературную премию его имени, которую попыталась остановить дочь писателя Татьяна Успенская. В открытом письме она рассказала о годах запугивания и побоев. По её словам, атмосфера в доме была пронизана страхом, а Успенский мог ударить мать или дочь без видимой причины, даже в присутствии гостей. Элеонора Филина, его бывшая жена, полностью подтвердила рассказ дочери.
Особенно шокирующим оказался другой эпизод биографии Успенского – его тесная связь с Иваном Столбуном, человеком, который провозгласил себя «живым апостолом» и собрал вокруг себя секту, основанную на жестокости и тотальном контроле. Столбун, по словам бывших адептов, измывался над участниками, проповедовал отказ от медицины и призывал к «воспитанию через страдание». Успенский посещал его собрания и называл Столбуна «святым». Более того, он отдал свою несовершеннолетнюю дочь на воспитание этому «гуру», где, по словам Татьяны, её морально подавляли, контролировали и внушали чувство вины за любые проявления самостоятельности.
Всё это рисует далеко не сказочный, а мрачный портрет писателя, чьи книги мы читали перед сном. Несмотря на скандал, многие коллеги, включая Григория Остера и Бориса Грачевского, продолжали защищать Успенского, утверждая, что литературные заслуги перевешивают его тёмные стороны. В итоге премия всё же была учреждена под его именем.
Виктор Гюго: романтик на публике, тиран в жизни
Гюго оставил потомкам не только гениальные книги, но и тьму в личной жизни. Его любовница Жюльетта Друэ провела рядом с ним полвека в изоляции – практически под домашним арестом. Он снимал ей крошечное жильё, обеспечивал едой и писал страстные письма, в которых звучали угрозы: «Я единственный, кто имеет право вас наказать». Друэ ради него бросила карьеру актрисы, потеряла друзей и превратилась в тень великого мужчины.
Гюго же продолжал вести бурную любовную жизнь. У него были десятки женщин, и он вёл подробные дневники с графиками их визитов. Его влечение к женщинам было почти одержимым – даже в преклонные годы он не скрывал своих походов «налево». Его дети страдали от отсутствия внимания, а жена – от публичных унижений. Гюго умел создавать великие истории о добре и зле, но в собственном доме правил как деспот, для которого любовь – это право собственности.
Михаил Булгаков: от зависимости до предательства
Булгаков вошёл в историю как великий писатель, но в личной жизни оказался человеком, способным предать ту, которая жила с ним в аду и спасала его от зависимости. Во время Первой мировой войны Булгаков работал земским врачом и служил в прифронтовых госпиталях – рядом с ним всё это время находилась его молодая жена Татьяна Лаппа. Она сопровождала его на фронт, делила с ним трудные будни полевых поездок, часто с риском для жизни. После войны они долгое время жили в провинции – в нищете и холоде, перебиваясь с хлеба на воду. Именно тогда у Булгакова началась зависимость от морфия.
Сначала он принимал препарат как средство для снятия аллергической реакции на антидифтерийную сыворотку. Но вскоре лечение превратилось в болезненную тягу. Татьяна стала его сиделкой и спасительницей: она добывала дозы, вела переговоры с аптекарями, пыталась смягчать его приступы ярости и отчаяния. Булгаков был агрессивен, подчас жесток. Он угрожал ей ножом, кричал, обвинял во всех бедах, а в одном из эпизодов, по её воспоминаниям, требовал принести яд, чтобы «покончить с этим».
Но самый страшный эпизод в их жизни связан с беременностью: по разным свидетельствам, Булгаков либо настоял на аборте, либо лично провёл его. Этот случай оставил глубокую травму, но дальше было хуже. Уже избавившись от зависимости, Булгаков без объяснений бросил Татьяну ради Любови Белозёрской. Он посвятил ей роман, отразил её черты в Маргарите, а о Татьяне почти не вспоминал. Женщина, которая прошла с ним через фронт, нищету и ад, осталась в прошлом, которое он предпочёл вычеркнуть.
Норман Мейлер: поэт боли и силы
Обладатель Пулитцеровской премии, писатель и публицист, Норман Мейлер с юности был одержим мужской силой и инстинктами. Его книги – смесь репортажной прозы и почти театрального тестостерона. Вне литературы Мейлер был человеком конфликта: дрался с журналистами, оппонентами и даже друзьями. Самый громкий инцидент произошёл в 1960 году, когда на вечеринке он дважды ударил жену ножом. Женщина чудом выжила. Мейлер не понёс серьёзного наказания, отделался коротким «отдыхом» в психиатрической лечебнице и вскоре вернулся к публичной жизни. Газеты оправдывали его поступок «творческим кризисом».
Но даже позже он не раскаялся. Он написал стихотворение «Дождливым вечером с женой», в котором звучит мрачная мысль: «Пока ты в ход пускаешь нож, любовь жива». В интервью Мейлер называл произошедшее «опытом, с которым нужно жить» и не скрывал своей агрессии. В текстах он неоднократно романтизировал физическое доминирование как неотъемлемую часть человеческой природы, а женщин представлял как объект власти. Он активно защищал писателя Джека Генри Эбботта, осуждённого за жесткую расправу, считая его жертвой системы. Но после освобождения Эбботт вновь отнял чужую жизнь. Даже тогда Мейлер не признал своё заблуждение. Его творчество продолжает изучаться и цениться, но за ним стоит автор, для которого любовь и причинение боли шли рука об руку.
Уильям Голдинг: мораль как исповедь преступника
«Повелитель мух» – роман-аллегория о жестокости детей, лишённых цивилизации. И Голдинг знал, о чём писал, ведь он изучал это явление изнутри. В неопубликованных дневниках и черновиках он признался, что в 18-лет пытался взять силой свою первую любовь, которой было всего 15 лет. Только её крики и сопротивление остановили его. Позднее он записал, что сделал это «из желания понять себя». Самооправдание звучит особенно страшно, когда знаешь, что он преподавал в школе и проводил на детях психологические эксперименты.
Голдинг не скрывал своей тёмной стороны. Он считал людей порочными от природы и страдал от сознания собственной двойственности. Стравливание учеников, наблюдение за их реакциями в конфликтах, жёсткие уроки – всё это он описывал как «поиски истины». Он не был признан виновным в юридическом смысле, но в личных записях сознавался, что испытывает желание «нарушить границы», чтобы потом ощутить отвращение к себе. Его мемуары читаются как исповедь человека, страдающего от влечений и одержимости, которые он не смог победить и лишь перенёс на страницы книг.
