Автор статьи: Ярослав
Желание перечитать Страшную месть и написать о ней возникло не случайно.
Во времена моего детства-отрочества с литературными и кино-страшилками была напряженка. Фредди Крюгер и зловещие мертвецы еще не родились, Лавкрафт и Кинг таились за океаном, о «детских хоррорах» и речи не было, поэтому выбор был, прямо скажем, не очень велик. И наиболее очевидными и доступными авторами страшных историй являлись зарубежный Эдгар Аллан По и отечественный Николай Васильевич Гоголь.
Таким образом, прочтенная лет в 9-10 Страшная месть оказалась, видимо, первым «ужастиком», с которым мне довелось познакомиться. И она, конечно, тогда произвела мощное впечатление. Это была самая страшная книга моего детства, я до сих пор помню, что уже после прочтения, бывало, брал ее в руки порассматривать картинки (не решаясь перечитывать) и от этого одного становилось уже жутко. Интересно, что Вий, прочитанный года через два после неё, произвел явно меньшее впечатление (отчасти, из-за уже посмотренного фильма).
Но с тех пор я Страшную месть не перечитывал. И с тех пор «ужасной» литературы ( и фильмов тоже) через мою жизнь прошло весьма много, особенно в отдельные периоды, того же Кинга я прочёл, правда, не всего, но за ¾ - отвечаю. Поэтому, когда Юлия объявила свой «гоголевский» марафон, я первым делом и подумал об этой, оказавшейся самой яркой для меня, его книге. При том, что сам сюжет я забыл довольно основательно, так что «вторая свежесть» взгляда была обеспечена.
Что я могу сказать по прочтении? Книга действительно производит эффект даже много лет спустя, и детская реакция на нее мне вполне понятна. Нет, былого страха я не испытал, но смог лучше оценить мастерство исполнения, и - при всей мрачности сюжета - получил изрядное удовольствие и даже некий трепет от книги, от ее языка, ее композиции. А ведь она не так уж и проста.
Все начинается с такой колоритной фольклорной полусказки-полубыли про казацкое житье-бытье, страшноватой, но не более, чем сказка, например, про Кощея Бессмертного. Но, по ходу дела, напряжение растет, история приобретает шекспировский оттенок , с безумием и всеобщими смертями. А потом вообще съезжает в какую-то инфернальную жуть, где персонаж, убегая, только приближается к своей смерти, а проросшие мертвецы лезут из земли и грызут своего нового собрата так, что прямо слышен хруст костей. И, наконец, автор преподносит нам развязку, которая одновременно и завязка, и разгадка того, что творилось на этих страницах прежде. На мой взгляд, это очень искусно сделано, масштаб писателя тут, что называется, налицо.
И ведь как красиво Страшная месть написана! Хрестоматийный Днепр с тихой погодой и редкой птицей как раз отсюда ( кстати, со времен заучивания отрывка в школе, меня немного волнует вопрос – а что, собственно, случается с той редкой птицей на середине Днепра? У нее хватает ума и сил улететь обратно? Или она на последнем издыхании падает в эту середину и тонет? И течет себе бескрайний Днепр, и птицы горюют на разных его берегах). Вообще, красота и жуть в этой главе, как и вообще часто у Гоголя, идут рука об руку, потому что по чудному Днепру плывет колдун, довольный смертью врага, но очень скоро он невольно вызовет образ собственной смерти и испытает «непреодолимый ужас».
А ведь сколько и других красочных и выразительных мест в этой небольшой повести. Вот, например, явление души в замке колдуна
Звуки стали сильнее и гуще, тонкий розовый свет становился ярче, и что-то белое, как будто облако, веяло посреди хаты; и чудится пану Даниле, что облако то не облако, что то стоит женщина; только из чего она: из воздуха, что ли, выткана? Отчего же она стоит и земли не трогает, и не опершись ни на что, и сквозь нее просвечивает розовый свет, и мелькают на стене знаки? Вот она как-то пошевелила прозрачною головою своею: тихо светятся ее бледно-голубые очи; волосы вьются и падают по плечам ее, будто светло-серый туман; губы бледно алеют, будто сквозь бело-прозрачное утреннее небо льется едва приметный алый свет зари
Или вот, уже из той части, где сказка переходит в жуть
В час, когда вечерняя заря тухнет, еще не являются звезды, не горит месяц, а уже страшно ходить в лесу: по деревьям царапаются и хватаются за сучья некрещеные дети, рыдают, хохочут, катятся клубом по дорогам и в широкой крапиве; из днепровских волн выбегают вереницами погубившие свои души девы; волосы льются с зеленой головы на плечи, вода, звучно журча, бежит с длинных волос на землю, и дева светится сквозь воду, как будто бы сквозь стеклянную рубашку; уста чудно усмехаются, щеки пылают, очи выманивают душу… она сгорела бы от любви, она зацеловала бы… Беги, крещеный человек! уста ее — лед, постель — холодная вода; она защекочет тебя и утащит в реку.
Ведь 200 лет назад написал Николай Васильевич, а прямо - пробирает.
Читая в этот раз, разглядел, что из персонажей самой объемной и колоритной получилась , определенно, Катерина. Пан Данило, слов нет, могуч, правилен и смел, «ни чертей, ни ксендзов не боится», но ему бы главное – саблей махать, да врага рубать. Отец-колдун – суперзлодей, этим всё и сказано. А вот Катерина – она же одновременно и наследница проклятого рода, творящего зло, и добропорядочная жена-мать, любящая мужа своего и сына, и пытающаяся защитить себя и их от этого зла. Вот и мечется от правды к кривде, и сходит с ума, и гибнет. А порой, чтобы привести в чувство любимого мужа, может выдать ему такое:
Пропадай, сын мой, пропадай! Тебя не хочет знать отец твой! Гляди, как он отворачивает лицо свое. О! я теперь знаю тебя! ты зверь, а не человек! у тебя волчье сердце, а душа лукавой гадины. Я думала, что у тебя капля жалости есть, что в твоем каменном теле человечье чувство горит. Безумно же я обманулась. Тебе это радость принесет. Твои кости станут танцевать в гробе с веселья, когда услышат, как нечестивые звери ляхи кинут в пламя твоего сына, когда сын твой будет кричать под ножами и окропом. О, я знаю тебя! Ты рад бы из гроба встать и раздувать шапкою огонь, взвихрившийся под ним!
Ну и, конечно, в детстве я не очень-то понимал основной посыл книги – про эту самую месть и ее разрушительную силу. Потому что большое зло совершил Петро своим предательством и двойным убийством. Но и Иван, придумавший страшную месть, не сильно лучше – ему тоже радостно на чужие муки глядеть, при этом, обрекает на них он не только непосредственного виновника, но и его потомков, дескать – пусть за отца отвечает сын и все последующие…ну, вот и Катерина ответила.
И это не говоря о том, что в круговорот злодейств и смертей вовлекаются уже и те, кто просто имел несчастье быть рядом. Поэтому Бог желание исполняет, но и дает по заслугам : Петру – корёжиться и мучиться из-за невозможности отомстить, а Ивану – вечно глядеть на свою месть и…ничего другого! А это, думаю, занятие - так себе, интересно только первые лет триста…
Словом, впечатлил меня Николай Васильевич опять, хоть и по другому, нежели много лет назад. Но ведь на то она и классика, чтобы, читая старое, находить там новое. И снова получать удовольствие.
ПС: иллюстраций к Страшной мести за 200 лет накопилось немало – начиная от Васнецова, Крамского и Маковского и заканчивая совсем современными комиксовыми. Мне, из увиденных, наиболее удачными показались рисунки Сергея Якутовича.
Ярослав блистательно продолжил марафон рассказом о самой страшной "Страшной мести" – и это снова одно из моих любимых произведений. Спасибо большое автору статьи за участие в марафоне и такое внимательное и глубокое прочтение. Я очень люблю, когда в отзыве сравнивают своё детское и взрослое восприятие, это же очень любопытно!
Понравилась статья? Читали "Страшную месть"?
Друзья, напоминаю. Читаем произведения любимого классика Николая Васильевича Гоголя с 1 марта по 1 апреля 2025 года ко дню его рождения. Осталось совсем чуть-чуть, поторопитесь, если хотите попасть в итоговую статью!
БиблиоЮлия есть ещё в виде премиум-подписки , а также и в ЖЖ, ОК, ВК и ТГ Выбирайте, где вам удобнее читать, и присоединяйтесь ❤