Когда мы с Вадимом решили пожениться, я представляла себе идеальную картинку: белое платье с длинным шлейфом, тёплые тосты от родных, танцы до полуночи и счастливые слёзы в глазах близких. Я даже мысленно выбрала букет — нежные пионы, чтобы всё было романтично и легко. Но вместо этой мечты в моей жизни появился дракон, и звали его Иннесса Гаврииловна. Она невзлюбила меня с первого взгляда, хотя я до сих пор не уверена, что именно ей во мне не понравилось. Может, моя улыбка, может, моя манера говорить или то, что я не бросилась сразу к плите варить её любимый борщ. Но факт остаётся фактом: она решила, что я не пара её сыну, и чуть не разрушила наше счастье.
Всё началось с нашей первой встречи. Вадим давно хотел познакомить меня со своей мамой, и я, честно говоря, немного волновалась. Хотелось понравиться, произвести хорошее впечатление. Я тщательно готовилась: выбрала скромное платье в мелкий цветочек, купила коробку конфет с орехами — такие, которые, как сказал Вадим, она любит. Перед выходом я даже потренировала улыбку перед зеркалом, чтобы выглядеть дружелюбной, но не навязчивой. Мы приехали к ней в небольшой аккуратный домик на окраине города, и я ещё в машине шепнула Вадиму: «Надеюсь, всё пройдёт хорошо». Он улыбнулся: «Маме просто нужно тебя узнать».
Но стоило мне переступить порог, как я почувствовала её взгляд — холодный, колючий, как декабрьский ветер. Иннесса Гаврииловна сидела в своём старом кресле с высокой спинкой, обитом потёртым бархатом, и даже не встала, чтобы поздороваться. «Ну, заходи, раз уж приехала», — бросила она сухо, едва кивнув в мою сторону. Я протянула конфеты, стараясь не показать, как меня смутил её тон, но она лишь мельком глянула на коробку и отложила её на стол, будто я принесла что-то ненужное. Мы сели пить чай, и тут началось. «Анна, ты, наверное, не из тех, кто хозяйство любит, да? Вадим у нас привык к борщам, к котлетам домашним, а не к вашим модным кашам да салатикам», — сказала она, поджимая губы. Я попыталась отшутиться: «Да я борщ тоже люблю, только пока не освоила все тонкости». Но её взгляд ясно дал понять: мои слова её не убедили. Пока мы пили чай, она продолжала: «В наше время девушки знали, как семью содержать, а сейчас только и думают, как по кафе бегать». Я чувствовала, как внутри нарастает обида, но держалась ради Вадима. Когда мы ушли, он обнял меня и сказал: «Не бери в голову, она просто такая, привыкнет». Но я уже тогда поняла: это не про привыкание, это про неприязнь.
С того дня началась её тихая война против меня. Иннесса Гаврииловна звонила Вадиму почти каждый вечер, и я слышала обрывки их разговоров, когда он ставил телефон на громкую связь. «Ты уверен, что Анна тебе пара? Она какая-то легкомысленная, Вадим. Ты же у меня серьёзный, тебе нужна другая», — говорила она, и голос её был полон уверенности. Вадим отвечал что-то вроде: «Мам, я люблю её, и точка», но она не унималась. Потом она стала приходить к нам домой — всегда без предупреждения. Звонила в дверь, входила с видом хозяйки и начинала осматривать всё, как ревизор. «Пыль на полках, Вадим, это она так за тобой смотрит? У тебя рубашки мятые, а на кухне пусто — что ты вообще ешь?» Я краснела, пыталась объяснить, что мы оба работаем и не всегда успеваем, но она только цокала языком: «В моё время женщины умели всё совмещать».
Однажды я случайно подслушала её разговор по телефону с какой-то подругой. Мы были у неё в гостях, и я вышла на кухню за водой. «Да что он в этой Анне нашёл? — говорила она, не замечая меня за дверью. — Мог бы найти нормальную, домовитую, а эта только и умеет, что глазками хлопать да юбками крутить». Я замерла, чувствуя, как слёзы жгут глаза. Вернулась в комнату, сделала вид, что ничего не слышала, но той ночью дома ревела в подушку. Вадим обнимал меня и шептал: «Она просто переживает за меня, потерпи, Аня». Но я уже не могла терпеть.
Когда мы объявили о свадьбе, я надеялась, что Иннесса Гаврииловна смирится. Всё-таки такое событие — повод объединиться, а не ссориться. Но я ошиблась. Для неё это стало сигналом к настоящей атаке. Она тут же заявила, что свадьба должна быть «по её правилам». Притащила нам адрес какого-то старого кафе с жирной едой и выцветшими скатертями: «Там по-человечески кормят, не то что ваши новомодные рестораны». Я хотела уютное место с видом на реку, но она отмахнулась: «Это блажь, лишние деньги тратить». Потом она принесла каталог платьев — все какие-то серые, мешковатые, с длинными рукавами. «Вот это тебе подойдёт, скромнее надо быть», — сказала она, а я чуть не задохнулась от возмущения. Я мечтала о лёгком белом платье с кружевом, а не о чём-то, что больше похоже на монашеский наряд.
Но хуже всего был её список гостей. Она решила, что позовёт всех своих знакомых — соседок, дальних родственников, даже женщину, которая когда-то стригла Вадима в детстве. «Это же семейное событие, все должны быть», — заявила она. Я робко сказала, что хочу видеть своих друзей и коллег, но она фыркнула: «Твои подружки ещё успеют с тобой поболтать, а вот тётя Клава из деревни обидится, если не позвать». Я пыталась спорить, но она оборвала: «Ты ещё не жена, чтобы мне указывать». Вадим молчал, и это бесило меня ещё больше.
Кульминация случилась за три недели до свадьбы. Мы с Вадимом сидели дома, обсуждали последние детали: где поставить стол для подарков, какую музыку выбрать для первого танца. Я наконец-то чувствовала себя счастливой — мы делали это вместе, для нас. И тут звонок в дверь. Открываю — Иннесса Гаврииловна, как всегда без предупреждения. В руках — её «исправленный» список гостей. Я глянула: половины моих друзей там не было, зато появились какие-то тётушки и её приятельницы из дачного кооператива. «Иннесса Гаврииловна, — начала я, стараясь не сорваться, — это наша свадьба, не ваша». Она вспыхнула: «А ты кто такая, чтобы мне рот затыкать? Вадим, ты вообще видишь, с кем связался? Она тебя в могилу сведёт своими капризами!» Вадим замер, я чуть не задохнулась от обиды. Она ушла, хлопнув дверью, а я разрыдалась прямо на диване.
Той ночью мы с Вадимом впервые серьёзно поссорились. Он сидел напротив, теребя край скатерти, и тихо сказал: «Может, отложить свадьбу? Я не хочу, чтобы вы обе мучились». Я посмотрела на него, чувствуя, как сердце сжимается. Это был момент истины. «Вадим, — сказала я, вытирая слёзы, — или мы делаем так, как хотим мы, или я ухожу. Я не буду всю жизнь подстраиваться под твою маму». Он долго молчал, глядя в пол, а потом кивнул: «Ты права. Я поговорю с ней».
Утром Вадим поехал к Иннессе Гаврииловне. Вернулся через три часа — уставший, с красными глазами, но спокойный. «Она в ярости, — сказал он, — кричала, что я неблагодарный, но я объяснил, что ты — мой выбор. И если она не угомонится, мы справимся без неё». Оказалось, он прямо сказал: «Мам, если ты не остановишься, мы тебя не позовём на свадьбу». Это было как гром среди ясного неба — я даже не думала, что он решится. Вечером она позвонила мне — впервые сама. Голос был ледяной, но без прежнего яда: «Анна, я не в восторге, но раз Вадим так хочет, делайте как знаете. Только не жди, что я тебя расцелую». Я ответила: «Мне это и не надо. Просто не мешайте нам». Она что-то буркнула и бросила трубку.
Свадьба прошла. Иннесса Гаврииловна пришла в тёмном платье, сидела с каменным лицом, но молчала. Я была в своём белом платье с кружевом, рядом с Вадимом, и впервые за месяцы чувствовала себя свободной. Она до сих пор меня не любит, но теперь держится на расстоянии. А я поняла: счастье своё надо отстаивать, даже если дракон дышит огнём.