— Ты не справишься в большом городе, Катя! — мама стояла у плиты, помешивая суп, и даже не обернулась. — Там всё не как у нас. Люди злые, цены бешеные, а ты такая… доверчивая. Пропадёшь там одна.
Я сидела за кухонным столом, теребя край скатерти. За окном нашего маленького посёлка шёл снег, укрывая двор белым одеялом. Папа, сидя напротив, отложил газету и снял очки.
— Мать права, — сказал он, глядя на меня поверх кружки с чаем. — Москва — это тебе не шутки. У нас тут всё своё, знакомое. А там что? Съёмная квартира, работа непонятная. Ты ж даже борщ толком варить не умеешь, как жить-то будешь?
— Я научусь, пап, — ответила я, стараясь не сорваться. — Мне двадцать три, не маленькая уже. И работу я нашла, нормальную. В офисе, менеджером. Не на улице же ночевать буду.
Мама фыркнула, вытирая руки о фартук.
— Менеджером! — передразнила она. — Это что, груши в магазине продавать? Ты в институте на экономиста училась, а теперь в Москве за копейки горбатиться? Оставайся тут, в райцентре место найдём. У тёти Любы в бухгалтерии как раз девчонка уволилась.
— Не хочу я в бухгалтерию, — сказала я, чувствуя, как в горле встаёт ком. — И не за копейки. У меня зарплата нормальная будет, на жильё хватит. А тут… что тут? Каждый день одно и то же: дом, работа, огород. Я так не хочу.
Папа покачал головой, будто я сморозила глупость.
— А в Москве, думаешь, сказка? — спросил он. — Там тебя никто ждать не будет. Шаг в сторону — и всё, выгонят. Ты ж у нас домашняя, Катюш. Не для большого города.
Я встала, отодвинув стул. Суп пахнул капустой и картошкой, но есть не хотелось. Сколько раз мы это обсуждали? Каждый вечер одно и то же: «не справишься», «пропадёшь», «оставайся». А я уже всё решила. Чемодан собран, билет на поезд куплен. Завтра уезжаю.
— Я пошла спать, — буркнула я. — Утром рано вставать.
Мама только вздохнула, а папа снова уткнулся в газету. И я поняла: они не передумают. Но и я тоже.
На вокзале было холодно. Поезд опаздывал, и я мёрзла на перроне, кутаясь в шарф. Мама сунула мне в руки пакет с пирожками, папа молча обнял. Когда состав наконец подошёл, я забралась в вагон, нашла своё место и прижалась лбом к холодному стеклу. Посёлок медленно уплывал назад, а я думала: вот оно, начало. Или конец, если родители правы.
В Москве меня встретил шум. Вокзал гудел, как улей: люди бегали, тащили чемоданы, орали в телефоны. Я еле выбралась из толпы, сжимая в руках адрес съёмной квартиры, которую нашла через объявление. Хозяйка, тётка лет пятидесяти с усталым лицом, открыла дверь и сразу начала:
— Ты Катя, что ли? Ну, заходи. Вот комната, вот кухня. Плита газовая, аккуратно с ней. Деньги вперёд, и никаких гостей после десяти, поняла?
— Поняла, — кивнула я, протягивая ей пачку купюр. — А интернет тут есть?
— Есть, пароль на роутере, — буркнула она и ушла, хлопнув дверью.
Я осталась одна. Комната была маленькая: кровать, стол, шкаф с облупившейся краской. На кухне пахло старым маслом, но я всё равно поставила чайник и достала мамины пирожки. Села у окна, глядя на серые дома и мокрый асфальт. И вдруг подумала: а что, если они правы? Вдруг я правда не справлюсь?
Первая неделя на работе была как в тумане. Офис — стеклянная коробка в центре города, десятки людей, все куда-то бегут. Меня посадили за стол в углу, выдали ноутбук и сказали: «Разбирайся». Мой начальник, Илья Сергеевич, высокий мужик с вечно недовольным лицом, бросил мне стопку бумаг.
— Это заявки от клиентов, — сказал он. — Оформляй, звони, договаривайся. Вопросы есть?
— Пока нет, — ответила я, хотя вопросов было миллион.
— Ну и отлично, — он ушёл, а я осталась смотреть на эту гору документов.
Рядом сидела Лена, девчонка моего возраста, с яркими ногтями и громким смехом. Она заметила мой растерянный взгляд и подвинулась ближе.
— Новенькая, да? — спросила она. — Не бойся, тут все сначала теряются. Давай помогу, что ли?
— Спасибо, — выдохнула я. — А то я даже не знаю, с чего начать.
— С кофе, — хмыкнула Лена. — Пошли, нальём, а потом разберёмся.
Мы сходили к кофе-машине, и Лена за полчаса объяснила мне, как заполнять заявки, кому звонить и что говорить. К концу дня я оформила три заказа, и Илья Сергеевич, проходя мимо, буркнул: «Неплохо для начала». Я улыбнулась — первый раз за неделю.
Дома было сложнее. Плита в квартире оказалась капризной: то гасла, то воняла газом. Я сожгла яичницу, потом разлила суп, который пыталась сварить по маминому рецепту. В итоге плюнула и заказала пиццу. Сидела на кровати, жевала кусок с колбасой и думала: вот тебе и «научусь». Позвонила маме — не удержалась.
— Ну что, Катя, как дела? — голос у неё был тревожный. — Жива хоть?
— Жива, мам, — сказала я, стараясь звучать бодро. — Работаю, квартиру сняла. Всё нормально.
— Нормально у неё, — вмешался папа, видимо, включив громкую связь. — А ешь что? Небось, лапшу эту быстрого приготовления?
— Да нет, пиццу вот заказала, — призналась я.
— Пиццу! — мама чуть не задохнулась. — Это ж отрава сплошная! Говорила я тебе, не справишься ты там. Возвращайся, дочка, пока не поздно.
— Не вернусь, — отрезала я. — Это только начало. Я разберусь.
Повесила трубку и доела пиццу. Назло всем.
Прошёл месяц. Я научилась готовить на этой дурацкой плите — борщ получился почти как мамин, только чуть солонее. На работе дела пошли лучше: я закрыла свою первую большую сделку с каким-то складом, и Илья Сергеевич даже похвалил меня на планёрке. Лена стала подругой — мы с ней после работы пару раз ходили в кафе, болтали о всяком. Москва уже не казалась такой страшной: я разобралась с метро, нашла дешёвый магазин у дома, даже начала копить на новый диван, потому что старый скрипел, как телега.
Но однажды вечером позвонила мама. Голос дрожал.
— Катя, у нас беда, — сказала она. — У папы спина опять, лежать не может. А мне одной с огородом не справиться. Приезжай, помоги, а?
Я задумалась. Работу бросить не могла, но и родителей оставить тоже. Взяла отгул на три дня и поехала домой.
В посёлке ничего не изменилось. Снег сменился грязью, но двор был тот же, и запах супа на кухне — тоже. Папа лежал на диване, морщась от боли.
— Ну что, москвичка, — сказал он, увидев меня. — Как там твоя столица?
— Нормально, пап, — ответила я, ставя сумку. — А ты как?
— Да как… — он махнул рукой. — Спина подвела. Мать одна с картошкой возится, а я тут валяюсь.
— Ладно, разберёмся, — сказала я и пошла к маме.
Мы с ней два дня копали огород. Я таскала вёдра, выдергивала сорняки, а мама только качала головой.
— И где ты сил набралась? — спросила она, когда мы сели передохнуть. — В Москве, что ли, научили?
— Там научишься, — усмехнулась я. — У нас в офисе лестница крутая, каждый день с бумагами вверх-вниз бегаю.
Она улыбнулась — впервые без подвоха.
Вернувшись в Москву, я решила: пора расти. Поговорила с Ильёй Сергеевичем, предложила новую идею — рассылку для клиентов. Он согласился, и через пару месяцев продажи подскочили. А потом он вызвал меня к себе.
— Катя, — сказал он, — у нас вакансия старшего менеджера открывается. Хочу тебя попробовать. Справитесь?
— Справлюсь, — ответила я, хотя внутри всё тряслось.
Через год я уже вела свой отдел. Зарплата выросла, я переехала в квартиру побольше, купила тот самый диван. А однажды позвонила мама.
— Катя, — сказала она, — тут соседка спрашивала, где ты работаешь. Я рассказала, что ты в Москве, начальницей стала. А она говорит: «Вот это дочка у вас!» И знаешь, я горжусь тобой, дочка. И папа тоже.
— Спасибо, мам, — сказала я, улыбаясь. — А вы как?
— Да нормально, — вмешался папа. — Только ты приезжай, а то мать опять про огород ноет.
— Приеду, — пообещала я.
Повесила трубку и посмотрела в окно. Москва сверкала огнями, и я подумала: они были не правы. Я справилась. И даже больше.