— Ты уже одной ногой в могиле! — крикнул муж, и мне показалось, что он даже не заметил, как дрогнули мои губы. — Хватит тратить деньги на врачей, всё равно ничего не изменится.
— Ты это серьёзно? — я сидела на кухонном стуле и не верила своим ушам.
— Ещё как серьёзно! — он стукнул кулаком по столу, отчего тарелки жалобно задребезжали. — Да пойми же ты: мы и так на мели. Какой смысл вливаться в эти лечения? Ты ведь… ну… и так уже…
Молчание повисло глухое, как будто кто-то задёрнул тяжёлые бархатные шторы. Я смотрела на него — человека, с которым бок о бок жила столько лет — и не узнавала. Ни сочувствия, ни понимания. Казалось, передо мной чужак, которому безразлично, что со мной будет.
— Всё началось с простой ошибки врача, — наконец произнесла я, пытаясь говорить ровно, хоть внутри всё клокотало. — Ты помнишь, как я ходила к терапевту? Он уверял, что у меня просто стресс, и прописал банальный успокоительный сбор.
— Так и есть: ты вечно заводишься по пустякам, — он хмыкнул и с кряхтением отодвинул стул. — Может, действительно, дело было в нервах… а всё остальное — твои домыслы.
— Домыслы?! — в моём голосе зазвенела обида. — У меня диагноз, понимаешь? Настоящий, подтверждённый. Опухоль. Или ты думаешь, я выдумала это ради сомнительного интереса?
Он не ответил. Только криво ухмыльнулся и уткнулся в телефон. Казалось, его волнует что угодно, но не моё состояние. И мне вдруг стало нестерпимо горько, как будто меня предали в самый уязвимый момент.
Всё это завертелось примерно три месяца назад. Я чувствовала слабость, головокружение, а к ночи ещё и тошнота подкатывала. “Весенняя хандра, ерунда какая,” — решила я и пошла к врачу. Тот посмотрел, послушал, да и отправил восвояси, мол, “побольше отдыха, поменьше нервов”.
— Доктор, у меня сил нет даже приготовить ужин, — жаловалась я, сидя на скрипучем стуле в поликлинике.
— Пейте витаминчики, да гуляйте подольше, — с добродушной улыбкой посоветовал он.
И вот так я потратила пару месяцев на “медитации и свежий воздух”, а болезнь всё это время росла внутри меня. Когда, наконец, я добилась направления на полное обследование, уже было не до шуток: нужен срочный курс терапии.
— Опухоль, — с трудом выдавила я, вернувшись домой. — Придётся лечиться немедленно, иначе…
— Денег у нас нет на твои «иначе», — муж даже не моргнул. — Да и смысла особого…
Сердце ухнуло вниз, словно душа в пятки ушла. Мне вдруг перестало хватать воздуха. Я почувствовала, что сижу напротив абсолютно чужого человека.
— Ты серьёзно считаешь, что мои шансы — ноль? — горло пересохло, голос дрожал, как у ребёнка.
— Ну, процентов на десять, может, и выкарабкаешься, — он говорил это так, будто речь шла о неудачном кулинарном рецепте. — Но надо ли оно нам?
Я опустила глаза, чтобы не расплакаться. Не хотелось давать ему повода считать меня слабой. Вскоре я стала ощущать, что сама уже не могу держаться: тошнота, головокружение, холодный пот. Как-то ранним утром я упала в ванной, потеряв сознание.
— Скорую вызывать или сама дойдёшь? — послышался его равнодушный голос сквозь полузабытье.
— Ты издеваешься? Я ничего не соображаю… — прошептала я, с трудом вставая на ноги.
— Ладно, — пробурчал он и, кажется, нехотя набрал нужный номер.
В больницу он со мной не поехал. Сказал, “нельзя пропускать работу”. И я лежала там, в белёсом коридоре, один на один со своими страхами. Потом мне делали пункцию, назначали курсы лечения, а я всё время думала: “Где он сейчас? Неужели совсем не волнуется?”
На следующий день он появился с мрачным видом, без цветов, без обычных гостинцев. Ещё и какую-то бумажку мне протянул:
— Кредит на твоё имя. Одобряют быстро. Чтобы наши общие средства не трогать.
— Ты серьёзно предлагаешь мне брать кредит на лечение, когда я еле дышу? — я смотрела на него, не веря своим глазам.
— Тебе же надо как-то выкручиваться, — он пожал плечами. — Вот и выкручивайся.
В тот миг я поняла, что между нами всё кончено. Может, оно закончилось ещё раньше, а я не замечала. Но теперь стало совершенно очевидно.
Меня вытянула подруга. Увидев, в каком я состоянии, она схватила меня за руку и буквально потащила по всем врачам: от химиотерапевта до диетолога. Её муж возил меня на машине, сидел в коридоре, ждал, когда закончат капельницы. Я чувствовала, что не одна, что кому-то правда небезразлична моя судьба.
— Держись, подруга, прорвёмся, — говорила она, подмигивая. — Тут, конечно, придётся попотеть, но ничего: не такое видали.
— Ты не представляешь, как мне страшно, — призналась я ей однажды, когда тряслись в автобусе после облучения. — Я ведь не знаю, выкарабкаюсь ли…
— Брось паниковать, — бодро ответила она. — Ты ещё нас всех переживёшь!
Она и впрямь стала моей опорой. И я прошла этот путь — через боль, слабость, сомнения. Прошла, несмотря на слова мужа, который называл всё это “бессмысленной тратой”. Несмотря на своё внутреннее отчаяние, когда казалось, что дело — труба и шансов нет.
Сейчас у меня ремиссия. Я переехала в другой город, начала работать удалённо: строчу статьи, общаюсь с новыми людьми. Иногда я вспоминаю того человека, который так легко махнул на меня рукой, и всё ещё поражаюсь: неужели чувства были настолько призрачными? Или, может, их вообще никогда не было?
Врачебную ошибку я смогла простить — всякое случается, никто не застрахован от промахов. Но вот слова, брошенные в труднейший для меня момент, — это глубже, чем рана. Это шрам, который всегда остаётся под кожей, напоминая о том, кто был рядом, когда я висела на волоске от пропасти.
А вы когда-нибудь сталкивались с предательством в самый уязвимый период? Поделитесь в комментариях — я читаю каждую историю. Мы не одни. Подписывайся, если тебе близки честные истории из жизни.
Новая история на канале: