Выхожу утром на террасу и подставляю ладони белым лепесткам. Они везде, в воздухе, на земле, в траве, на дорожках.
Лёгкие нежные лепестки падают откуда-то с неба. Украшая наш и без того прекрасный весенний цветущий сад.
Это очень похоже на снегопад. Под ногами лёгким вихрем то и дело взлетает снежная позёмка, оседая в каменных закутках нежными бело-розовыми сугробами.
Застревая в хвое кипарисов и в сочной зелени удивлённой сантолины:
У нас начался цветопад. Каждую весну наш старый большой абрикос дарит нам это удивительное местное климатическое явление.
С его цветочных облаков уже второй день (и вторую ночь) подряд тихо падают цветочные снежинки.
Их так много, что кажется, это именно они облепили ветки алычи, миндаля, молодого абрикоса, превратив наш сад из цветочного в заснеженный.
И второй день подряд в моей голове звучит старая подзабытая мелодия:
«Снег кружится, летает и тает,
И позёмкою клубя,
Заметает зима, заметает
Всё, что было до тебя…»
Она навевает грусть. Но грусть лёгкую, светлую. Чистую. Желанную.
Это было, кажется, в классе шестом. Наша классная руководительница снова всех нас пересадила. Мне досталась третья парта первого ряда у окна. Хорошее место. И не камчатка, и не у самой доски.
И сосед мне достался хороший. Неожиданный. Как подарок. Я даже представить такое не могла. Где он и где я…
Мне кажется, с этим мальчиком желала бы сидеть любая девочка из нашего класса. Он был какой-то породистый, что ли. Чувствовалась, что не из простой семьи. Не хулиган, но и не мямля. Успешный в учёбе, но и не ботаник. Вроде бы простой, дружелюбный, но какой-то недосягаемый.
Занимался спортом, был всегда вежлив, выдержан. Начитанный. В общем, хороший мальчик из хорошей семьи.
Стоит ли говорить, что он был ещё и красивый! И очень, прямо вот очень опрятный. На нём всегда был чистый, отглаженный школьный костюм, казалось, только что из магазина. У него был какой-то совсем не детский, наверное, очень дорогой портфель. Тоже как новенький. И тетради у него были чистые, и обложки на учебниках - необычные. Я таких в магазине не видела. И даже ручки и карандаши у него были не простые. И рубашка белоснежная. И металлические пуговицы на его школьной синей курточке блестели будто бы ярче, чем у других. Про пионерский галстук уж молчу.
А ведь на переменах он так же, как все мальчишки носился по коридорам и ползал иногда по сугробам после школы. Как ему удавалось оставаться всегда таким аккуратным?
Сейчас я уже понимаю, что в этом была заслуга его мамы – красивой улыбчивой статной женщины, с чёрными восточными глазами, всегда модно одетой, вкусно пахнущей незнакомыми духами (не "Красной Москвой" и не "Белым ландышем" точно). Его мама, она тоже была породистой.
Я такой не была. Сидя рядом с ним за одной партой, я остро чувствовала, что не тяну. Моя прошлогодняя школьная форма уже давно не выглядела ни новой, ни опрятной. Рукава на локтях просвечивали. А воротничок… Он был совсем не такой как у других девочек. Не кружевной. Без рюшечек. Я сшила его из хлопчатобумажной широкой тесьмы. Такую, обычно, на ночные рубашки пришивают. Он давно уже не был белоснежным, хотя я и стирала его каждую неделю. Пришивала сама. Как умела. А рейтузы… Вытянутые на коленках, с зашитыми наспех дырочками на самом видном месте, заправленные в сапоги «бабушкина радость»…
Мама у меня была. Она, как и мама мальчика, тоже была красивая. И у неё тоже было много модной и красивой одежды. Но только у неё… Наверное, она боялась меня избаловать?
Начался урок. Я даже помню какой. Это была физика. Я обожала этот предмет. Но в этот раз слушала учителя не внимательно.
Потому, что мальчик … пел!
Тихонько, почти про себя, то наклоняясь над тетрадкой, то глядя в чёрное окно (светало у нас не надолго).
«Снег кружится, летает и тает…»
Это меня сначала смутило. Потом обрадовало. Петь рядом с чужим тебе человеком разве будешь? Это был некий акт доверия. Он словно посвятил меня во что-то своё, личное, не для всех открытое! Этот - такой недосягаемый мальчик, - тихонько пел рядом со мной!
Я почему-то представила, как он идёт по обледенелой реке Печоре с очень красивой девочкой (у которой рейтузы на коленках точно не вытянуты). Чёрное небо подмигивает звёздами над их головами, тропинку засыпает снегом и снежная метель, чуть подвывая, кружится между высокими берегами. Снежинки налипают на их волосы и ресницы. И есть в этом что-то объединяющее, что-то трогательное, волнующее. Они бредут вдоль реки по тропинке. Навстречу снежному ветру. Куда-то вдаль. Может к самому океану…
Они держатся за руки и молчат. Иногда слова не нужны. Иногда они могут всё испортить. А снег заметает их следы. И всё, что было раньше до этой их встречи, тоже заметает. И что-то новое, неизвестное, но доброе рождается в этой чёрно-белой ночи. В этой снежной колее замёрзшей реки.
А вверху на берегу сквозь снежную дымку ласково светят фонари маленького завьюженного города...
- А что у тебя во втором задании вышло?
Мальчик вопросительно смотрит на меня своими чёрными красивыми глазами. Оказывается, если смотреть на него вот так близко, в упор, то в его зрачках можно увидеть грустную пролетающую снежинку.
- А? Во втором? Держи.
Я незаметно разворачиваю свою тетрадь, чтобы ему легче было списать. Он кивает. И снова тихо напевает:
«Снег кружится, летает и тает,
И позёмкою клубя,
Заметает зима, заметает
Всё, что было до тебя…»
Он такой классный!
Я брожу по саду с телефоном и вспоминаю эту незамысловатую историю. Даже и не историю - маленький эпизод. Из большой, большой жизни.
В которой вот уже два дня подряд с неба падают лепестки абрикоса…
Всем доброго дня. Неожиданных приятных воспоминаний. Спасибо, что со мной.