Часть 1
Продолжим говорить о признаках.
5. Доступность. Массовая культура – это вам не красивая фразочка в учебнике по обществознанию, а данность нынешней жизни. Искусство стало истинно народным, народ не хочет ждать, когда литературовед в пенсне им объяснит всё, что они только что прочитали. Народу надо подавать в уже разжёванном виде. Но чтобы вкусно и не приторно, как от рыцарских романов или любовной лирики критического романтизма.
И вот пришла новая литература под лозунгом «Смерть автора». Теперь автор – это уже не некий член союза писателей, с эстетской бородкой. Народ начал понимать, что вовсе не удостоверением определяется писатель, а тем, что он пишет.
Писать непонятно стало моветоном – точнее, ты можешь писать непонятно, но так, чтобы твоя непонятность была понятна. Вот как у Малевича квадратура черноты или «Сон, вызванный полётом пчелы вокруг граната, за секунду до пробуждения» у Дали. Согласитесь, нихрена ведь не понятно, а как всё, в то же время, близко и понятно. А вот с Джокондой наоборот: всё, вроде, понятно, а чего она лыбится – до сих пор ни один суперумный эксперт не понял.
6. Ризома (фр. rhizome «корневище») – определение Ж. Делёза и Ф. Гваттари, согласно которому в постмодерне развитие должно описываться не линейно, а путём переплетений линий, срастания двух или нескольких в одну, возврата и т.д. – как у Джозефа Хеллера в «Поправке-22». Вот где настоящий постмодерн. Налицо все признаки. Разбитый сюжет, та самая ризома вместо дерева событий. Нет структуры, нет хороших и плохих героев, нет даже логики. Есть только идея, которая очень глубока, как и всё в постмодернизме, и звучит примерно так: «Да катись-ка всё оно к чертям собачьим!».
7. Нарративизм. Вот, ты говоришь, литература. А чего она, особенная, что ли? Зеркало и есть.
Был такой философ-постмодернист Лиотар, он часто просыпался утром: ещё даже тапочки не успеет нашарить босыми ногами, а уже начинает старую песню, мол, надоели метанарративы, давайте вернёмся к нашим маленьким жизненным нарративам. И так каждое утро. Надоел всем, мочи нет. Ведь никто же не поймёт, что это за нарративы такие. Оказалось, всё просто.
Метанарративы – это Большая история, а нарративы – это наши маленькие жизненные истории, и нет между ними никакой логической связи, вот и вся недолга. Но постмодернисты любят непонятными словами умничать о том, как надо в постмодерне быть простым в доску и ближе к народу. О чём это я? Ах да, о метанарративах. Так вот, в литературе метанарративы – это большой сюжет (метатекст), а нарративы – это маленькие минисюжетики. Зачем нам эти большие сюжеты? – ведь в жизни всё просто: завязка, развязка, кульминация, а эпилог всем известен и так. Длинные романы стали неактуальными, а если и пишут их, то разбивают на кучу параллельных сюжетов. Думаете, это писатели чудят? Не при чём они. Это жизнь стала такой клиповой, а писатели – что писатели? – они лишь зеркало новой реальности.
8. Симулякр. Классическая картина: автор с чувством выполненного долга пришёл в редакцию с портфелем, заполненным засаленными листочками рукописи романа «Шея» в трёх частях. А редактор ему и сказал:
– А в чём фабула, каков главный замысел вашего романа?
Автор озабоченно почесал затылок, ведь гад к стенке припёр, не переписывать же всё. Дай, думает, новое слово сочиню, всё равно редактор не признается, что не понял, – и выпалил с умным видом:
– Симулякр.
Редактор удивлённо вскинул брови, но вовремя опомнился, снова принял солидный вид эксперта и отвечает:
– Ну так бы сразу и сказали. Ладно, сгодится.
Автора звали Жан Бодрияр, он тоже был философом-постмодернистом. Симулякр, по его мнению, – это фантом реальности. Это то, чего не может быть, как у Филатова. Вот писали вы раньше о чём-то реальном – пусть даже сказку или фантастику – но всё равно реализм из всех дыр бесстыдно просвечивал. А тут пришел бодренький дядечка по имени Жан и сказал: «Бросьте ваши сказочки, всё в мире симулякр». Сказал, как отрезал. Даже операцию Пентагона «Буря в пустыне» назвал симулякром. Вот такой постмодерн, уважаемые читатели, моего научного, но, вместе с тем, постмодернистского, и потому истинно народного трактата.
9. Интертекстуальность. Всё смешалось в доме Облонских: эпохи, жанры, герои… Заходишь на кухню в малогабаритной хрущёвке, а там шестикрылый Серафим ест яичницу с лифтёром Петром с третьего подъезда, а тем временем в туалете громко справляет нужду маркграф Роланд, который не может понять, отчего не щербится его меч Дюрандаль. Ничего святого. Причём в тексте запросто могут присутствовать элементы других произведений, не обязательно с указанием первоисточника (отсылки). Даже слово для этого умное придумали – интертекстуальность. Кстати, данный текст тоже не исключение.
***
А что же у нас? Да всё то же. «А почему надо рисовать именно так, а писать вот так и никак иначе?», «Я знаю парня, у которого валяется в подвале настоящий подлинник Моны Лизы», «Толстой – отстой, даёшь Нью-Васюкинскую литературу». И пошла-поехала гаврилиада. Тихо и незаметно на сцену литературного пространства выплыли «Москва-Петушки» Ерофеева. Слава Лён приписал это эпохальное произведение к новому жанру – рецептуализму. Только вот не прижилась его идея, ведь какая разница, рвы между жанрами всё равно читатели «Плейбоя» уже закопали.
Теперь и у нас постмодернистская литература стала истинно народной. Захожу как-то в платный туалет. Бабушка из окошка не торопится давать сдачу и спрашивает:
– А как вы относитесь к Довлатову?
Поняв, что просто так мне не отделаться от бабушки, я отвечаю:
– Довлатов – это сила, но за одного Битова двух Довлатовых дают. – Увидев брезгливую гримасу, поспешил добавить:
– Зато Ерофеев – истинно народный писатель-алкоголик.
Бабушка изобразила категорическое «фи» и сразу вспомнила, что зарплату ей не за Довлатова платят. И тогда я понял, что постмодерн проник во все сферы жизни.
Всё начало успокаиваться, и народ уже готов был принять новую реальность, но тут произошло великое событие, которое перевернуло сознание мировой общественности. Некий художник Павленский прибил свои тестикулы к брусчатке. В мире назрела культурная революция. Народ вопрошал: «Доколе?». И действительно, народ начал сомневаться, не психи ли самые обыкновенные все эти постмодернисты? «Да что вы понимаете в перформансе?!» – вторили им другие. Мир разделился на два лагеря. Одни всё ещё верили в деконструктивизм, другие тихо, ненавязчиво намекали, что не мешало бы декоструировать и сам деконструктивизм уже. Достаточно вроде как уже додеконструировались, пора бы уж что-то и конструировать.
И вот бреду я, задумчивый, по городу и никак не могу понять, умер ли постмодерн или жив ещё? А в голове – мысль – простая, как всё гениальное.
Предупреждение! Простые и гениальные мысли в эпоху постмодерна чреваты вывихом сознания.
Конструктив неконструктивен. Конструктивна деконструкция для реконструкции метанарративов. Проще говоря, дисконтинуитет метатекста есть суть проекции отнюдь не дивергенции событий, а типичной ризомы. А иллюзия рациональной редукции реальности есть симулякр.
А если серьёзно… Творите, и вам воздастся. Ведь не жанры делают человека человеком и даже не искусства, а сам человек, его душа. А где талант – там больше души и больше благости. Что мы ищем в чтении? Благость духовную, а в каком она жанре написана и какие метанарративы выражает – да какая разница? Была бы благость, всё прочее – симулякр.
Автор: Dj_taisauti
Статья на сайте
Не пропустите новые публикации, подписывайтесь на наш канал, оставляйте отзывы, ставьте палец вверх – вместе интереснее! Приносите своё творчество на Синий Сайт!
Самые интересные работы познают Дзен.
#синий сайт #наши авторы #что почитать #