Около семи вечера Элизабет Ранте отодвигает золотую штору, открывая дверной проход. «Папа, Папа, — шепчет она своему мужу. В комнату входит с подносом в руках второй сын Элизабет, Джейми. «Вот твой рис, Папа. Вот рыба. Вот чили», — говорит он.
Трогательная семейная сцена, которая могла бы происходить в любом уголке мира, если бы не один нюанс — муж Элизабет, бывший работник городской администрации, уже две недели как мертв.
Здесь, в этом бетонном доме уважаемой и процветающей семьи, на деревянной кровати без движения лежит Петрус Сампе, накрытый одеялом до подбородка. Петрус еще несколько дней будет оставаться в своем доме на окраине Рантепао, расположенного в отдаленном горном районе Сулавеси, одного из индонезийских островов. Его жена и дети будут говорить с ним и приносить ему еду четыре раза в день — завтрак, обед, ужин и вечерний чай. «Мы делаем это потому, что очень любим и уважаем его», — говорит Йокки. «Раньше мы всегда ели вместе. Он все еще в доме, с нами, и мы должны кормить его», — добавляет Элизабет.
Благодаря тому, что тело обработали формалином (водным раствором формальдегида), оно не разлагается и через некоторое время превратится в мумию. Тело совсем не пахнет, в комнате стоит обычный для домов народов тораджи запах сандала.
Петрус пролежит дома в гробу еще четыре месяца, до похорон в декабре. До тех пор его жена будет жить с ним в одном доме; в некоторых семьях сохранился старый обычай никогда не оставлять мертвого одного.
В отличие от людей западной культуры, тораджи не воспринимают смерть тела как нечто резкое и завершенное. Для них это лишь первая ступень долгого, постепенного процесса. О телах близких заботятся несколько недель, месяцев и даже лет после смерти. Похороны часто откладывают, чтобы успели приехать родственники покойного из дальних краев. Сама церемония длится неделю, во время которой в дом тораджи стекаются родные и близкие со всех уголков мира. Когда кортеж, состоящий из сотни машин и мотоциклов, отправляется проводить покойника в последний путь, движение на дорогах останавливается (чего не случается, даже когда едет полиция или скорая). Смерть здесь уважают больше, чем жизнь.
Тораджи не отказываются от медицинской помощи, когда их жизни грозит опасность. И, конечно, они горюют, когда близкие умирают. Однако почти все уверены, что смерть – неотъемлемая часть жизни. Тораджи считают, что даже после смерти человек не умирает по-настоящему, что и тогда связь между близкими людьми сохраняется. Для них смерть не конец, а лишь переход к другой форме существования. Тораджи, живущие на севере Сулавеси, иногда достают усопших родственников из могил, чтобы переодеть их и укутать в новый саван.
С любимыми не расставайтесь?
Почитайте еще: "Запрет на смерть: места, где людям нельзя умирать"
