РАССКАЗЫВАЕТ ГАЛИНА МИХАЙЛОВНА ГОВТВА, МАТЬ, ПРОПАВШЕГО БЕЗ ВЕСТИ МИХАИЛА ГОВТВЫ
Я, Говтва Галина Михайловна, родилась в городе Красноярске 30 марта 1941 года. После 10 классов окончила Красноярский кооперативный техникум и работала экономистом в Емельяновском райпотребсоюзе. В 1972 году мы с мужем и двумя детьми переехали в город Тихвин Ленинградской области. Там я тоже устроилась работать в райпотребсоюз экономистом. В 1983 году Мишу призвали в ряды Советской армии. О том, что его и его друзей направят в Афганистан, они знали и готовились. Только мы об этом ничего не знали. Призыв был как раз в мой день рождения. К нам на проводы приезжала еще одна семья, с которой вместе мы перебрались в Тихвин из Емельяново. Мы очень дружили, как родные были. Они приезжали на проводы, и мы следом за автобусами с призывниками сели и поехали в Ленинград. Мы думали, еще увидим его на пересыльном пункте на Обводном канале, но ничего не удалось. Потом получили письмо из Термеза, а в нем – засушенный цветок мака. Он писал, что там тепло, все хорошо и не надо переживать. Позднее было еще одно письмо, и все. А 1 сентября меня вызвали в военкомат, военком пригласил к себе в кабинет и спросил, когда мы получили последнее письмо. Я ему сказала, а он мне вручил извещение о том, что сын пропал без вести. Он меня, конечно, успокаивал, говорил, что, может быть, это недоразумение. Но факт оставался, что сына нет ни среди живых, ни среди мертвых. Конечно, со мной была истерика, но я всегда надеялась, что Миша жив. Отец у нас очень переживал, для него все погибло. Мы его успокаивали как могли. Он у нас работой жил. Он работал электриком шестого разряда в филиале Кировского завода, на хорошем счету был, награды имел. Нам надежду давали передачи Би-Би-Си. Там ночью были вести из Афганистана, рассказывали в том числе и про пленных. Причем очень подробно: какого роста, какой цвет волос. И однажды в передаче обрисовали молодого человека, по всем приметам очень похожего на Мишу. Я вообще всегда была оптимисткой и верила, что он жив. Мне, конечно, тяжело было, но на работе все поддерживали. Душа у меня все время о нем болела, все время болела. Я, может, и ошибаюсь, но он всегда достаточно легко выходил из трудных положений. Он у нас младший в семье и до сих пор Мишаня. Мы в неведении жили до ноября. В ноябре на праздники прилетала ко мне старшая сестра, я ее провожала в город, вернулась домой, а в прихожей на вешалке шинель висит и фуражка военная. И дочка говорит: «Мама, Миша жив! Из областного военкомата приехали и сказали, что он в Швейцарии». Отец с работы пришел, мы за стол сели, и офицер нам все рассказал. Только не сказал, как сын туда попал. Столько было радости, словами не передать. Нам сказали, что ему там надо пробыть два года и связь будет через военкомат с цензурой. Проинструктировали, что писать можно, а что нельзя. Главное, сказали, напоминать, что Родина его не забыла, что родные его очень ждут домой. Нам прямо сказали, что нужно поддерживать настрой на возвращение, иначе будут отрицательные последствия и для семьи, и для Советского Союза. Скоро мы получили первое письмо и фотографию – Миша стоит такой красивый и куда-то смотрит вдаль. Мы с отцом смотрим, и я говорю: это же он смотрит на Родину. Переписка была, а потом приехал сотрудник военкомата и предложил записать наше письмо на магнитофонную пленку. Договорились сделать это в какой-то студии. Мы туда приехали. И это была пытка самая настоящая. Первая пошла я. Отдельная комната, и там записывают. Я, конечно, перед этим всю ночь не спала, думала, что же мне Мише сказать. Начала говорить, а меня слезы захлестнули, я не могла выговорить ни слова. Я просто представляла, что Миша будет слышать наш голос, что ему это будет радостно. А что было говорить-то? Только: Миша, у нас все хорошо! Я работаю, папа работает, ты о нас не переживай! Береги себя, мы тебя ждем! Ну, так, как велели... Потом отец зашел. Тот тоже нарыдался, он вообще у нас ранимый очень. Вышли мы с ним ни живые ни мертвые. Думали, Миша наш разговор услышит, порадуется. Получили через какое-то время от него письмо, а там написано: какой дурак вам посоветовал произвести эту запись? Такой аппаратуры, чтобы прослушать ваш разговор, здесь нет, а запись хранить мне негде. Письма получали регулярно. Город у нас сравнительно небольшой, наша семья на хорошем счету была, и как только приходило очередное письмо, почтальон ко мне на работу сразу прибегал. Я читала при всем коллективе. Конечно, все переживали очень. Может, и не стоило говорить, но и промолчать тоже не хочется. Наш дом был под снос, и нам от моей организации должны были дать квартиру. От Миши еще не было вестей, и я узнала, что вместо двухкомнатной планируют выделить нам однокомнатную. Слух кто-то пустил, что сын дезертировал и живет в Дании, а мы знаем, но молчим. Походила я по кабинетам… Говорила, как же так? Похоронки нет, никто нам ничего не сказал... Дали все-таки двухкомнатную. Но это было так унизительно, так обидно. Отец у нас сильно возмущался. Он говорил: нас же убеждали, что мы ни с кем не воюем, а почему так много ребят погибло? В Тихвине для афганцев кладбище есть отдельное, оно рядом с общим кладбищем, но отдельно сделано. Мы, конечно, очень рады, что Миша вернулся. Он пережил много, потерял все свое здоровье, совсем не тот пришел, который ушел. Ну что сделаешь? Но живой, живой…Мы в семье поддерживали друг друга, дочь Оля была со мной и ее дети маленькие, забота была. Вот это как-то немного помогало забыться, внуки маленькие отвлекали и радовали, новое поколение подрастало. Мы ждали его всегда. Я верила, что он жив, и говорила мужу, что, может, ранен, может, есть там добрые люди в Афганистане, может, какая-то женщина подобрала его и лечит. Из Швейцарии он нам ничего не писал о том, что пережил, и потом ничего не рассказывал. Он говорил: «Мама, папа, вы и так много пережили. Давайте не будем вспоминать, все позади, все сейчас хорошо. Я живой, а остальное не надо вам знать». Миша родился в Рождество в 1964 году и всегда говорил: «Ангел-хранитель, помоги мне». Он рассказывал, когда его хотели в Пакистане убить, он очнулся, посмотрел в небо, а там летят журавли. Он попросил их передать родителям привет. «Я живой, а вы же на Родину летите, ко мне на Родину летите», – вспоминал он. Однажды после возвращения приезжал к нему Костя Клец, с которым они в Швейцарии были. После ужина я ушла спать, а они втроем с отцом долго еще сидели, вспоминали Афганистан, как были в Пакистане, как издевались над ними. И только потом отец мне потихонечку рассказывал, хотя Миша его предупреждал, чтобы не делал этого. Мне однажды дали адрес бабульки из деревни. Говорили, что ясновидящая она. И вот я туда поехала. Автобус проходящий, старый дом в конце улицы, ни ворот, ни собаки, и бабушка картошку копает. Меня предупредили, чтобы я не рассказывала подробностей, а просто попросила ее рассказать, что она видит. Я и сказала, что сын в армии и давно писем нет, и разрыдалась. Зашли в дом, одна большая кухня, стоит стол деревянный и вокруг скамейки деревянные и русская печь. Она на меня посмотрела и сказала, что видит мое большое горе. Бабушка взяла из печки угольков и подожгла их. Мы посидели, поговорили, а угольки в это время разгорелись. Она повернулась к печке, что-то долго шептала, а потом заслонкой закрыла печку, села на скамейку и говорит: «Не переживай, он живой, только за большой водой. Не плачь, ты плачешь, и ему тяжело». Она меня убедила. Я от нее вышла, иду по широкой деревенской улице, и меня слезы заливают. Я шла и не видела, куда иду. Очнулась, когда меня какой-то мужчина схватил за плечо и закричал: «Ты что, с ума сошла?» Я глаза открыла, а передо мной машина, я даже не слышала, что идет машина. Я шла в таких слезах, ничего не понимая. Другой мог бы и задавить. Конечно, дала мне надежду эта бабулька. Было это в октябре, когда дни шли, как годы, мы ждали-ждали новостей, а их не было. Я хотела бы обратиться к матерям, кто до сих пор ждет. Дорогие мамы! Все те, кто не дождались своих сыновей, не хороните их! Они живы, они смотрят на вас с небес, ждите! Если вы не были возле его тела и сами не хоронили его, не предали земле, думайте всегда, что ваш сын жив. И он в вашей памяти останется всегда живым и таким, каким вы его проводили в армию, посмотрели вслед ему. Глядя на фотографию сына, думайте, что он жив. Он на вас смотрит и он вас жалеет. Все равно осталась его любовь к вам и ваша любовь к нему. Дай вам Бог силы, здоровья, терпения и надежды! Надежда умирает последней. Храни вас Господь! Дорогие дети, кого родители считают пропавшими без вести, не вернувшимися! Помните, что родители у вас одни, что вы для них всегда очень дороги, сколько бы они ни жили. Помните о них, весточка от вас – это для них такой великий стимул. Вы у них в сердцах всегда, чтобы с вами ни случилось. Они всегда вас любят, вы для них всегда кровь родная и не стесняйтесь дать о себе знать. Если вы живы, свяжитесь с родителями. Ваше известие – это продление жизни ваших родителей, это такая радость. Дайте знать, как бы это трудно ни было, они ждут, они надеются! Спасибо вам за то, что продолжаете поиски! Мы очень благодарны вам за работу. Для всех ребят, попавших в плен, это был тяжелейший этап в жизни. Они в молодом возрасте столько пережили, этого из жизни не вычеркнешь. Через столько лет им сейчас очень интересно знать, как сложилась судьба.
(глава книги Лаврентьева А.В. "Афган, без вести пропавшие")