...Скворцов пнул ногой камушек и, стараясь скрыть волнение, пошел рядом.
– Злишься?..
– За что?
– За то, что я сегодня на оперативке так на тебя «наехал»...
– Так ведь не по злобе...
– Не по злобе. Но все равно как бы обидел... Пусть и нечаянно, и не специально...
– Переживаешь?
Скворцов вздохнул.
– Есть такое дело. - Он помолчал. – Ну, так что, Катя, мир?..
– Хм... Мир.
Капитан повеселел, засуетился.
– Ну, куда пойдем?!
– В смысле?!
– Кхм... Так... это... надо бы отметить событие...
– Какое событие?
– Наше примирение. Может, в кафе зайдем, посидим?..
– Ой, Скворцов, не юли! Чует мое сердце, неспроста подкатываешь... Опять тебе что-нибудь от меня нужно?!
– Ну почему сразу «нужно»? Что уж я симпатичную девчонку и в кафе не могу пригласить?
Лапина словно споткнулась, уставилась на него широко распахнутыми глазами.
– Ты... ты что же, меня на свидание приглашаешь?..
Капитан опять смутился.
– Почему на свидание?.. Гм... Так просто... Поболтать, пообщаться. А то всё работа, работа... И душу отвести не с кем.
Лапина сникла.
– А как же... как же твоя девушка?..
– Не любят меня девушки. Говорят, злой.
Он вдруг придвинулся ближе, взял из ее рук портфель.
– Помогу.
Минуту они шли молча.
– А что, Катя, правда, я злой? Ты тоже так считаешь?
Она передернула плечами.
– Тебя интересует мое профессиональное мнение? Ты об этом хотел со мной посоветоваться?
– В советах не нуждаюсь.
– Тогда что же?
– Просто спросил.
Они опять помолчали.
– Почему ты пошел служить в полицию?
– Куда взяли. В военную академию балов не набрал, для завода квалификации не хватило. Пришлось в армию идти. Потом... Потом надо было где-то работать. Ну не на рынок же идти торговать…
– Значит, ты в нашей профессии человек случайный?
– Почему случайный? Это я попал сюда случайно. А дальше понял, это на сто процентов мое. А ты?
– У нас в роду все сыскари.
– Тогда почему на юрфак не пошла? Или в школу милиции?
– Это уже вчерашний день. Времена меняются, а с ними и люди, и характер их преступлений. И здесь уже криминалистики одной не справиться.
– Я так не думаю. Корыстный мотив по-прежнему превалирует. По статистике практически в девяноста девяти процентах дел...
– Не совсем так. Взять хотя бы наш последний случай с погибшей докторшей. Корысти там не было вовсе.
– А что же там тогда было? Нет, Катя, там была именно корысть. Только выражаемая не в жажде денег, а в жажде наслаждений.
– Не правда. Она любила...
– Все равно это не оправдание.
– Но только для сильных личностей. Ты вот сможешь, если случиться, справиться с таким горем, а слабый человек - нет.
– Каким горем?
– Неразделенной любовью.
Лапина помолчала, тихо добавила.
– Это огромное несчастье. Самое большое из всех возможных несчастий. Оно не просто сводит с ума, оно убивает...
Скворцов остановился, уставился в изменившееся от тяжелых переживаний лицо.
– Ты любила?
Лапина не ответила.
– Вы расстались?
– Он меня бросил. Когда подвернулась дочь более высокопоставленных родителей. Ему, как оказалось, нужна была не я, а служебное положение, связи моего отца.
– И после этого ты стала бояться отношений?..
– Не я. Папа. Переживает очень. Себя винит. Что со своей должностью так жестоко однажды меня подставил. И никому больше не верит - неохотно привечает теперь даже старых моих знакомых, даже подруг...
– А ты? Ты веришь?..
Лапина смутилась, потянулась за своим портфелем. Капитан не отпустил.
– Ты не ответила...
Девушка невесело рассмеялась.
– Мы поменялись местами? Теперь ты мой психоаналитик?
– Я друг.
– Давай оставим. Я не хочу об этом...
Скворцов взял ее под локоть, заглянул в лицо, проникновенно сказал.
– Ты только не переживай так. Всему свое время. Всё наладится, вот увидишь! - Он помолчал, подумал. - Вон, у княжны Марьи тоже, казалось, не было никаких шансов...
– У какой «княжны Марьи»?
– У Льва Николаевича.
– Ты читаешь Толстого?!!
– Только «Войну и мир».
– Вот это да!!!
Лапина вырвалась из его рук, забежала вперед, заблестела смеющимися глазами.
– Ты, правда, читал эту вещь?!
– Сто раз. Честно. Это моя любимая книга.
– Ну, ты даешь, Скворцов... - Она, не веря, выразительно покачала головой. Капитан обиделся, хотел отдать портфель. Девушка отстранилась.
– Ну, уж нет, неси теперь, будем «общаться». Сам напросился. Так что, ты говоришь, случилось там с княжной Марьей?..
– Хм... Это страшко вышло замуж, родило детей, и муж ее любил...
Лапина отпрянула и вдруг запрокинула голову, громко, от всей души, расхохоталась. Она кружилась на одном месте, приседала, раскачивалась, плескала от смеха в ладоши и, наконец, успокаиваясь, почти упала на грудь обескураженному своему спутнику, обняла его за шею, погладила по щекам.
– Димочка... Ласковый ты мой... Какой же ты хороший... Так для меня... «страшка»... тоже, значит, не все еще потеряно, и есть надежда?.. Спасибо... спасибо тебе... друг... Ха-ха-ха-ха-ха!!!
Скворцов смутился.
– Я не это имел в виду. Я хотел сказать, что жизнь такая штука, в которой никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Но если даже таким дурным и убогим везет, то почему хорошие не могут надеяться...
Лапина опешила.
– Княжна Марья убогая?!! Ну, ты даешь... Да это самый светлый и трогательный образ в романе!
– Чушь!
– Чем она тебе не понравилась?!
– Не люблю злых.
– Болконская зла?!! Да она, напротив, необыкновенно добрая, готовая на жертву!
– В чем, например?..
– Ну... ну... ну, например, она отказала Анатолю ради другой женщины...
– Хм... Ну и в чем заслуга? В чем здесь «подвиг»?! Разве это так тяжело отказаться от того, кого не любишь? А вот от Николая даже ради несчастной сироты Сони она и не подумала отказываться. Хм... Хотя и верующая была. Тоже, наверное, считала, что любая жертвенность имеет свои пределы... И вообще, этот, как ты выражаешься, «светлый образ», на самом деле есть в романе один из самых тяжелых и отталкивающих. Все в нем темно, мрачно, полно какой-то затхлой и лицемерной поповщины. Однажды даже пришла такая мысль: вот с чем бы я мог его ассоциировать?..
– И?!
- Хм... И отчего-то сразу вспомнилась коричневая краска...
– Ничего себе! - Лапина оживилась. - Ну а Наташу Ростову ты с чем ассоциируешь?!
– Со спутанным клубком волос и ниток. Только этот взбалмошный хаос еще и живой, вызывающий единственно усталость и раздражение.
– Так она тебе тоже не нравится?!!
– Об этой я вообще читать не могу. Всегда пропускаю, перелистываю страницы.
– Я даже не знаю, Скворцов, что тебе на это ответить... Образ Наташи Ростовой - это же символ русского характера!
– Ну, типа, мы, русские, - дураки? Эта же девка - обыкновенная дура! Только неверующая. Точнее, не такая богомольная как ее деревенская подружка. Да они обе, как из-за угла мешком прибитые!
– Я не согласна! Наташа хорошая. Помнишь, как она во время оставления Москвы выбросила с подвод все имущество, приказала отдать их раненым?..
– Легко быть добрым за чужой счет, отдавать не тобою заработанное, то, что тебе лично не принадлежит. Она тогда, по сути, разорила свою семью, сделала нищими, пустила по миру отца с матерью.
– Но она пошла на это из чувства великого человеколюбия!
– Мне так не показалось. Человеколюбие, Катя, подразумевает жертву. А она не жертва. Хорошо хоть несчастный граф, ее отец, скоро умер, а заботу о матери взвалил на себя разоренный Николай. И в будущем, когда она сделалась уже миллионершей - графиней Безуховой, - она, как и раньше, не знала счета деньгам, продолжала сорить ими, по-барски, с высока, относится к другим. Она ведь себя мнила едва ли не пупом земли. Ее же «всегда и все любили». Она и мысли не допускала, что это ни так, что могли не любить, или любить не очень крепко. Отсюда и поступки. Эгоистичные поступки самой настоящей эгоцентристки. Она и раненым помогала, потому что не ведала, что творила. Добродетельный ее поступок был не осознанным, не жертвенным, не таким, когда человек знает и понимает, что отдает последнее, и, помогая, спасая других, обрекает себя на страдания и нищету. Лично она нищенствовать и страдать не собиралась. Она была, есть и всегда предполагала оставаться богатой барыней! И никем другим. Роль разорённой простолюдинки на себя она не примеряла даже в страшном сне. Вот ведь в чем дело. А я не терплю таких. В действительности такие «наташи» и «марьи» - жестокие и тупые самодуры. И вся их «доброта» от пофигизма, от равнодушия и безразличия к другим. Они если и любят кого-то по-настоящему, то только самих себя. То, что она отдала подводы раненым, жертвуя имуществом, так ведь «папанька всё поправят…», - надавит на крепостных, выжмет из них последние соки, и купит другое, более модное и дорогое… Так чего скупиться, отчего не «жертвовать»?.. Отсюда лёгкость, отсюда «широта души»…
– А кто из героев романа тебе понравился?
– Соня.
– Чем понравилась?
– Обыкновенный простой очень хороший человек. И не надо было Льву Николаевичу так ее обижать, делать несчастной... Хотя... Он ведь о жизни писал. И вот она жизнь - такая как она есть. «Имущему дастся, а у неимущего - еще и отымется...»
– Но если тебе не нравятся герои, то, что же ты тогда нашел в этом романе?! Что привлекает?!
– Настроение. Просто физически ощущаю эту ауру. Очень теплую, воистину светлую, величественную и одухотворенную. Этот роман живой. Он имеет душу, как человек. Только человек «не старый», не «перстный», а новый, тот, кто от Бога...
– Ну, Дима, удивил... - Лапина с чувством покрутила головой - Признаться, не ожидала от тебя.
– Думала, я тупой?
– Не думала, что умеешь так глубоко чувствовать. Ты верующий?
– Просто я знаю, что такое есть Бог. Иногда физически ощущаю... Бог есть Свет. Это такое... такое... не знаю, как правильно выразиться... ощущение что ли, а может быть настроение... которое делает человека свободным и счастливым. Это такая тайна внутри тебя. Всех любишь и готов на жертву. Смерть не страшна, муки не страшны. Внутри абсолютная свобода, а еще уверенность, что ты сильнее врага, что ты непобедим. А как иначе, когда со мной Бог... В тебе, Катя, тоже есть Бог. Ты не такая как все. Ты особенная. Трогательная. И особенный Свет лучится откуда-то изнутри тебя... А еще твой взгляд, улыбка... Всё смотрел бы и смотрел...
Лапина опешила.
– Скворцо-о-о-ов....
– Что «скворцов»? - Капитан вдруг помрачнел. - Значит, я тебе не интересен?.. Совсем?..
– В каком смысле?!
Она вгляделась в расстроенные черты, и вдруг догадавшись, вспыхнула, растерялась.
– Ну... ну... ты даешь...
Она хотела вырвать, отнять свой портфель. Он не отдал.
– Значит, все-таки не нравлюсь?..
Она втянула голову, смутилась еще больше.
– Катя...
Она отпрянула.
– Не слова больше! Ты не понимаешь, о чем говоришь! Ты же совсем еще мальчишка!..
– Тоже мне взрослая нашлась...
– Я старше тебя и я... я некрасивая! Даже отец считает меня некрасивой!
– Ну, семейка...
– Что?!
– Да дурак твой папаша!
– Он меня любит...
– Ага... Конечно. «У попа была собака, он ее любил...» Хм... А потом известно, чем всё закончилось...
Она вырвала, наконец, свой портфель, попятилась.
– Скворцов, не ходите за мной! Не смейте за мной ходить! Слышите?!!
Капитан сунул руки в карманы, набычился
– А то что? Папе на меня пожалуешься? Хм... Ну, давай... Разберемся с твоим папаней...
Она испугалась, попятилась, а потом вдруг побежала от него, то и дело оглядываясь...
* * *
– Игорь, ты будешь сдавать деньги?
– Какие деньги, на что?
– На подарок. Наш Малышев жениться.
– Димон?!! - Панафидин опешил, широко заулыбался. - Да ладно тебе...
– Точно, говорю!
– Без дураков?! - Панафидин, все еще неуверенный, потянулся за кошельком.
– Хм... Да вот сам погляди... - Черкашин кивнул на окно.
Панафидин подошел, глянул вниз на улицу.
…Малышев стоял на тротуаре, разговаривал с девушкой, которая катала детскую коляску. Потом он отдал подержать ей свою папку, склонился к младенцу, заботливо поправил на нем одеяльце. Они еще минуту стояли, склонясь над ним голова к голове, потом рассмеялись, побрели прочь. Девушка, взяв капитана под руку, тесно прижалась, почти прилепилась, повисла на нем. Она что-то рассказывала, а счастливый Малышев осторожно катил ребенка, то и дело оглядывался на нее, улыбался.
– Так я не понял... - Панафидин изумленно оглянулся на товарища. - Это что же, у него уже и ребенок родился?!
– Не совсем так... Просто некоторым так везет, что вместе с хорошей женой они получают еще и уже готового младенца...
– ?!!
– Да с ребенком он ее берёт. Но Леся хорошая девушка. Димке с ней повезло... Хм...
– Что?
– Похоже, и другому нашему Димке тоже...
– Не понял?
– Да ты что, Игорёк, как не родной...
– ?!!
– Ты что, действительно, не в курсе?!!
– Нет. А в чем дело?!
– Ну, ты даешь! А еще начальник… Да у нас уже все управление на ушах стоит! Тут такие события разворачиваются!..
– Что?! Что?!
– Скворцов наш женился!
– Как то есть?! Когда?!
– Ну, это пока так, неофициально... Вот Лапин и бесится...
Панафидин опешил
– У Скворцова роман с его дочкой?! С нашей Катюхой?!!
– Вот именно...
– И что генерал?!
– Категорически против.
– Почему?!
– У него спроси...
– А как молодые?
– Живут пока гражданским браком.
– Он его сгнобит...
– Гм... Думаешь?..
– Ну, Скворцов... Вот так отмочил!
– Он ее любит.
– А она?
– Раз такого отца ослушалась, из дома сбежала...
Черкашин вдруг осёкся, втянул голову в плечи.
– Ну, всё! Сейчас начнется...
Панафидин оглянулся, стал распрямляться, вытягиваться по стойке смирно. По коридору шел Лапин.
– К нам идет?..
– Похоже... По душу Скворцова...
– Может, предупредим?..
– Не успеем...
Лапин, не отвечая на приветствия подчиненных, которые, пугаясь его грозного вида, сторонились, жались к стене коридора, наконец, дошел до кабинета, без стука вошел в него. Через секунду из него стали выбегать, разбегаться перепуганные сотрудники.
– Ну, всё! Бедный Димон...
Панафидин усмехнулся.
– А, может, Лапин...
Черкашин заулыбался.
– Давай подождем... Может, еще разнимать придется...
…Генерал вышел из кабинета, осторожно прикрыл за собой дверь. Он постоял секунду, словно к чему-то прислушиваясь, потом поправил на багрово-красной шее галстук, покрутил головой, пошел прочь.
…Черкашин крутанулся на месте, облегченно выдохнул.
– Всё! Сделал его наш Скворцов!
Потом оглянулся на Панафидина
– Ну что, Игорёк, гони еще денег! Еще одним брачующимся на подарок!
* * *
– Говорят, отец приходил?.. - Лапина с тревогой вгляделась в любимое лицо.
– Приходил. Поговорили по-мужски.
– Дрались?!!
– Ну, в управлении как-то неудобно было...
– !!!
– Да нормальный он у тебя мужик, Катюшка. Все понял. Больше, я думаю, не будет доставать.
– Правда?!!
– Хм... Правда.
Она обмякла, прижалась к любимой груди, счастливо зажмурилась…
К О Н Е Ц
Спасибо всем, кто читал...