Феноменологическая дескрипция сознания. Продолжение 2.

На примере нравственного закона можно видеть, что феномен есть некая вещь, которая как бы одним концом обращена в бесконечность дления сознания бытия (в случае с нравственным сознание это бесконечность тавтологии нрав­ственного закона), а другим обращена ко мне (в нашем примере это совесть).

Вместе с тем, феномен это не любая вещь, но та, что несет правду моего со­стояния. Можно сказать и так: феномен - это некая «ментальная вещь» (термин «ментальная вещь» употребляет в своих рассуждениях о живописи Леонардо да Винчи) или «интеллигибельная вещь», которая, если мы ее воспринимаем, не требует проделывать акты рассудочного мышления.

Феномен действует в нас вещественно, собой, он самоговорящъ. Феномен, таким образом, это одновре­менно и духовное, и материальное нечто (он духовен потому, что сам собой, своим «телом» показывает что-то, вместе с тем феномен и есть это что-то, ко­гда нет нужды в опосредствующей процедуре ментальных доопределений), ко­торое является таким образованием (неким живым существом, понимая жизнь предельно широко), запускающим человека в некую иную организацию созна­тельной жизни, где и пространство, и время другие. И если мы движемся по контуру этой организации или континууму пространства-времени, заданного феноменом, то мы выходим к реальности. Феномен «ведет нас» внутри своей структуры и одновременно к реальности, прикрытой натуральной позицией.

Феномен переживается прежде всего как впечатление, имеющее содер­жание, в которое заложено переживание нами этого содержания, а переживание содержания всегда содержит в себе представление о причине содержания впе­чатления.

Тогда как причина содержат в себе посылки и допущения, которые по требованию Гуссерля должны быть редуцированы (эти причины и допуще­ние есть не что иное, как допущения о том, каким образом устроен мир).

Ведь мы допускаем или как бы само собой предполагается, что мы имеем дело с са­мой реальностью. В феноменологии как раз это допущение и оспаривается.

Здесь и завязка основной феноменологической абстракции, ибо к реаль­ности еще надо выйти, но самим, без помощи каких-то искусственных органов это сделать нельзя. Такого рода органы и образуются в пространстве и времени саморазвития феномена. Значит, впечатление - это задание иного пространства и времени, пространство и время жизни сознания или сознания, бытийствующего в пространстве саморазвития феномена.

Основная феноменологическая абстракция и связана с переносом внимания (сдвигом внимания) с содержания впечатления на его существование, ибо само существование впечатления само­говорящее.

Вот здесь и нужна феноменологическая редукция, с помощью кото­рой мы приостанавливаем в себе действие экрана натуральной позиции.

Мы уже знаем, что смысл натуральной позиции в представлении, что предметы вызывают во мне те или иные состояния, являющиеся как раз экра­ном, который не позволяет видеть реальность. В феноменологической редукциия «подвешиваю» натуральную позицию, «подвешиваю» причинно нагруженные представления.

Именно они являются самой большой проблемой для человека в том смысле, что от них труднее всего избавиться. Автоматизм этих предметных представлений всегда успевает сработать в нас, хотя нам кажется, что это мы своим мышлением «отразили» реальность. М.К. Мамардашвили называет эти предметные представления (представления о том, что предметы вызывают в нас состояния) «предметными картинками», которые действуют в нас, когда мы не видим реальность, но видим то, что «подсовывается» этими картинками (кстати, даже когда я говорю об этих «предметных картинках», то само говорение еще не избавляет от их действия, подобно тому, что знание об иллюзии пре­ломления предмета в стакане с водой не уничтожает существования самой ил­люзии как иллюзии самой реальности).

С нами как бы происходит следующее: когда нам надо попасть в какое-то место, мы пользуемся картой как ориенти­ром, но затем сама карта воспринимается в виде реальности, ибо она ведь по­зволяет нам прийти к месту назначения! Но карта всего лишь карта, средствоориентации в реальности, но не сама реальность.

Так вот расщепление отожде­ствления карты и реальности требует специальной процедуры, названной фе­номенологической редукцией.

В данной работе представление о феноменах в большей степени иниции­ровано поисками в культуре конца XIX - начала XX вв. в произведениях М. Пруста, Дж. Джойса, А. Арто, Э. Паунд. Если Э. Гуссерль считал, что любой предмет можно рассматривать феноменологически, то в философии М.К. Ма­мардашвили, в пространстве которой я пытаюсь находиться, предмет или вещь лишь могут стать феноменом, если в него «упакован» некий смысл, касаемый нас, хотя мы умудряемся жить, «отвернувшись от самих себя» (М. Пруст), не проясняя этого упакованного в феномены смысла.

Подобное умещение в пред­мете смысла, который нас касается, и составляет момент того, что можно назвать экранированием мира как моментом жизни самого сознания.

Человек был бы никчемным созданием, которому мир всегда подставлял бы какие-то превращен­ные формы сознания, если бы среди вещей мира не случались феномены.

Гуссерль называл это экранирование (экранирование и есть непрояснен­ное допущение в познавательной активности и жизни о предпосылаемости объ­ективного предметного мира) «естественным воззрением» или «натуральной картиной мира», ибо «естественная позиция» познания и жизни всегда включа­ет сращенность наших ментальных содержаний о предметах и того, как или чем это содержание мне дано (то, что можно назвать знаниево-предметные допуще­ния сознания). Именно поэтому мы не можем размышлять о сознательных явлениях, пока не редуцировали объектно-знаниевые допущения сознания.

Важно расщепить объекты от «узнающих их ментальных состояний, сделать их неза­висимыми от познания и языка этого познания. А действия их реальны, локаль­ны и независимы, т.е. оказываются элементом независимого действия реально­сти и развертываются вне и помимо наблюдаемого тела индивида и его отража­тельных «свойств» (психические формации ведь тоже вещи особого рода!)». — Мамардашвили М.К. Классический и неклассический идеал рациональности. М., 1994. С. 28.

Арсенал классического философствования не располагает такими средствами и процедурами, какие бы позволили осуществить расщепление.

Феноменологи­ческий подход как раз и претендует на выработку таких процедур. Первым ша­гом феноменологического подхода является феноменологический сдвиг внима­ния с содержания на существование, или редуктивное подвешивание натураль­ного представления внешней действительности.

Итак, феноменологическая редукция призвана разорвать понимательную связь ментальных содержаний и выявить объект как он есть независимо от на­ших эмпирических состояний. Оставаясь только в пределах феномена сознания и сдвигая внимание на существование реализаций и выполнений мысли, да еще придавая онтологическое значение этим существованиям, мы оказываемся именно перед сознанием бытия, тем слоем сознания, которое было скрыто от нас объектно-знаниевыми посылками натуральной позиции.

Феномены и есть «прямые удары истины» о нас, открывающейся в пространстве сознания бытия.

Но на него, говорящего нам о нас же, «налипло» то, что в этом мирепредставлено привычками, самолюбием, рассудком, чувственными экзальтациями.

Этот «нарастающий ком», который мы принимаем за жизнь, окрашен, сенсибилизирован «истиной феномена». И увидеть реальность можно лишь при условии срезания всего «налипшего», всех тех сцеплений мира онтического, которые мы принимаем за объективную реальность, за жизнь.

Поэтому дело философии — дело, требующее мужества, ибо приходится расставаться с милы­ми сердцу иллюзиями, а самой большой иллюзией для меня является излюбленный образ самого себя. Вот почему философия в определенном смысле жес­тока (подобно Антонену Арто, который говорил о театре жестокости).

Для Арто театр и был (точнее должен был стать, обретя утерянную идею театра) тем средством, ко­торое открывает нам истину о нас самих, освобождая от различных иллюзий и пристрастий. Театр сродни алхимии, ибо так же, как и алхимия лишь виртуальная реальность, рождающая «Двойника» — другую реальность, которая и есть истинная реальность, но «реальность эта не имеет ничего челове­ческого, она бесчеловечна, и нужно сказать, что человек со своими обычаями или своим правом весьма мало тут значит». — Арто А. Алхимический театр // Арто А. Театр и его двойник. М., 1993. С. 50-51.

Следует обратить внимание на следующее. Уже говорилось о бессубъектности сознания бы­тия. Арто его называет «бесчеловечным». Это размерность мира, открываемая алхимическим теат­ром, которая и не есть социальная или психологическая, но сфера бытия и онтологии.

Жесто­кость и означает вот это срезание «снежного кома» онтических образований с феноменов и возвращение к истокам человека. Без такого возвращения к исто­кам человека нет.

Таким образом, феноменологическая редукция (интенциональный ана­лиз) состоит в подвешивании или срезание «снежного кома» привычек и иллю­зий, когда очищается и проступает феномен. Феноменальный слой сознания содержит в себе интенции. Интенция «имеет в виду» свой объект, но не знает самое себя и другой не может знать за нее. Интенциональность может высту­пать «собой» или как «сама вещь». Интенции в феномене обладают свойством сразу существовать, но интерпретируются и реализуются в других слоях созна­ния.

Вот в чем смысл гуссерлевского призыва «назад к самим вещам». Навер­ное лишь «идеологическими» нуждами «критического анализа» можно объяс­нить утверждение, что «в феноменологии совершенно не осознается специфика интенциональных действий, а следовательно, и ограниченность используемого при этом метода исследования» призвана прояснить в индивидуальном созна­нии «чистое сознание» (сознание бытия). — Бабушкин В. У. Феноменологическая философия науки: Критический анализ. М., 1985. С. 62.

«Чистое сознание» или «интенциональная жизнь сознания» это не просто очищенное от схем, догм, шаблонных ходов мышления сознание, но сознание, в котором происходит радикальный поворот «взора сознания от имеющегося в виду и пережитого предмета к само­му сознанию». — Какабадзе З.М. Проблема «экзистенциального кризиса» и трансцендентальная феноменология Эд­мунда Гуссерля // Какабадзе З.М. Проблема человеческого бытия. Тбилиси, 1985. С. 80.

Целью феноменологической редукции (Гуссерль различал две стадии редукции: эйдетическую, когда мы освобождаемся от чувственных явлений и переходим к феноменам, и феноменологическую редукцию, когда «вы­носятся за скобки» все трансфеноменальные образования, в том числе и допу­щение существования мира) является тематизация бытийного сознания, чем не занимается наука.

«Если наука строит теории для систематического осуществ­ления своих проблем, то философ спрашивает, в чем сущность теории, что во­обще делает возможным теорию и т.п.». — Гуссерль Э. Логические исследования. Т. 1. СПб., 1907. С. 222.

Иначе говоря, философия проясняет основания или условия теоретической деятельности (отвечает на вопрос: как возможна теоретическая деятельность?).

Или иначе, феноменологическая редукция как «подвешивание» нату­ральной позиции (или экрана собственной жизни сознания) в феноменологиче­ском сдвиге внимания на существование (для достижения того, что М. Шелер называет «у-смотрением» — Шелер М. Феноменология и теория познания // Шелер М. Избранные произведения. М., 1994. С. 198. 334 ) позволяет нам прояснить некий слой сознания (именно этот слой сознания я называю бытийственным сознанием или бытием мысли), который был скрыт от нас, и двигаться в пространстве его самого, ос­таваясь в рамках феномена сознания, не выходя за его пределы. Это движение в само-развитии бытийствующего сознания ухватывается описанием, а не объ­яснением или теоретической реконструкцией, а «посланцами» этой другой ор­ганизации жизни сознания и выступают феномены.

В классическом философствовании «явление» гносеологично и представ­ляет собой явленность сущности, когда онтологические характеристики при­надлежат сущности, а само явление в каком-то смысле не имеет бытия и полно­стью растворяется в теоретическом воспроизведении сущностного понимания (понимания сущности).

«Феномен» в феноменологической философии имеет другое значение. Не случайно используется латинский вариант звучания вооб­ще-то одного слова.

«Феномен» — это интеллигибельная, ментальная вещь, яв­ляющаяся образованием сознания, «которое выступает в объективирующем расцеплении ментального понимательного сочленения и от бытия в котором мы не можем сместиться к представлению (как психическому объекту), содержащемуся в этом сращении и соотнесенному с предметными референтами, дос­тупными и внешнему (или абсолютному) наблюдателю». — Мамардашвили М.К. Классический и неклассический идеал рациональности. М., 1994. С. 32.

Можно сказать и так: «феномен» есть способ, каким проявляется бытий­ственное сознание как оно само или некая целостность, событие сознания, слу­чившееся как «первая» встреча с миром (опыт бытия), а затем она дублируется на самосознательных, контролируемых и воспроизводимых основаниях, укла­дывающихся в гносеологический анализ (это как бы «вторая» встреча с миром,но уже явленным миром, а потому гносеологически описываемым).

Итак, интенциональный анализ открывает нам какой-то скрытый ранее для нас слой сознания, где какое-то другое время и пространство.

Это именно другое, компрессионное пространство и время. Непонимание этого порождает странные возражения, когда феноменологов упрекают за то, что «характери­стики интенциональных действий рассматриваются в качестве своеобразной парадигмы любой деятельности человека», а следовательно, не осознается «ог­раниченность используемого при этом метода исследования». —Бабушкин В.У. Фено.менологическая философия науки: Критический анализ. М., 1985. С. 62.

Такой вывод де­лается потому, что в феноменологическом анализе не различают, по мнению В.У. Бабаушкина, целесообразную деятельность человека и собственно интенциональное действие.

Да еще инкриминируется отсутствие суждений о реаль­ных объектах, когда ноэма (сфера смысла) выполняет роль интерпретированно­го объекта вместо реального.

Подобные возражения не достигают цели, потому что при интенциональ­ном анализе речь идет о неких образованиях, объемах или сферах сознания как феномене мира, не о феноменах сознания, а само существование сознания рас­сматривается в качестве момента мира, или некой космологической состав­ляющей.

Мир, космос устроен так, что в нем случаются «чувствующие и соз­нающие существа». Само сознание оказывается моментом мира, космологиче­ской константой мира, имеет бытие (для прояснения которого в классической философии не оказалось средств).

(Продолжение следует)

Спасибо, что дочитали. Возвращайтесь.