Из воспоминаний полковника Сагита Абдулловича Тазетдинова:
"…В лагерь привезли раненого командира 5-й стрелковой дивизии народного ополчения генерал‑майора Преснякова Ивана Андреевича. Это был поистине замечательный человек. О нем я напишу более подробно еще и потому, что он стал моим близким другом, человеком, которому я многим обязан, с которого я брал пример".
Лагерь, куда привезли раненого Преснякова находился под Могилевом и был перевалочным. Туда свозили пленных офицеров, чтобы дальше перебросить их в специальные лагеря, где их изолировали друг от друга. Немцы считали, что если содержать вместе солдат и офицеров, то через десять дней может вспыхнуть восстание.
При переброске из Могилева в Кальварию (Литва), то ли по недосмотру начальника эшелона, то ли из-за того что немцы уже сочли военнопленных неспособными на диверсию, в одном вагоне оказалось 28 офицеров РККА.
Слово С.А.Тазетдинову:
"Сразу же, как поезд тронулся, все заговорили о побеге. Но как?
— Давайте сделаем дыру в полу, — предложили майор Чернов и полковник Самойлов.
Мы поддержали идею, а Иван Андреевич Пресняков тут же собрал что-то вроде военного совета.
— Я тоже за побег через отверстие в полу, но учтите, товарищи, дело это рисковое, — сказал он. — В случае провала оно может закончиться поголовным расстрелом. Если кто-нибудь возражает, то пол вскрывать не будем.
Однако все офицеры решили начать подготовку к побегу.
Два перочинных ножичка, гвоздь и какие-то железки — не совсем подходящий инструмент для взлома деревянного массивного пола. Но когда призрак свободы неотступно день и ночь стоит перед тобой, ты готов грызть эти доски даже зубами.
Работали мы сменами, строго соблюдая конспирацию. Дер-жали наготове фуфайки, чтобы, в случае чего, если зайдет в вагон охрана, прикрыть ими место, где проламывали пол.
Щепочка за щепочкой отделялись от толстых досок, еще немного, и в дыру будет видно убегающее полотно дороги… А там — ночь и желанная свобода. Но что это? Паровоз вдруг дал короткий свисток, и эшелон, замедлив ход, остановился где-то среди поля. За окнами послышались шум, выкрики, лай собак. Двери нашего вагона с грохотом отодвинулись, и несколько охранников, замахиваясь прикладами, вскочили в вагон и потеснили нас в угол. Тут же они обнаружили выщербленные доски, кое-как прикрытые фуфайками. С угрозами и руганью эсэсовцы засыпали пол песком, приказали нам раздеться и сесть на пол.
Два дня мы не получали ни хлеба, ни воды. В каждом тамбуре теперь сидел охранник с овчаркой. Мы долго гадали, в чем был наш провал. И только на остановке узнали причину поднятой тревоги. Как и следовало ожидать, не мы одни решили использовать благоприятную ситуацию. В переднем вагоне пленным уже удалось проделать большое отверстие в полу. Охранники совершенно случайно обнаружили это и бросились с обыском по другим вагонам. Шестерых офицеров расстреляли на месте, к остальным применили различные наказания, предусмотренные гестаповскими палачами."
Еще один случай при пересылке - полицай при раздаче хлеба бил пленного по лицу, сопровождая свои действия бранью и проклятиями в адрес советской власти и Коммунистической партии. В стороне стояли немецкие офицеры и забавлялись бесплатным спектаклем.
Развлекуху прервал Иван Андреевич Пресняков. Он вышел из строя, подошел к полицаю и не терпящим возражения голосом сказал: "Немедленно прекратить бить военнопленных, не то я сейчас же доложу об этом немецкому командованию… Кто тебе дал право, негодяй, издеваться над военнопленными?"
Когда стоявшему рядом обер-лейтенанту перевели что говорил русский генерал, он отвесил несколько пощечин полицаю и распорядился выдавать хлеб без драк и провокаций. Поникшему холую тут же высказали все что он нем думают военнопленные: "Что, холуй, перестарался? Заслужил любовь хозяев? Отблагодарили по морде?"
В Кальварии персонал, набранный немцами из уголовников и предателей, вел себя словно плантаторы с рабами. Преснякову рассказали об этом - выходить пленному генералу запрещалось, так как немцы знали про его авторитет перед военнопленными. Однако, после рапорта, написанного Ивано Андреевичем в адрес начальника лагеря, старшие в комнатах, бараках, на кухне, постоянные дежурные и дневальные были заменены другими по списку, составленному Пресняковым. "Это очень помогало нам в дальнейшей нашей антифашистской работе, предоставляло больше возможностей для организации побегов. И побеги следовали один за другим." - пишет Сагит Абдуллович.
О высоком моральном духе генерала Преснякова говорит тот факт, что когда ему предложили питаться "из котла полицаев", Иван Андреевич ответил, что он военнопленный и будет питаться, как и все остальные.
Авторитет генерала среди военнопленных держался в том числе и на таких, вроде бы мелочах, как ношение формы. "Сагит Абдуллович, если хотите, чтобы немцы считались с вами, никогда не снимайте офицерской одежды. Офицерская форма будет поддерживать в вас чувство достоинства, все время напоминать вам, что вы представитель Красной армии. А с другой стороны, в каждом немце сидит прусский солдафон, он благоговеет перед чинами, знаками различия. Берегите свои шпалы на петлицах: если фашист не увидит в вас человека, то увидит полковника — это остановит его от прямых издевательств и оскорблений." - говорил Иван Андреевич полковнику Тазетдинову.
Пресняков в плену держался уверенно и регулярно высказывал свои мысли пропагандистам врага. Так, один капитан вермахта, собрав пленных офицеров, распинался о грядущем крушении фронта РККА благодаря скорому прибытию на фронт нового чудо-танка "Тигр". Иван Андреевич возразил: "Господин капитан, тигры, как известно, водятся только в жарких странах. На восточном фронте они не оправдают возлагаемых на них надежд: холодный климат придется "тиграм" не по нраву…»
Также Пресняков однажды отказался приветствовать начальника лагеря, мотивируя это там, что начлаг только майор, а он генерал-майор. "Не я его должен приветствовать, а он меня." - добавил Иван Андреевич.
5 января 1943 года Преснякова расстреляли.
Можно верить или не верить воспоминаниям Сагита Абдулловича о генерали Преснякове, однако понятно, что, в отличие от многих других, Иван Андреевич не сдался даже в плену. Иначе бы просто не заслужил такого авторитета среди военнопленных.
#5дно