Сегодня, дорогие друзья, мы с вами начинаем цикл бесед, вместе с замечательным Святителем Православной Церкви, епископом Василием Кинешемским.
Сейчас мало кого можно удивить роскошными виллами, шикарными авто, сногсшибательным океаническим отдыхом, и баснословными суммами, которые тратят на него люди, мягко сказать, с достатком выше, хотел сказать, среднего, но воздержусь))
Посмотрим, а как жили богачи, скажем, две тысячи лет назад?
"Роскошная беломраморная вилла... Изящные портики, между стройными колоннами расположены статуи императоров и богов из белоснежного каррарского мрамора резца лучших мастеров. Роскошные мозаичные полы, по которым из дорогих цветных камней выложены затейливые рисунки. Почти посредине большой центральной комнаты, служащей для приемов (так называемый атриум), – квадратный бассейн, наполненный кристальной водой, где плещутся золотые рыбки. Его назначение – распространять приятную прохладу, когда воздух раскален зноем южного дня. На стенах – позолота, фресковая живопись, причудливо переплетающиеся орнаменты густых тонов. В семейных комнатах – ценная мебель, позолоченная бронза, на всем убранстве лежит печать богатства и изящного вкуса. В надворных постройках – масса обученных рабов, всегда готовых к услугам хозяина. Так и чувствуется по всему, что нега, лень и наслаждение свили здесь себе прочное гнездо.
Амфитрион (хозяин дома), римский всадник с жирным двойным подбородком, с орлиным носом, гладко бритый, готовится к вечернему пиру. В этом доме пиры почти ежедневно. Громадное состояние, нажитое на откупах, позволяет тратить на это колоссальные суммы. Он занят сейчас в своей домашней библиотеке: надо выбрать поэму для развлечения гостей. Медленно и лениво своими пухлыми руками, украшенными тяжелыми золотыми перстнями с самоцветными камнями, перебирает он футляры, где хранятся драгоценные свитки фиолетового и пурпурного пергамента, на котором золотыми литерами переписаны последние новинки римской поэзии. Его губы брезгливо сжаты: все это ему не нравится. Все так плоско, неинтересно, так приелось!
В соседней большой комнате суетится и бегает целая толпа рабов разных оттенков кожи: белые голубоглазые свевы, желтые смуглые фригийцы и персы, черные арапы и негры. Приготовляют столы и ложа для гостей. Их будет немного, только избранные друзья, человек тридцать. Но тем более надо все приготовить для них и угостить как можно лучше...
Пир в разгаре. За длинными столами на ложах, покрытых виссонными тканями и дамасскими коврами, возлежат гости в легких туниках, с розовыми и померанцевыми венками на головах. Столы уставлены яствами и фиалами с драгоценным вином. Прошла уже тридцать пятая перемена блюд. Только что убрали жирную тушу жареного кабана, и маленькие невольники, прелестные мальчики с завитыми кудряшками, в прозрачных розовых и голубых туниках, разносят расписные кувшины с розовой водой для омовения рук гостей. Смешанный говор стоит в зале. Гости уже достаточно подвыпили: глаза блестят, лица раскраснелись, а рослые арапы еще вносят громадные амфоры дорогих фригийских и фалернских вин, предлагая желающим наполнить опустошенные кубки.
Несмотря на знойный вечер, в комнате прохладно: по углам бьют фонтанчики и журчат ручейки душистой воды, наполняя воздух благоуханием. Откуда-то сверху, как крупные хлопья снега, медленно падают лепестки роз и жасминов, покрывая все в комнате ароматным ковром. Откуда-то издали доносятся тихие звуки грустной музыки: стонет свирель, журчащими каденциями рассыпается арфа и томно воркует лютня.
А гостям подают тридцать шестую перемену: жареные соловьиные язычки с пряным восточным соусом – блюдо, стоившее невероятных денег.
Это был какой-то культ чрева и обжорства. Ели с внимательной торжественностью, по всем правилам гастрономии, точно совершая священный обряд; ели медленно, бесконечно долго, чтобы продлить наслаждение насыщения. А когда желудок был полон и не вмещал больше ничего, принимали рвотное, чтобы освободить его и начать снова.
За новые развлечения, за изобретение удовольствий платили большие деньги. Но трудно было изобрести что-нибудь новое, достаточно сильное, чтобы возбудить притупленные нервы. Неизбежная скука надвигалась, как болотный туман, полный удушливых миазмов. Пресыщенная жизнь переставала быть жизнью.
Так жила римская знать, праздная, пресыщенная, потерявшая вкус к жизни, неудовлетворенная ни своим богатством, ни своим могуществом.
Народ, или, вернее, городской класс, та толпа, которая наполняла улицы Рима, вряд ли чувствовала себя вполне счастливой". А что говорить о бедном Лазаре?...
Жил на востоке, в Палестине,
Земною славой окружен,
Богач – известный паладине,
Одет в порфиру и виссон!
В его дворце шумит веселье:
Закуски, танцы, и похмелье,
А у дворца, глядя на бал,
Голодный Лазарь умирал!
Лежал среди собак бездомных,
Сил не хватало их гонять,
Не мог и на ноги он встать.
Смотрел на них, неугомонных,
Когда облизывали смело
Его безжизненное тело…
***
Во рту от жажды пересохло.
- Ну дайте, хоть один глоток!
А сердце богача оглохло,
И голос совести умолк.
Вино лилось рекой широкой,
Бездонной, сладкой, и глубокой;
Породистые во дворце
Не ели мяса на крыльце!
Последний вздох. Рука застыла.
Мольба о милости в глазах.
«Пожалуйста!» - его уста,
Уже умершие просили.
А во дворе телят рубили,
И в доме перьями свербили!
***
По - видимому от похмелья
На утро умер и богач,
И стало траурным веселье,
Не слышен похоронный плач!
Роскошный траур погребальный:
Венки, цветы, и тост прощальный,
Как подобает королям!
А на съедение зверям
Кидают Лазаря. Забвение.
Богатый в черной, страшной яме,
А Лазарь в лоне Авраама.
Такое Господа решенье!
Взмолился паладин, но поздно,
Огонь их разделяет грозный…
***
Во рту от жажды пересохло.
- Свой перст, о Лазарь, омочи,
Мой охлади язык, иссох он,
Хоть каплю влаги источи!
Непроходимое ущелье
Меж плачем, и лихим весельем
Их разделило. Все. Конец.
Богач душой своей мертвец!
В огне – веселья продолженье,
Нельзя геену потушить,
Нельзя похмелье погасить.
От жажды вечное мученье.
Свершился праведный процесс:
Богач в огне – бедняк воскрес!
***
Ну расскажи хотя бы братьям,
Что ожидает грешных тут.
Просил богач, чтобы не стать им
На страшный, беспросветный путь.
Пророков есть у них Писанья,
Пусть получают эти знанья,
А чудеса их не спасут.
Без веры, тщетный будет труд!
Достигли в нравственном паденьи
Необычайной высоты,
И от духовной слепоты,
Не осознать им свет спасенья!
Душа, больная от страстей,
Не слышит благостных вестей!
***
Ничто не ново в современном мире. Все те же похоть очей, похоть плоти, и гордость житейская... Но хотелось бы выделить сластолюбие! Не похожи ли мы на того евангельской богача, когда тратим свою жизнь на служение самим себе? И мало кто задается вопросом, как однажды выразился Петр Мамонов, Царствие ему Небесное: если умру в среду, что я буду делать в четверг?
Делитесь своим мнением, друзья!