- Я говорила тебе много раз в уме, что мы могли бы обойти все эти озорные повороты с проверками моего профессионализма и слушать гитары после холодной говядины с печеными овощами и бутылки шираза в ресторанчике на сосновой полянке, но ты меня не слышал. Мне кажется, что когда тебя забирают твои идеи, ты просто становишься их рабом. Они повелевают тобой полностью, а ты забываешь начисто, что было источником самой идеи на первом месте. Как щенок, гоняешься за своим хвостом. А когда поймаешь – чувствуешь, что не стоило так уж носиться: твой хвост всегда с тобой. Когда я была помоложе, со мной случалось похожее. Но женщины взрослеют и мудреют раньше мужчин. Парню может сто лет, ему бы остепениться и покопаться в памяти, так нет – прожитые годы мало что оставляют в его голове, но значительно больше – на теле. Расскажи мне как это случилось, твое тело имеет столько отметин выражения зла. Я не говорю про укусы насекомых, но все остальное? Ты что ли был гладиатором до защиты Ph D?
- У меня было непростое детство с корпоративными методами воспитания. По пятницам после обеда нас секли за разлитые супы, подножки и толчки, кнопки в стульях и разбитые форточки. Мне никак не накопить достаточно денег, чтобы перетянуть на себе кожу – абсолютно невозможно раздеться в приличном месте.
Дида прижалась к Шону всем телом и гладила его по голове как маленького мальчика: «бедный мой профессор страдал от физических наказаний и до сих пор манифестирует последствия своих страданий. У меня все было не так. В моих университетах обучали иначе: если не успел отскочить вовремя в сторону сторону, мог потерять молочный зуб, а если наука не шла впрок – то и постоянный.
- По тебе ни за что не скажешь, что у тебя было тяжелое детство: ты такая красотка с жемчужной улыбкой, когда случается подглядеть. Уж не в немецкую школу ты ходила.?
- Я совсем плохо помню своих родителей. Мы растерялись во время крушения гигантской статуи на международной выставке достижений. Я попала в приют под названием «Веселые деньки». Спасибо суровой диете, я не выросла толстухой и обжорой. Лихое было времечко: мы играли «в ножечки» на заднем дворе и «в ложечки» - в переднем. Хозяйка и директриса места была повернута на детских хоровых коллективах, которые поют жалостливыми голосами и выбивают таким путем из публики слезы и деньги для содержания бедных сироток. Она сама сочиняла музыку и лирику, а мы старательно фальшивили на разные лады, как кошки на крыше. Сама она по размерам была неподъемной – весь дом стонал и скрипел, когда она поднималась по лестнице. В конце концов ей подарили безразмерное кресло на шарах. Звали ее Магда. У нее был абсолютно божественный голос по телефону. Однажды мы послушали, что она занимается сексом по телефону за $3.99 в минуту.
Меня несколько раз удочеряли, но потом возвращали назад: я не могла уживаться в семьях с родными детьми или самими родителями. Каждое возвращение было своего рода триумфом. По сравнению с обычной жизнью приютским намного проще вырасти хорошим человеком – ему не нужно ломать семейных уз и идти на компромиссы, если есть убеждение, что вокруг тебя жизнь не такого качества, как тебе хотелось бы. И ты просто возвращаешься в свое бездомство.
Потом я встретила Лючию.
Шон подумал, про неправильное время для подобной истории – до рождества было еще несколько месяцев. Они лежали лицом к лицу. Дидин кафтан был полностью расстегнут, и ее горячая нагота заводила Шона все выше и выше. В одну из минут она просто перекинула ногу и сразу поняла, что больше она не одна. Шон тихо разместился в ней из занимал все свободное место. Дида даже испугалась, как она теперь будет дышать, но все обошлось.
Прямо ламбада какая-то горизонтальная с коленом между ног. Что же он молчит-переживает?
Она плавно повела задом как сонная акула, как бы проверяя, что все аппараты к рывку готовы. Шон чуть двинулся за ней. Они трогали руками брови и губы у друг друга, иногда прихватывали зубами пальцы и выжидали. Шон сорвался первым- из нейтрального положения на боку он посадил Диду верхом на себя и поскакал как по ухабинам. Дида едва удерживала равновесие пока не завалилась на него ничком.
«По крайней мере на моем заду нет шрамов»- подумала она, когда его руки устроили на нем корзинку.
Она открыла глаза от ощущения, что на нее кто-то смотрит. Так это и было: желтый неподвижный глаз чучела ягуара на поводке, не мигая, смотрел на нее.
Она не могла бы сказать как это было с Шоном. Чтобы понять и оценить новое партнерство почти всегда необходимо время. Все эти зацепы в телефонных будках, тесных туалетов воздушных лайнеров, в скоростных лифтах и на биллиардных столах частных клубов в предвкушении, что сейчас кто-то войдет, давали совершенно иной приток энергии и возбуждения. Он имел отношение к сексу как к сопутствующему явлению, но давал совсем иной кайф-запретного плода, осужденного моралью и от этого еще более желанного. Между тем оно все равно делалось.
Дида привыкла заниматься анализом и облекать его в словесные формы, даже если не произносила это вслух. Какой-то из ее работодателей говорил ей, что логика и интуиция могут прекрасно жить под одной крышей, только очень важно разделять их. Как раз для этого и необходим был анализ. Итак она нашла, что профессор не такой уж и бука, а даже наоборот. Сейчас он стоял уже одетый в свои белые льняные брюки на седле трехколесного велосипеда и что-то выуживал из над потолочного пространства. Первой вниз свалился большой пластиковый мешок знаменитого фирменного магазина, а за ним голый манекен.
- мы должны все привести в порядок – скоро рассвет. В этом мешке одежда для тебя. Если тебе не подойдут цвета и ли размер, мы сможем днем поменять на другое. Сегодня в три часа по полудню у меня будет деловая встреча, так что нам все равно нужно будет купить тебе деловой костюм.
Через полчаса они стояли перед воротами пансиона «Дача президента», и Шон уже не в первый раз повторял консьержу через домофон свое имя и номер комнаты. В конце концов им открыли дверь.
Дида ворвалась в комнату с каким-то неземным чувством свершаемо-невозможного: все было наяву и шампунь и зубная щетка и махровый белый халат с вышивкой слова «дача»
По телевизору показывали какой-то австралийский рэгби без звука. Экран был плоским метровой величины. Профессор достал какие –то маленькие бутылочки из мини-бара и теперь пытался разобраться что же собственно в них.
Дида была одета в салатного цвета короткую юбку и клетчатую хлопчатую рубашку с маленькими перламутровыми кнопками пуговками. Освободив ноги от обуви, она вскочила на кровать и стала прыгать. Шон разлил ликер по бокалам и добавил льду.
- Сколько ты собираешься пробыть на этом острове, если тебе завтра подпишут контракт?
- Думаю, что не меньше двух недель – быстрее мне не справиться с установкой даже с таким ассистентом как ты. Почему ты спрашиваешь – тебе надо ехать куда-то?
- Мне надо ехать домой и искать работу. Сезон отпусков у многих закончился. Я не работаю уже 6 недель.
- Две недели тебе погоды не сделают. Успеешь еще найти себе работу.
Дида не ожидала такое услышать прямо сейчас.
А что я, собственно говоря, себе подумала – человек мне предложил работу на пару недель и сказал об этом с первой минуты. Было легкомысленно предполагать, что странствующему индивидууму нужен кто-то на постоянную позицию. Делать что? Путешествовать с ним за компанию и стать профессиональным странствующим ассистентом широкого профиля.
По-моему, такая перспектива тебе не слишком нравится, Дидочка? Во первых, Дида еще об этом не думала совсем, во-вторых, о таком нельзя думать или даже размышлять, когда нет достаточной информации да еще в такое время суток ночи. И в- третьих, но далеко не в последних, Шон не предложил мне путешествовать с ним. Размечталась-разметалась....
- Дида, я понимаю, что у тебя, возможно, ритуал по вечерам с беззвучным разговором с зазеркальем, но смею прервать тебя – мне надо по нужде, а в вазе - уже цветы, а в ведерке - уже лед с шампанским...
Зачем он меня фотографировал с задранной юбкой и ногой в раковине? А вдруг, для портфолио...
Шум мужского водопада.....
всем меня вдруг стало надо...
- Интересно откуда в Италии крыжовник, и кто придумал, что его хорошо запивать шампанским?
Тебе, профессор, очень повезло со мной с первого захода: я дала тебе себя подобрать в ранний час в публичном месте без намека на публику, закормить пышками на десять лет вперед, попасть по твоей вине за решетку, а потом совершить побег, отстоять двухсменную вахту чучелом на виду у всех, быть в близости с тобой почти без принуждения и после этого есть импортный крыжовник и хотеть продолжения близости.
Шон разлил шампанское по бокалам и легко запрыгнул к Диде на колени, чем вызвал у нее первую откровенную улыбку.
- Ты просто не можешь пропустить ни одну юбку, сидящую на стуле, чтобы не запрыгнуть к ней на колени. Если бы тебя сейчас увидел старик Зигги, то непременно обратил бы твое обожание ко мне в хрестоматийный случай несостоявшегося детства с ранним отъемом от материнской груди. Скажите профессор, вас волнуют женские груди определенных размеров и форм независимо от их носительниц или вообще все, что двигается и колышется? Как, например, моя грудь? Может быть мне стоит ее увеличить? Ты думаешь, что такое пойдет на пользу ассистенству и меня не будут путать с ассистентами узкого профиля?
- Сказать по правде, я всегда обращаю больше внимания на носительниц - в смысле мозга. Мне в первую очередь важна возможность интер активности с женщинами вовсе не на репродуктивном уровне-я не сторонник свиноматок. Однако, сознаюсь, что пара умеренных по размеру и очертанию сись может меня парализовать на некоторое время до потери сознания, возможности произносить что-либо внятное и просто выглядеть идиотом с выкаченными дальше обычного глазами и приоткрытым ртом.
Дида приняла игру и выкатила в преувеличенной обиде нижнюю губку, потрогала с гордостью свои милые грудки: «что-то я не помню тебя с выкаченными глазами.»
Шону было удобно сидеть на Дидиных коленях. Он отставил свой бокал в сторону и кинематографическим движением распахнул на ней клетчатый верх и сразу зарылся лицом в открытом подрубашье.
Кое-как они переползли на кровать и там долго возились и хихикали. Время от времени оттуда вылетала очередная одежка. Последними были дымчатые очки.
- Мы так пролюбимся и проспим все твои деловые встречи и никогда не купим мне деловой костюм, потому что у меня не будет никакой нужды одевать на себя вообще что-либо. Мне придется сказать «прощай» моей карьере и стать твоей компаньеншей.
Шон сидел на кровати как роденовский мыслитель. Он смотрел и слушал Диду с предельным вниманием. В повороте его головы было что-собачье, робко заявляющее о присутствии интеллекта. Дида лежала на простынях каким-то образом скрученных в жгуты готовых для спасательных работ. Ее волосы раскинулись блестящими волнами как для съемки рекламы очередного шампуня.
-Скоро будет утро, и все пойдут на завтрак, и только мы с профессором останемся в своей комнате. Я закажу себе корыто блинов и яичницу-трехглазку. А потом буду спать-храпеть и крутится в сытых снах. А ты спать не должен. Ты будешь сидеть на подоконнике и писать синопсис к своей презентации. И, конечно, караулить мой сон- нам здесь не нужны никакие мокрые приборки – пусть просто принесут побольше полотенец и простыней. Я проснусь от голода. Будет как раз время позднего ланча. Мы оденем на меня обновки и, так уж и быть, спустимся вниз. В этой кожаной уздечке, которую тебе продали как маечку, я буду выглядеть как очень дорогостоящая ассистентка. Скажи мне, профессор, где ты научился мастерству подбора одежды для женщин? Я тебе благодарна, но думаю, что некоторые из одежд скорее бы подошли для богемной тусы в Гринедж Уилладж, чем в среднего класса курорте. Так или иначе, все наше знакомство и план действий довольно эклектичны, так что одежда не может такого испортить. Пока ты брился я рассматривала свою новую обувь: ты знаешь, что она была когда-то сапогами, у которых сбили каблуки, а из передка вырезали все лишнее и вставили только перемычку для между пальцев. И конечно, перекрасили в летние тона.....
После этих слов воцарилось молчание –Дида заснула. Шон соскользнул с края кровати, чтобы не волновать пружин матраса и склонился над ней. Теперь она напоминала ему гигантский фетус с поджатыми конечностями. Ее большой палец левой руки торчал изо рта. Шон сразу вспомнил ее комментарий про ранний отъем от материнской груди.
Среди груды полотенец нашлось одно сухое. Им он и накрыл свою спящую ассистентку. Самому ему спать расхотелось совсем. Чтобы не нарушать тишины телевизором, он взял в руки местную газету. На первых станицах описывались запоздалые международные новости, а на последних – новости происходящие на острове. Среди светского упоминалось, что именно на этой неделе на острове будет выездная выставка знаменитых масок. Экспозиция была составлена из частных коллекций каким-то филантропическим международным фондом, а собранные деньги должны были пойти на явно что-то стоящее, но недоступное.
Прочив про выставку, он понял, почему заметил на острове столько много неприкаянных в гражданском – это были undercovers и частная охрана.
Было начало пятого, когда Шон пристроился около Диды и задремал.
Проснулся он очень скоро, как через минуту, но не от звуков, а от толчков воздуха на лице. Дида стояла голой между зеркальной дверцей шкафа и кроватью и делала довольно серьезные по исполнению упражнения: ее нога в полусогнутом состоянии взлетала к верхнему углу закрытой двери и там резко выпрямлялась. Профессор понял, что это кик-боксинг.
- нам нечего волноваться, что кто-нибудь войдет без стука – вопрос в том- сможем ли мы его вернуть живым обществу. Где тебя научили такому? Наверняка не в кордебалете
- Профессор, я тебя разбудила таким странным образом, а ведь хотела не таким. Уже солнце высоко. Я хочу кушать и посмотреть в конце концов на твой летающий велосипед. Ты думаешь, что в майке-уздечке прилично будет выйти к людям. Мне, по правде сказать, все равно, а тебе ведь нужно поддерживать репутацию.
- думаю, что в уздечке будет как раз то, что надо. У меня есть план. Тебе почти ничего не надо будет делать. Оставь все разговоры мне. Просто улыбайся как с горячей картошкой во рту, и дай мне попробовать быть твоим ассистентом - повеселить тебя. Твоя речь должна быть медленной и правильной. Ты уже почистила зубы?
Через несколько минут они чинно спустились по неширокой мраморной лестнице в главное лобби. В это время гости пансиона, готовые к отъезду, вели последние расчеты и раскланивались с хозяином.