Привет, это Туманов и экзистенциальный пост с голосами мужчин, которые остались. В медиа можно слышать, что из РФ не бегут либо те, кто не может, либо те, кто “с воловьими глазами готов отправиться в военкомат”, но ведь мир всегда сложнее, правда? Если мы говорим о тех, кто существует вне парадигмы “или плен/или погибель”, а мыслит какими-то чуть другими категориями, то все гораздо многограннее.
С иными из вас мы не по одному часу обсуждаем в личке, почему мы тут, хотя по формальным признакам уже должны штурмовать Верхний Ларс. И если описывать эти настроения, то я бы назвал это “обреченной определенностью”, “ставкой на фатум”, как угодно.
Мужчины в России все в том же печально-благородном одиночестве: военком не друг, чужой президент не спасет, а выбор в конечном итоге между “плохо” и “похуже”. Есть те, кто выбрал путь отъезда — он тяжелый и страшный. Потому что на виду чаще позитивные примеры, а не безвестность в придорожной закусочной.
Мужчины, остающиеся здесь, действительно играют в адскую лотерею, но видимо ничего и не меняется — они играют в нее и в другой стране, просто с отложенным эффектом. Нет правильных и неправильных решений, есть те самые личные выборы и они не продиктованы исключительно пассивностью. Обсуждая выбор не ехать с одним из наших читателей, я для себя в очередной раз сформулировал, что мне важно быть здесь и в горе, и в радости, потому что ну это мой дом, а не тех, кто трясет боеголовками. Вот слова человека, не подпадающего (пока) под мобилизацию, живущего вообще в другой части России, в совем ином социальном пузыре и они созвучны мне:
“С первого дня в феврале я слышу “давай уедем, есть возможности, даже финансовые”, но я в глубоком отрицалове. Я никуда из-за них не хочу уезжать, и я только думаю о том, что в обозримом будушем все это наебнется каким-то образом, и я хочу быть дома, а не хуй пойми где”.
Мужчины, остающиеся здесь, это не всегда те, кто жаждет отправиться в военкомат и идти убивать людей, даже если у них есть боевой опыт, они во многом просто устали и понимают, что им хочется делать свой выбор и следовать своему плану. Вот, как это осмысляет другой наш герой. Ему 40 лет, он с Дальнего Востока, имел опыт службы в нескольких горячих точках и готов каждую неделю платить по 3 тысячи административного штрафа за неявку по повестке, пока хоть где-то не настанет просвет:
“Народ, который съебывает в так называемые недружественные страны, откуда сейчас выдачи нет и с которыми отношений нет — он на что рассчитывает? Они уверены, что отношение к ним не поменяется на фоне какого-то большого пиздореза, как было с японцами, которые тут же отправились в веселые лагеря в США, когда их сограждане расхерачили Перл-Хаобор? А съебинг без плана действий дальше — тоже странный. Вот завтра кинут клич, что у нас война народная, и все съебавшиеся либо сядут, либо должны вернуться. Что дальше? Ты пешком идешь три дня до границы, в очередях стоишь, а дальше? Это как в “Саус-парке”: кальсоны и сразу профит. А пункт, где указано, откуда профит, он где? Таксистом работать? Вернуться к корням и кабели провайдерам тянуть?
Морально-этических вопрсов тоже много. Дело не в поддержке СВО или ее отсутствии, а просто как будут смотреть друг другу в глаза уехавшие и оставшиеся?”.
Это не трусость и не пассивность, это буквально понимание, что наличие у тебя того, что лично ты сейчас можешь называть родиной перед лицом неизвестности иногда позволяет не сгинуть окончательно, хотя по всем формальным признакам ты физически находишься в более опасном месте, чем мог бы. Это в том числе попытка взять хотя бы то, что можешь, под контроль, и не бежать, подгоняемым паникой и теми, кого ты родиной не считаешь. Вот хорошие слова того же предыдущего героя напоследок: