(Избранные отрывки романа "Рядовой для Афганистана").
К сумеркам преодолев перевал, мы выехали на небольшое горное плато. Под нами раскинулся непреодолимый сознанием и воображением горный пейзаж. Я не знаю, кто из художников смог бы изобразить подобное. Сальвадор Дали, возможно, смог бы попробовать. Бог может это повторить, сие невозможное великое и совершенное под небом.
Почти все солдаты заступили в боевое охранение горного лагеря. Оставшиеся на "свободе" деды и сержанты принялись устанавливать палатки для офицеров и обкладывать их камнями. Работа спорится, с наступлением ночи Луна осветила таинственный и великолепный плацдарм с белыми куполами. Будто этот лагерь был здесь всегда. Кажется, у замполита есть фотоаппарат, а нам не положено. Капитан сам жалуется, что фотопленка здесь большой «дифисыт» — как говорит Аркадий Райкин, практически контрабанда. У особиста фотокамера есть, я сам видел, у начштаба тоже. Спать охота, фаза просто ломает. Я увидел у обрыва знакомый солдатский силуэт в каске и старом бронике и отправился к нему.
— Стой пять! — крикнул глухо часовой.
— Не ори, Вовка, три… Я пришел, — тихо ответил я.
— А, ну ча! Как Санек дела, писать чо ли захотел? Подержать?
— Да, у тебя одна забота! Подержать что ли желаешь у друга?
— Ха-ха, Одуван, я тебя когда-нибудь контужу! Честное пионерское.
— Ладно, после Афгана. Ты ча, пионер до сих пор? Забавно. Ты что, Вован, с пулеметом кайфуешь, брат? — удивился я, увидев около Корнея пулемет вместо автомата.
— Конечно, я же, это, ученик Михи, — сказал гордо Вовчик. — Ему скоро домой, пулеметчика в роте нет, вот папа ротный и предложил мне. Я в учебке на пулеметчика учился.
— Класс, Вова, ты — горный рейнджер! Я тебя уважаю... — улыбнулся я.
— Ха! Не гони Санек! Еще скажи лу-блю! Ха! — засмеялся от души мой друг.
— Окопчик у тебя клевый, дай посмотреть в прицел пулемета?
— Ча, в прицелку? Ха-ха! Да на, смотри, только не долго. И давай — на пост шуруй.
— Есть, товарищ гвардии ефрейтор — "рейнджер ВДВ", — хмыкнул я.
Я прыгнул к Вовке в окоп, залег на бушлат и броник и взглянул в перекрестие прицела ствола пулемета. Под нами освещенная желто-зеленым лунным светом, долина. Чистота, тишина и покой. Кипарисы, крыши маленьких, словно игрушечных дувалов, тропинки, рощи, арыки блестят ниточками темной воды. Прекрасная, милая картина. Я словно в Крыму или Молдавии. Правда, я там никогда не был. Нет, это же милая сердцу «Донская казачья станица», где меня в три года посадили на огромного рыжего добряка коня — тяжеловоза. Конь месил глину для нового домика мазанки, а я сидел на нем как на небоскребе, вцепившись маленькими ручонками в лохматую и замасленную гриву. Он абсолютно не обращал на меня внимания, только моргал огромными пушистыми ресницами и жевал морковку. Морковку подавал коню мой прадед, дед Иван — казачий сотник, кавалер двух солдатских Георгиевских крестов за храбрость и отвагу, чудом не расстрелянный большевиками. Дед был не разговорчив и очень добр, это наверно и спасло его. Помер прадед всего год назад.
— Вовка, красота какая, может мы на Кубани или на Дону, слышь? — восторженно сказал я.
— Эх, Одуванчик, сейчас бы красивую молодую кубаночку нам сюды, на часок. В смысле ханум. Как на это смотришь?
— Ага, лет двадцати… ханум нельзя Вовка, и сеновала нема...
— Ай, можно и постарше. Можно и в окопчике.
— Да, тебе можно, лет восьмидесяти, ха! Бабушка — ханум, открой личико. На тебе галету на бакшиш, — пошутил я.
— Санек, слушай, иди на хрен, на пост свой долбленый, — раздраженно ответил Вовчик. — Все мечты испортил, козел...
— Ладно, Вовка, за козла конечно ответить бы, но я твой друг. Можешь пока помечтать, тут все равно никто не заметит. А ча давай, я пока за твоим сектором послежу, ха-ха, — засмеялся я.
— Да ну тебя, иди на хутор, клоун.
— Не спи, через полчаса приду, проверю как ты, успешно? Поздравлю, — сказал я с улыбкой на своем наивном лице и молча ушел в темноту, чтобы не отсвечивать своим рельефом на возвышении.
— Ладно, поржали и хорош, иди, давай в свой сектор, — пулеметчик сказал уже в пустоту, тихо вздохнул, смачно сплюнул в темноту и всмотрелся в очертания глинобитных домиков.
Ночь купалась в лунном свете и покое, только тысячи цикад пели свои брачные песни, гармонизируя пространство планеты.
Весь следующий день мы валялись под машинами, скрываясь от пекла и дремали. Потом заступали в охранение и осторожно глазели из бинокля на местные красоты. Около пяти, «папа» и Семен, забрали всю роту, и пошли прочесывать тот самый кишлак. С ними ушли несколько незнакомых нам офицеров. Дембеля сказали, что эти из спецов и с первого взгляда отличат душмана от мирного пуштуна.
Вовчик и я остались охранять городок батальона связи со всеми его машинами и бэтэрами. Внутри брони сидят радисты первой и третьей рот, качают связь, а мы их типа охраняем. Особо присматриваем за новой машиной космической связи, она секретная, за нее голову оторвут, если прое... — так сказал комбат. Ясное дело охраняем бдительно, ведь как не смотри, голову за нее оторвут и свои и «духи». Деваться некуда. Машина красивая, с мудреным локатором на крыше кузова. В ней сидят незнакомые усатые прапора — очень серьезные и молчаливые. Все на одно лицо. Может ученые, космонавты? Весело тут у нас, не заскучаешь, как в пионерском лагере.
© Александр Елизарэ
Роман >>> "РЯДОВОЙ для АФГАНИСТАНА"
Вам может быть интересно:
- Медицинские братья в учебной войсковой части ВДВ в Каунасе
Благодарю за 👍 ! Подписывайтесь на канал Елизарэ-Фильм
Делитесь в Соц.Сетях! Комментируйте, буду рад ответить на ваши вопросы.