***
Герр Гетман подошел к гаражам ровно в шесть сорок в сопровождении толстенького плешивого мужчины, из-под пальто которого выглядывали полы белого халата. Хорст разразился в улыбке, хотя спал всего лишь пять часов, однако чувствовал себя бодрым. Он не мог усидеть на месте и помогал пассажирам загружать чемоданы в отсеки, а также с радостью провел экскурсию по кораблю. Ученый-химик, которого звали Бернс, без устали сыпал вопросами: где каюты, много ли еды, есть ли медикаменты и так далее. И главное, у инженера на все находился ответ! Гетман же стоял в сторонке нахмуренный, скрестив руки на груди; мешки под глазами выделялись на фоне болезненно-сероватой кожи.
На самом деле Хорст нервничал. Несмотря на всю эйфорию и возможность покинуть Землю, он опасался облажаться перед шефом. Мало ли, что может быть — вплоть до того, что корабль просто не взлетит. А ведь и так из-за арендодателя операция едва не провалилась!
Основная задача инженера — доставить шефа и его знакомого, ученого-химика, на Уран, где должна пройти церемония вручения Нобелевской премии. Шеф, как главный директор САУ (Сообщество Арбайтенграундских Ученых), не просто провожал коллегу, но и намеревался продвинуть на Уране свое движение, найти союзников. Он доверился Хорсту как инженеру с четырехлетним стажем и относительно безупречной репутацией. Если брать частный корабль, это дорого обойдется, а свои урежут цену. К тому же, Хорст пока что единственный изобретатель из САУ, кто испытывал свои изобретения в космосе и знал, на что шел.
— Что ж, поехали, — сказал Гетман.
Ученые прошли в каюту управления, уселись в кресла и пристегнулись. Хорст вывел «Ласточку» на улицу и, как он договаривался с Кохом, оставил ключи от гаража в дырке между черепицей и стенкой. Затем инженер сел в кресло пилота, дернул рычаг, и корабль с легким толчком тронулся по проселочной дорожке. Двигался он медленно и неуклюже, покачиваясь от каждого камушка или ямки. Когда корабль преодолел гаражи, Хорст немного увеличил скорость, и «Ласточка» направилась к границам города, которые разделяли цивилизацию от леса и взлетной полосы. У ворот поджидали таможенники; ученые представили им документы, и после обыска их пропустили. Взлетная полоса предназначалась специально для грузовых или иных частных кораблей, дабы в аэродромах не образовывать «толкучки» и даже пробки. Такие взлетные полосы размещались еще и в городе, но эта точка располагалась ближе всего к гаражам, да и разъезжать по дорогам на трехметровом космическом корабле не очень-то удобно.
Еще один таможенник выдал талон на вылет, отошел подальше от корабля и помахал фонарем.
Сигнал к вылету.
Хорст кивнул и вцепился в рычаг. Пальцы похолодели, их пробирала мелкая дрожь. По бокам «ласточки» зажглись фары, корабль набирал скорость. Пот выступил на лбу, Хорст посмотрел на панель управления и нажал несколько кнопок: послышался грохот и скрежет мотора, он отзывался изнутри, из глубин сознания, а пульс словно слился с ним.
Толчок — и инженер вместе с учеными вписался в кресла. Руки стали невероятно тяжелыми, правая с трудом держалась на рычаге. Из виду исчезли и таможенник, и полоса — только розоватое небо и первые лучи восходящего солнца.
— Мы летим! — сказал Бернс и перекрестился, однако лицо Гетмана оставалось каменным.
Хорст также не спешил радоваться. Тяжесть сменилась на невесомость и тут же исчезла. Пассажиров снова приковало к креслу — более того, стало жарче.
Выше, выше, выше...
Датчики показывали температуру внутри корабля: тридцать градусов по Цельсию.
«Давай же, — думал инженер. — Давай!»
Тридцать один... тридцать три...
Одежда прилипает к телу, влажные руки мертвой хваткой держат руль и рычаг, сливаясь с ними в одно целое. Зубы сжимаются, в челюсти хрустит. Кажется, один зуб раскрошился.
«Давай...»
Тридцать семь... сорок...
Температура снаружи — один градус.
Голова кружится, тошнота подступает к горлу; хочется закрыть глаза и не проснуться.
Сорок пять... Тридцать девять... тридцать три... двадцать восемь...
Двадцать.
Розоватое небо переливалось плавно в фиолетовые, синие и черные оттенки, показались первые звезды. Еще один толчок — и живот мягко упирается в ремни, ноги и ягодицы отрываются от сиденья.
...Хорст трясущимися пальцами включил режим «Гравитация» и плюхнулся обратно. На рычаге остались мокрые следы, руль выскальзывал из рук. Пока инженер протирал стол, Бернс сказал:
— Можно отстегнуться?
— Угу.
Хорст не отрывался от датчиков, которые показывали стабильную температуру и месторасположение корабля — за орбитой Земли. Инженер просто не верил своим глазам...
Вдруг чья-то рука опустилась ему на плечо, и над ухом он услышал краткое: «Молодец, Ренн». Хорст обернулся: Гетман уже смотрел в окно. От привычного земного неба не осталось и следа — только многочисленные пятнышки звезд, голубовато-зеленая Земля, по сравнению с которой «Ласточка» скорее походила на амебу, и силуэты пассажирских лайнеров вдалеке.
Хорст вытер платком лоб и откинулся в кресле. Дрожь в пальцах слегка унялась, а в голове промелькнула лишь одна мысль: «А ведь это только начало...»
***
В затылке чувствовалась тяжесть, лицо саднило еще сильнее. Во рту привкус крови смешался с тканью — шершавой такой, пропитанной стиральным порошком. Себастьян сплюнул ее и выругался. Как ни странно, были связаны только руки. Детектив лежал на полу какого-то темного помещения; в глаза падал солнечный свет от приоткрытых ворот напротив. Воздух со свистом проникал через разбитый нос в легкие. Себастьян перевернулся на бок, нащупал опору в виде стены и попытался встать. Два раза он падал на колени, но на третий раз, покачиваясь, все же устоял на ногах и направился к воротам. На удивление, они поддались с легкого толчка. Солнце так ярко слепило глаза, что потребовалось еще минуты две, чтобы привыкнуть к нему. Наконец Себастьян отступил на пару метров и огляделся. Он стоял посреди гаражей, они тянулись вдоль и поперек. Знакомое место, однако детектив не мог его вспомнить и обернулся к тому месту, где пролежал всю ночь. Свет проникал сквозь распахнутые ворота. Ничего особенного — гараж как гараж, только без машины, зато полно барахла. Единственное, на полу лежала окровавленная тряпка, а возле нее — разбитый планшет.
Увы, прибор безнадежно сломан. Чуть поодаль от разбитого экрана лежали осколки. Себастьян подошел к самому большому, присел на колени, ухватился за него и перерезал веревку. Путы ослабли. Детектив размял руки, вышел на улицу и увидел на воротах номер 83. Тогда-то он и вспомнил: именно около тех самых гаражей он день назад опрашивал Хорста Ренна.
«Значит, — подумал детектив, — я лежал в гараже герра Э., у которого Цапф раньше снимал квартиру, когда его выгнали из института, но он все еще работал на господина Ж. Интересно, где же тогда сам...»
— Эй, ты че здесь делаешь?!
Похрамывая, к гаражу бежал худощавый лысый мужичок в халате. Себастьян отстранился и машинально нащупал пистолет. На этот раз он оказался чуть легче обычного. «Сперли патроны!»
Благо, жетон на месте, и детектив предоставил его владельцу.
— Я очнулся в вашем гараже. Меня избили и закинули туда.
От агрессии у герра Э. не осталось и следа: он перекрестился и стал уверять, что не при делах. Себастьян лишь кивнул: мол, верю, ты не виноват. Взамен он лишь попросил отвезти до участка.
Герр Э. так и сделал. Себастьян вбежал в фойе под удивленные взгляды коллег. Настенные часы показывали двенадцать дня. У бойлера стояло зеркало, детектив вгляделся в него: лицо в крови, нос распух, синяк на щеке, выбитый зуб. К нему подбежал капитан Витте вместе с доктором, и Себастьяна отвели в медпункт.
...Спустя час, когда Ткаченко рассказал капитану о продвижении дела и последствия, тот выдал ему новый планшет. Доктор обработал раны и посоветовал взять больничный. Капитан также поддержал эту идею, но Себастьяна с самого момента пробуждения не оставляло то самое чувство, будто его оставили в дураках. «Так легко сдаться после избиения? Ну вот еще чего! С какой стати я должен сидеть сложа лапки после стольких событий?!» Более того, гордость задета, и Себастьян, надувшись, стал просматривать планшет, регистрировать прибор на свое имя. В поисковике он набрал рейсы, что должны отлетать от Северного округа в восемь часов. Пять рейсов. Тогда детектив набрал в графе «по длительности полета» четыре дня, и остался только один.
Словно ошпаренный кипятком, Себастьян вскочил и, не обращая внимания на тупую боль в затылке, воскликнул:
— Капитан Витте, они летят на Уран!
Продолжение следует...
Ссылки на предыдущие главы:
1