Парня, который учился на пулемётчика вместе с Павлом, звали Корней.
Он был странноватым. Не сказать, что его недолюбливали, но побаивались.
— Будем без обеда, — говорил Корней. — Разбомбят колонну с провизией. Будем сидеть впроголодь.
"Лютый февраль" 48 / 47 / 1
Так и вышло.
— Да что ж ты как ворона! — бранили его все.
— Как вижу, так и говорю, — недовольно ворчал Корней.
Его мать писала довольно жалостливые письма: «Да на кого ты нас с Груней оставил? Да на кого ты бросил сиротинушек? Да Груня твоя безрукая совсем. Ведро с молоком опрокинула, я неделю ходила в колхоз отрабатывала за неё. Она лежми ляжет и стонет. Выбрал себе жену на мою голову. План по зерну мы выполнили. А ты боялся. Говорил, что урожая не будет. Не знали куда девать зерна столько! Ты там давай не балуй. Мама».
Но то, что Корней говорил сослуживцам, сбывалось.
В начале декабря 1942 года часть перебросили ближе к линии фронта.
Сначала жили в землянках в редкой лесопосадке.
Павел молился ночами: «Боженька, дай мне сил никого не убить, дай мне сил не взять в руки пулемёт. Дай мне сил не убить твою плоть. Не смогу я, Боже!»
Бог молитвы Павла услышал. Пулемёт в руки для убийства он так и не взял.
Все силы части были брошены на рытьё окопов. Готовилось большое наступление. Нервы командиров были на пределе. Корней бормотал себе под нос:
— Толку от этих окопов, всех положат на днях.
Прошла неделя, две, три, пророчество Корнея не сбывалось.
— Ну балабол, — говорили ему. — Давай копай!
Ночью в расположение части проникли несколько немцев. Устранили часовых, выпустили сигнальные огни. Завязался бой.
Павел спрятался в окопе, накрылся валявшимся рядом куском жестянки.
Его растолкали сослуживцы:
— Давай, давай, заряжай!
Заряжать не пришлось. Пошли танки, немцы спускались в окопы.
Павел почувствовал, как что-то очень тяжёлое опустилось на его голову. Перед глазами вдруг всё потемнело, потом сверкнуло и потухло.
13 января 1943 года в газетах вышла заметка о том, что немцы захватили стратегически важную высоту, но силы русской армии уже сконцентрированы вокруг и скоро будет наступление. Из части Павла выжили 6 человек. Все они попали в плен. Трое из них переметнулись на сторону противника. Когда Павел очнулся, он слышал, как знакомый голос говорил:
— У нас только пулемёты, двадцать шесть орудий. Я слышал, что нас тут поставили, чтобы отвести внимание от основной армии.
— Ах ты гнида, — вырвалось у Павла невольно.
— О, ещё один! — голос говорящего был довольно весёлым.
— Опросите и этого! — это уже говорил с акцентом немец.
Павел почувствовал, как его схватили за плечи и усадили на стул.
Голова Павла болталась из стороны в сторону. Жутко болела шея и спина. Сидеть не было сил, и Павел тотчас сполз вниз. Запрокинул голову назад, и как раз она расположилась на сидении стула.
Сверху на него полили сначала холодной водой, потом горячей.
Павел хватал воду ртом, жутко хотелось пить.
Перед глазами возникло неприятное лицо с нахмуренными бровями.
— Имя, фамилия, звание!
Павел усмехнулся и произнёс:
— Калина Калинович Калинов!
— Пиши, Самсон! Калина Калинович Калинов!
«Самсон…» — от этого имени у Павла, казалось, остановилось сердце.
Вспомнились тотчас глухонемые и странный город.
Павлу отчётливо привиделось, как нависшее над ним лицо стало превращаться в свиное рыло, потом появились рога и дальше уже не было ничего.
— Не Калина он! — всё тот же знакомый голос его сослуживца прозвучал как-то пискляво.
Это был голос Корнея. Того самого парня со странностями. У Павла внутри всё пекло. В ушах звучала то отрывистая немецкая речь, то ломаная русская, то чистая русская.
Сколько прошло дней, Павел не знал. Постоянное полуобморочное состояние, бессвязная речь, вопли, крики от головной боли — это всё, что он мог вспомнить.
Временами он чувствовал, как кто-то усиленно запихивает ему в рот размоченный хлеб. Тогда Павел размещал его за щекой и засыпал. Мог так и больше суток держать хлеб.
Когда головная боль немного стала проходить, Павел уже открывал глаза и видел тех, кто его окружает.
Судя по стенам, находились пленные в большом сарае. Стены были обмазаны глиной, сверху через соломенную крышу проникали лучи солнца.
Павел неожиданно почувствовал силу в руках, приподнялся на них. Голова хоть и болела, но уже можно было чётко всё рассмотреть и даже вспомнить, что произошло.
А вспоминать было мучительно больно. В голове звучал то голос Корнея, то немца.
Павел тяжело вздохнул.
— Ожил, — услышал он из дальнего тёмного угла. — Завтра на работу как миленького погонят. Тут так просто не кормят. Тебе тут суют хлеб, чтобы не сдох. Потому что хороним сами. А земля мёрзлая. Пока выкопаешь могилу, сам в неё и попадёшь. Тут один по твою душу больно печётся — полицай Самсон. Редкостная тварь. Жополиз фашиcтский.
Павел осмотрелся. В сарае был только он и тот из дальнего угла.
И опять от знакомого имени Павла передёрнуло.
«Неужели, — думал он, — выжил тот самый Самсон? Неужели судьба опять свела нас?»
— Ты лучше подольше притворяйся, — услышал Павел совет из угла, — сил набирайся. Кирпичи по морозу таскать с рассвета до полуночи не каждый выдержит. Но парни держатся. Умерло пока шестеро. Сложили их там за сараем. До десяти дойдёт, начнём копать. Я вот ноги отморозил, лечусь, как и ты.
Павел опять прилёг. Стало холодно. Мороз проникал под штаны, тулуп, щипал кожу, заставлял дрожать. Павел слышал, как стучат его зубы.
Потом стало шумно. Затопили печь. Дрова трещали, пленные то шутили, то спорили.
Павел закрыл глаза. Кто-то опять сунул ему в рот хлеб.
Разговоры были о разном. Кто-то обсуждал условия труда, кто-то грозился убить Самсона, кто-то предлагал сходить в лес на охоту в сопровождении немцев, мол привлечь их мясом.
Когда ложки перестали стучать по тарелкам, все затихли. Отовсюду слышался храп. Кто-то бормотал, кричал, стонал во сне. Кто-то звал громко:
— Алёнка! Алёнка, любимая моя, молись!
— Да заглохни ты! Сейчас немца разбудишь, он подумает, что утро.
Полной тишины не было. Павлу не спалось. Пока от печи шёл жар, было хорошо. Как только она стала остывать, опять стали неметь от холода руки и ноги.
Утром ввалились в сарай немцы. Было их человек 10.
— Шнеле, шнеле! — кричали они и тыкали в сонных мужчин палками.
— Арбайтен! Шнеле!
Пленные вставали нехотя, потягивались. Получали за это прикладами: кто по голове, кто по груди и плечам.
— Да я тебя фрица этим прикладом скоро прикончу! — пробормотал низкого роста мужик.
— Разговорчики! — русская речь была чистой и узнаваемой.
Павел вжался в свою лежанку.
Он никак не ожидал, что сейчас встретится с глазу на глаз со своим прошлым.
И это прошлое сверлило его глазами Самсона.
Продолжение тут
Предзаказ на книгу "А между нами снег"
