Федор был хозяином небольшого деревенского дома, располагающегося рядом с охотничьим хозяйством. С крыльца, осенью, когда листва, сорванная бестолковым ветром, уже лежала на земле, скрепленная тонким, утренним ледком, можно было разглядеть косуль и оленей, легкомысленно копающихся у кормушек. Все, кто приезжал к Федору в гости, завидовали такому удачному расположению дома, втягивали ноздрями свежий, наполненный нотками полыни и прелой коры, воздух и непременно вздыхали, как будто стараясь наполнить легкие до самого дна чудным, диковинным запахом лесной, дикой жизни.
Но Федору все эти прелести порядком надоели. Каждый день был похож на другой. Возня в огороде, потом полставки в охотхозяйстве, дрова, которые сжирала большая, кирпичная печь, сложенная еще, кажется, лет шестьдесят назад, а потом маята, тоскливое одиночество, озаряющееся лишь едва различимым издалека огоньком на конце сигареты…
Еще два года назад Федор был совершенно счастлив. Его окружала заботой и любовью жена Вера, добрая, ласковая, красивая женщина. Ее фотография когда-то висела в доме, на самом видном месте. Но солнце со временем слизало с бумаги ненаглядный образ, а жестокая судьба отобрала и саму Веру. Женщина как-то пошла к небольшому озеру, провалилась под лед. Федор, услышав ее крики, бросился на помощь. Упав на холодное стекло озера, запорошенное снегом, он пополз к черной, дыре, где то и дело выплескивались руки жены. Веру тогда он спас, но женщина простудилась
-Давай, в больницу поедем! – уговаривал ее муж. – Что ты маешься? Не помогут твои травки, сама ведь все понимаешь!
-Не поеду я никуда! – шептала Вера, отпивая из железной, покрытой синей эмалью кружки, отвар. – Я стольких вылечила, неужели, себя провороню?
-Ну, хоть врача привезу, а? Вон, горишь вся!
Но Вера только шептала молитвы и крестилась на иконку, смотрящую на нее из чистого, светлого уголка избы…
Столько раз потом Федор корил себя за то, что не схватил жену в охапку, спеленатую в тяжелое, ватное одеяло, не посадил в сани, запряженные умным, выносливым Варягом, и не отвез в районную больницу…
Вера ушла ночью. Федор и не слышал, как она прохрипев что-то, затихла, руки спокойно, умиротворенно легли на простыню, а грудь больше не сотрясалась от беззвучного кашля. Только чашка с отваром, упав, расплылась черно-зеленой лужицей на полу, да волки, словно почуяв шагнувшую в село смерть, завыли где-то далеко за рекой…
Веру хоронили в субботу. Все село пришло проститься с женщиной. Приехал из города сын Слава.
-Бать, может, ко мне переедешь? Я же чувствую, что тяжко тебе тут будет! Бросай все, давай продадим участок, будешь в городе жить. А?
Славик заглядывал отцу в глаза, но те были суровы, надменны.
-Нет. Я уж тут проживу, - поджимая губы, отвечал отец. – И Верочка под боком, и вообще… Что я там у вас делать буду? На лавке сидеть, пиво пить?
-Зачем пиво? Пойдешь работать. Ты же многое умеешь, везде найдешь себе дело!
-Нет у меня в вашем городе дел. Я остаюсь. Да и Верочка здесь. Вон она, вон ее крестик за березками виднеется…
-Ну, как знаешь, - Слава пожал плечами. – Надумаешь, приезжай.
Федор долго стоял на крыльце, провожая взглядом уезжающего сына, потом, потоптавшись, чтобы скинуть с валенок налипший снег, ушел в избу. Тихо там было, а по углам носились тени, то ли Вера следила за мужем, то ли чужие духи искали пристанище в осиротевшем без хозяйки доме…
Федор старался жить дальше, занимался хозяйством. Земля требовала ухода, кривя и сгибая мужчину, заставляя его до мозолей, до стреляющей, молниеносно пробегающей по спине боли ковырять черную почву, рассыпать в нее маленькие, забивающиеся под ногти, семена, а потом ждать всходов. Не от того, что нечего было есть, а так, по привычке, по раз и навсегда заведенному плану.
Но вот беда, повадились местные птицы съедать все всходы и семена, а потом и урожай. Как только не боролся с ними Федор, ничего не помогало. Ставил пугала, развешивал шумные ветровые гирлянды. Этим пернатым все нипочем, кружатся, садятся на вспаханную землю и выковыривают из нее угощение, а потом, насытившись, лениво разлетаются по окрестностям, рассаживаются на ветках и безразлично смотрят на хозяина, что проворонил свои посадки.
-Славка, привет! – Федор, отдыхая на лавочке у дома, где после беда было всегда солнечно и тихо, разговаривал по телефону с сыном. – Да как дела… Вот, замучался птиц распугивать. Ничего не боятся. Что? Да! И фольгу вешал, и крышки железные, и пугало делал. Все впустую. И ведь только ко мне прилетают, ироды! У соседей тишь да гладь…
Тогда Славик привез из города двух старых манекенов, которые остались после продажи магазина по соседству от его дома. Выйдя однажды утром на улицу, Слава увидел, кК две фигурки, как будто скукожившись и дрожа от ночной, холодной росы, лежат на асфальте, прижавшись друг к другу.
-Вот это да! – усмехнулся мужчина. – Люд, смотри, кто тут у нас!
Людмила, жена Славы, высунулась из-за его плеча и, рассмотрев находку, передернула плечами. Было что-то в этих манекенах страшное, отталкивающее. То ли слишком вычурные, слишком правильно нарисованные, жестокие глаза, то ли плотно, до ниточек, сжатые губы…
-Возьму отцу в деревню. Пугало из них сделает. Семейное! – манекенов погрузили в машину и в следующее воскресенье отвезли к Федору.
-Смотри, батя, кто теперь у нас вместо пугала будет! Ну, красавцы? Представляешь, прямо на дороге лежали, как будто специально в машину ко мне просились. Я и взял. Нарядишь их в какие-нибудь тряпки. Будут экзотические пугала. Птахи таких еще не видели, глядишь, и побоятся подлетать…
-Да ну! – протянул Федор. – Ерунду ты придумал. Хотя…
Мужчина внимательно рассмотрел кукол, попытался поставить их на землю. Те падали, не желая крепко втыкаться ногами в грядки.
-Укрепить их надо, а одежду найдем. Спасибо, сынок, не даешь отцу скучать!
Манекены были в виде женской и мужской фигур с четко нарисованными лицами и изящными фигурами, точь в точь как живые. Как будто застыли два человека, замерли, да и обратились в блестящий пластик, навсегда сохранив на лицах удивленное выражение.
-А. давай, им имена придумаем? – Слава сидел на крыльце, с удовольствием доедая ржаной хлеб, посыпанный солью. – Так они никто, а с именами как будто гости.
И усмехнулся, глядя на отца. Тот пожал плечами.
После недолгих раздумий решили назвать фигурки "Иван" и "Марья", поставили их в огороде вместо старых соломенных чучел, которых уже раздул бродяга-ветер, выпростав наружу желто-коричневую, прелую от долгих дождей солому.
Так и стояли Иван да Марья в огороде, вычурно изогнув тела и глядя в поля, что зеленой скатертью расстелил Владыка мира там, внизу, под горкой. Маленькие, мычащие стада рыжими точками сновали туда-сюда, гнал пастух белых, как катышки ваты, овец, блеяли козы, а неживые люди смотрели на все это равнодушно и холодно, касаясь друг друга острыми плечами.
Через несколько дней, вернувшись из бани, где сидел с мужиками, встречая вечер, хмельной Федор заметил, что манекен-женщина до странности похож на его покойную жену.
-Вера? Ты? – пьяные слезы побежали по щекам. Тело качнуло. Федор пошире расставил ноги, чтобы не упасть.
--А я, видишь, пьяный! Да, опять я пьяный, Веерка. Не нравится? – он заглянул манекену в глаза. Те оставались недобрыми, пустыми. – Ну, и что! Тебе-то что? Сгинула, ну, и черт с тобой!
Федор вскинул голову, потом лицо его скривилось в жалостной гримасе.
-Холодно тебе? Опять, как тогда, холодно?
Манекен будто слегка кивнул, изогнув тонкую шею.
Тогда мужчина достал старые вещи Веры, которые хранились в дубовом сундуке на чердаке, и одел их на Марью. Красная юбка-клеш, разноцветная, в южном стиле, блузка и широкополая шляпа прекрасно смотрелись на смуглой коже фигурки. На мужской манекен он приладил свои потертые, с дырками в нескольких местах, джинсы и клетчатую рубашку. Иван сразу стал выглядеть как-то залихватски молодо.
Через несколько дней проблема птиц была решена, они облетали огород мужчины чуть ли ни за километр. Наверное, боялись манекенов, так смахивающих на людей.
Славик уехал, а отец остался в деревенском домике…
…Вечер подкрался к дому внезапно. Варяг мирно стоял в стоиле, откуда-то тянуло ароматом костра, тонким, чуть резковатым от того, что недавно прошел дождь и весь хворост был мокрым. Федор вышел на крыльцо, с наслаждением допивая кофе. Он любил это время – ранняя осень, солнце медленно клонится к горизонту, деревья покрываются багряными и червонными пятнами, медленно теряя свои листья. Плотный ветерок сбросил с головы манекена шляпу и шевелил волосы на Марье, раздувал парусом рубашку Ивана.
-До чего же она похожа на Верочку, - в который раз подумал Федор. – Та же стать, дерзкий взгляд и красивые руки…
…Мелкий дождь стал накрапывать из невесть откуда взявшейся тучи. Волосы Марьи налипали ей на лицо, путались, одежда промокала. Федор, подчиняясь какому-то глупому, ребяческому порыву, решил вдруг принести Марью в дом. Он бережно взял ее на руки и отнес в гостиную. Марья как будто бы с благодарностью посмотрела на него, приобняв пластиковой рукой.
Ночью разразилась настоящая буря. Ветер вперемешку с ледяным дождем срывал листья с деревьев, трепал пленку парника, гудел в печной трубе. Стонали, трещали ели в лесу, как будто великан пинал их своим грубым сапогом, вминая в землю.
Федор долго не мог уснуть. Все рассматривал фотоальбомы, вспоминал, как они с Верой только строили этот дом, начинали вести хозяйство, как радовались рождению Славика…
И тут в окно кто-то легонько постучал, и Федор услышал чей-то шепот: «Мааарьяяя…» То ли ветер дурил, то ли Федор переутомился, но звук был настолько реальным ,что Федор, вздрогнув, вскочил с дивана и уставился в темноту. Никого, только шторка трепещет от сквозняка.
Потом ему вдруг послышались шаги на крыльце, кто-то тихонько царапал по толстым доскам входной двери. Загремело ведро, стоящее на ступеньках лестницы. Сердце Федора учащенно забилось. Соседи поговаривали, что в округе бродит медведь.
Мужчина метнулся к ружью, стоящему в углу комнаты, но, все же, выйти на улицу не решился.
Где-то, наверное, у соседей завыла собака, дождь превратился в настоящий поток. В поселке отключили свет…
Утром все странные события прошедшей ночи казались нереальными, просто игрой растревоженного воспоминаниями воображения. Оставалось только усмехнуться, поругав себя за трусость.
Федор бодро вышел на улицу, осмотрел огород. Никаких следов присутствия чужака. Калитка до сих пор на замке, лишь пугало Ивана упало и валялось теперь в луже.
-Наверное, ветер ночью уронил его, - подумал мужчина и принялся устранять последствия урагана, поправил забор, починил сорванную с петель дверь сарая, убрал сухие ветки, свалившиеся с деревьев.
Марью Федор решил опять выставить на улицу. Пусть солнце приласкает кожу, отогреет холодные глаза на смуглом лице.
Соседи, гости, приезжавшие к селянам, обращали внимание на необычные пугала в соседском огороде, фотографировали их. Марья даже, как будто бы, развернулась в их сторону, специально приподняв шляпу и кокетливо глядя в объективы фотокамер. Иван же угрюмо смотрел в другую сторону. И никто не заметил, что манекен медленно сжал ладони в кулаки…
Федору было лестно, что на его Марью заглядываются городские гости.
Следующий вечер, затянутый серо-сизыми, бугристыми тучами, опять выдался ненастным, и мужчина снова унес Марью к себе в дом, а Ивана поставил в сарае.
Ночью Федора разбудил странный звук. Кто-то, словно бы, бился в дверь старого сарая, гремел там лопатами. Наутро Федор увидел, что дверь сарая закрыта, как и было вечером, но внутри все перевернуто. «Зверь, что ли, какой забрался через узкое оконце под потолком?» - подумал Федор. Окно было разбито, но следов шерсти или крови нигде не было.
Мужчина, быстро навел порядок, выставил на улицу своих манекенов и отправился в магазинчик за продуктами.
Прошло два месяца, дело шло к зиме. В этих краях снег выпадал рано, ложился сразу толстым слоем и держался до конца апреля. Федор закончил все дела в огороде, убрал инструменты, укрыл грядки, укутал розовые кусты, так любимые Верой. Нужно было что-то делать с манекенами. Не решился Федор расстаться с Марьей, уж очень щемило ему сердце, когда он представлял себе, как она будет мерзнуть в старом сарае. Вера никогда не любила холода, не будет мерзнуть и Марья. А Ивану ничего не сделается, постоит в темени старых телег и бочек…
Зимой делать было особо нечего, запасов продовольствия и денег у Федора было достаточно, и он занялся своим тайным увлечением. Никому Федор не рассказывал, что умеет рисовать. Только Вера знала, что все картины в их доме написал на на туго натянутых, льняных холстах супруг.
Федор, разложив на столе тюбики с краской, развернув мешочек с кистями и налив в масленку масла, долго думал, что же изобразить. Наконец, он решил навоять на холсте себя с Верой в ее красной юбке и той цветастой блузке, которые он одел на манекен. Марья "позировала" ему долгими зимними вечерами, стоя в самом освещенном углу комнаты. Несколько раз Федору казалось, что кто-то наблюдает за ним через окно, даже слышались несколько раз чьи-то легкие шаги по снегу, но пурга прикрывала следы, если они и были. Федор старался не думать об этом ,все ему казалось, что, если поддаться своим страхам, то сойдешь с ума.
Но однажды ночью, когда Федор уже закончил рисовать жену и приготовился изобразить с ней рядом себя, он явственно почувствовал чей-то колючий, злой взгляд. Мужчина обернулся, уставившись в окно. Через стекло на него смотрело искаженное яростью лицо Ивана. Он что-то кричал, но слов не было слышно. Беззубый рот с выцветшими от летнего солнца губами хлопал, как будто рыбу бросили на берег. В поднятой вверх руке сверкнул старый топор, который хранился в сарае.
Федор невольно бросил взгляд на манекен Марьи. Кукла, казалось, спокойно стояла на своем месте. Но на губах Марьи играла еле заметная, торжествующая улыбка…
Федор почувствовал, как его руки немеют, а сердце предательски стягивает горячий, железный обруч боли. Перед глазами все поплыло, Федор упал, потеряв сознание…
…Он пришел в себя только часа через два. Вокруг было тихо. Разрубленная входная дверь скрипела на ветру. Холод пробирал до костей. Федор еле-еле встал на колени, и тут его взгляд упал на начатую картину. Там, вместо его фигуры, рядом с Марьей был мастерски изображен Иван. Кисть и палитра валялись рядом на полу, растоптанные чьей-то ногой. Раздавленный тюбик красной краски расползся по доскам жутким пятном.
Федор, шатаясь, встал на ноги и подошел к порогу. От двери в пургу вели едва заметные следы, уходящие куда-то к реке. Мужчина вытер со лба холодный пот, сплюнул и достал из кармана телефон…
Вечером, напуганный голосом отца, Славик приехал в деревню и забрал его в город.
Когда с окрестных полей начал сходить снег, деревенские охотники нашли в канаве двух кукол-манекенов, которые, тесно прижавшись друг к другу, лежали и блаженно улыбались своими нарисованными губами...
#рассказы-зюзино #мистические истории #хоррор #страшные истории #любовь и отношения #деревенские истории