В Санкт-Петербурге регулярно будут показывать свои спектакли национальные театры России, а обучением их будущих руководителей займется специальный магистерский курс. Постановка о российских императорах в Александринском театре уместна еще и потому, что они постоянно там бывали. Об этом, а также о планах сотрудничества с театрами Донбасса, лекциях для молодежи и наращивании возможностей народный артист России Валерий Фокин рассказал «Известиям» во время фестиваля «Александринский», который завершается в Северной столице 28 сентября.
«Зрительный зал — всегда существенная часть художественного замысла»
— У фестиваля «Александринский» статус международного, но фактически он сейчас превратился в фестиваль национальных театров России?
— Наши зарубежные партнеры в силу известной ситуации не смогли приехать к нам, несмотря на то что контракты были подписаны или почти подписаны. Таким образом, мы сделали афишу из спектаклей национальных театров. Открыл программу гостей Псковский — наши партнеры по Национальному драматическому театру России. За ними выступил один из лучших коллективов страны — театр Камала (Татарский государственный академический театр имени Галиасгара Камала. — «Известия»), там сильная режиссура, интересные постановки. А завершат фестиваль спектакли национального театра Якутии (Саха академический театр им. П.А. Ойунского. — «Известия»). Тоже очень сильный театр. Андрей Борисов, худрук, вообще известный режиссер, очень серьезный.
Мы теперь на каждый наш Александринский фестиваль будем обязательно привлекать национальные театры страны, тем более мы этой зимой учредили Ассоциацию национальных театров, а в июне провели Первый конгресс. Занимаемся поддержкой, курированием, объединением, у нас множество общих проектов и есть все возможности нарастить их количество.
— Фестиваль-2022 открылся вашей постановкой «Один восемь восемь один» — о том, как решалась судьба Российской империи в несколько дней, разделивших гибель императора Александра II и восшествие на престол Александра III. В вашем решении императорской темы прослеживается закономерность — действие разворачивается на арене, расположенной в центре зрительного зала: так уже было в спектакле «Последняя ночь последнего царя» о Николае II. Почему арена, вызывающая ассоциации с цирковым представлением?
— Арена — это форум, открытость и да, некий исторический цирк, который меняется и повторяется, потому что смешное и трагическое взаимодействует не только в нашей истории, это закон жизни вообще. Она публичная и одновременно непубличная, открытая и закрытая, драматическая и гротесковая, и все мы в ней существуем.
— Не только арена, но и царская ложа воссоздана, как раз напротив исторической. Выходит, зрительный зал театра тоже становится действующим лицом?
— Он не только здесь действующее лицо. Здание Александринского театра, которому 190 лет исполнилось, — неотъемлемая часть любого спектакля. Просто иногда он активно участвует в действии, как в «Маскараде» и в нынешней премьере, а иногда косвенно, но всё равно наш зрительный зал — всегда существенная часть художественного замысла.
Это не просто зал — это нечто большее. Либо он принимает спектакль, либо вся эта пышность, декорационность с ним конфликтует. В данном случае зал-персонаж работает еще и потому, что в Александринском театре российские императоры бывали постоянно — и те, о которых идет речь, Александр II и Александр III, и их предшественники — Николай I и Александр I.
— Мне довелось побывать на предварявшей спектакль лекции-экскурсии по театру. Речь шла и об императорских посещениях в том числе. Такие образовательные акции станут традицией?
— В октябре точно будет такой же блок. И лекции с экскурсиями повторим. У нас исторический спектакль, и его нужно обязательно предварять исторической информацией, особенно для молодежи это нужно. Посмотрим, как пойдет. На самом деле такое сопровождение спектакля — важная для нас вещь. Так было на «Рождении Сталина» и на других спектаклях. Кстати, в ближайшее время выложим в интернет фильм, как создавался новый спектакль.
— В «Один восемь восемь один» звучит музыка Вячеслава Бутусова. Почему вы его пригласили, что вас привлекло?
— Он приходил ко мне с разговором о возможных будущих контактах, работах. Поскольку я знал Вячеслава как музыканта еще со времен его рок-н ролльной молодости, конечно, его предложение сразу вызвало у меня интерес и симпатию. Я прослушал несколько написанных им симфонических произведений и понял, что он соответствует нашему спектаклю — в его музыке есть лирика, экспрессия, агрессивность и в то же время объем и глубина. Мне все эти качества показались правильными, и я предложил ему работать.
— В спектакле поднимается неизменно насущный для нашей страны вопрос: куда идти России, на Запад или на Восток. Вы бы по какому пути пошли?
— Я не политик, и не Кассандра, и даже не клон ее. Я, как говорит герой нашего спектакля граф Лорис-Меликов (министр внутренних дел Российской империи в 1880–1881 годах. — «Известия»), стою посередине. Это очень трудная позиция. Мы же Евразия, нам нужно найти баланс, который соответствовал бы нашему пути. А это очень сложный путь. 150 лет назад наши герои тоже бились над этим вопросом, и сегодня он никуда он не делся, и мы от него никуда денемся. Как сделать так, чтобы свобода не превращалась в хаос, а с другой стороны, чтобы дисциплина и порядок не становились застоем и не убивали всё живое — вот этого хочется. И они этого хотели, герои 150-летней давности, они про это думали, за это боролись.
«Невозможно научить быть режиссером»
— На Конгрессе в июне вы объявили о наборе на магистерский курс худруков национальных театров. Набрали? Довольны? Какие впечатления?
— Набрали, было много народу, был конкурс. Пока трудно сказать, довольны ли. Вроде ребята неплохие, все с театральным образованием — кто-то и с режиссерским. Все активные, вполне действующие. Как дальше будет — посмотрим.
— Вы считаете, что можно научить быть худруком именно в формате вузовского образования?
— В вузе вообще не могут научить быть худруком, как невозможно научить быть режиссером, можно только дать какую-то ремесленную основу. Всё остальное уже от Бога — если есть у тебя способности, можно судить о том, как пойдет дальше.
А быть худруком только в театре можно научиться, набираясь опыта. Очень сложная профессия, комплексная, ею не так легко овладеть, поэтому мы видим примеры, как кто-то работает, работает, но никак не получается.
Есть, правда, случаи, когда актер возглавляет театр, и у него получается руководить, но это исключение.
— Почему же? Достаточно частая сегодня практика, когда известные актеры возглавляют театры.
— А чиновникам удобно, чтобы артисты руководили театрами. Они более покладистые просто в силу своей зависимой профессии. Актерская профессия зависимая всё равно, как ни крути. Актер зависит от роли, от случайности, от режиссера, от того, как всё сложится. С ними легче договориться, легче приказать. Но это не имеет отношения к профессии худрука. Ты можешь быть тысячу раз медийным лицом, но это не значит, что ты хороший худрук или, скажем, главный режиссер. Это занятие требует особой подготовки, особого опыта.
Я считаю, что опытные художественные руководители — их мало, по пальцам одной руки можно пересчитать, но они есть, — должны свой опыт передавать способным и претендующим на руководство молодым людям. У нас же смена поколений худруков и режиссеров — зыбкая и проблемная на протяжении многих лет, и не потому что нерешаемая. Она решаемая. Только ею надо заниматься, иначе мы так и будем получать случайные назначения.
— Альтернативой им могут быть директорские театры?
— Это тоже не новость, мы знаем, что такое директорский театр. На протяжении многих лет были выдающиеся директора, я застал таких в Театре Моссовета, в Театре сатиры, в «Современнике» служили директора прекрасные. Знал замечательного директора, который руководил Омским драматическим театром на протяжении многих лет. Но это тоже исключение — директорский театр.
Модель русского театра, в отличие от западной интендантской модели, — режиссерская. В ней худрук — творческий вождь, носитель художественного замысла, он знает, про что этот театр.
— Вопрос по поводу родного вам «Современника», где сейчас руководит художественный совет. Это плодотворный формат руководства?
— Нет и не может быть плодотворным ни в какой ситуации. Есть правило Товстоногова, сформулированное им много лет назад: «В театре должна быть добровольно принятая диктатура главного режиссера». Абсолютно точно сказано. Были, конечно, случаи, когда руководили театром коллегии, те же худсоветы. Во МХАТе такое было, в Александринке некоторое время до прихода Горбачева. Но это временные периоды, худсовет не может руководить театром, у него другие задачи.
Когда я пришел в Александринский театр 20 лет назад, было модно распускать худсоветы, и многие театры от них избавились. А я сказал: «Нет, я не буду. Я хочу сохранить худсовет, потому что там собраны старейшие артисты. Они могут советовать, доносить какие-то важные идеи руководства до актеров». Сегодня у нас действует худсовет, и я его очень уважаю. Но всё равно решения принимаю сам. Они это понимают прекрасно, и я им благодарен. Мы работаем очень хорошо, но руководить театром художественный совет не будет.
— В прошлом сезоне Александринский театр принимал участие в благотворительной акции «Открытый занавес», показывал спектакль «Письма в небеса» для жителей ЛНР и ДНР, членов молодежных, волонтерских и ветеранских организаций. Сейчас многие московские театры сотрудничают с коллегами из Донбасса: приглашают со спектаклями, организуют творческие командировки. Вы планируете что-то подобное?
— Обязательно. Сейчас обсуждаются сроки и форматы такого сотрудничества. Нам приходится учитывать то обстоятельство, что у нас очень большие и сложные спектакли, которые мы далеко не на каждой площадке могли показать даже в центральных городах России. Так что пока находимся на стадии обсуждения и планирования.