Что только не вменяли хрущёвским советам народного хозяйства (совнархозы, или СНХ). Превалирование местных интересов перед союзными, неумелое вмешательство партийных верхов в экономику и наконец стратегическое отставание от США. Мол, если бы не этот Никита Кукурузник Хрущёв, уж мы-то бы Вашингтон догнали на рецептах сталинского планирования. В итоге эксперимент времён оттепели свернули вскоре после смены партийного руководства в 1964 году, но это не спасло СССР от реставрации капитализма и последующего крушения.
Успешный застой сталинского планирования
Внешне всё так и выглядело. СССР к 1957 году, когда совнархозы стали внедрять, полностью оправился от потерь Второй мировой войны. И даже стал второй сверхдержавой, которая рулила судьбами всего мира!
В 1949 году Москва взорвала свою собственную ядерную бомбу. В США поняли, что размахивать атомной дубинкой уже не комильфо — противнику есть чем на это ответить. Исправно выпускались новые образцы вооружений. Память о победе в мировой войне запечатлелась в грандиозных сталинских высотках.
Китай был красным, половина Европы тоже. В Азии к СССР с интересом присматривалась Индия. А в 1948–1955 годах на советское руководство вышли лидеры арабских стран. Москва действительно стала фактором международного масштаба. И даже ХХ съезд с его разоблачениями культа личности в 1956 году не смог остановить рост международного престижа и влияния СССР, хотя в итоге и стал предметом раскола международного социализма на просоветское и радикальное крыло под началом той же КНР вместе с ходжаистской Албанией.
Триумф СССР того времени формально базировался на решениях, которые принимались после войны, когда у руля страны стоял Иосиф Сталин. Казалось бы, продолжай делать так же — и можно будет покорить весь мир. Чуть-чуть оставалось до Земшарной Республики Советов... Но пока советская власть неуклонно диктовала свою непреклонную волю всему миру вживую, а не с помощью 3D-мультиков про дачи в Майами, проводя ядерные испытания в Казахстане и на архипелаге Новая Земля, в самом СССР творилось нечто непотребное.
Потребление мяса в СССР в 1950-х годах упало в три-четыре раза по сравнению с концом 1930-х годов. Столицы республик и Союза, а также отдельные категории граждан снабжались лучше остальных, что привело, например, к тому, что в Поволжье за чертой бедности жили более 60% населения. На Урале в 1950-х годах у 50% населения были проблемы с жильём — жить было негде. Стройтресты и управления систематически проваливали любые плановые задания. Даже в Москве строительство жилой площади в начале 1950-х годов в три раза отставало от плановых показателей.
Над разными частями страны, преимущественно в ее европейской части, постоянно висела угроза голода. Снабжение разруливалось буквально в ручном режиме. Что вело к быстрому выгоранию руководящих кадров. Уже в конце 1940-х годов, по докладам лечащих врачей, десятки министров и высших госслужащих, а также первых секретарей обкомов к своим 45–50 годам имели целый букет заболеваний сердечно-сосудистой системы. Всех их надо было отправлять на покой, пока они не умерли прямо на рабочем месте.
Такие темпы работы вместе с внешнеполитическим перекосом и проблемами внутри страны были свидетельствами крайне неудовлетворительной работы советской бюрократии, для контроля которой во времена Сталина была создана куча проверяющих органов. Эти структуры выявляли массу злоупотреблений.
Так, бывший нарком танковой промышленности Исаак Зальцман, человек выдающийся, во время войны он быстро организовал выпуск Т-34 на вверенных ему заводах, умудрялся воровать тоннами сметану из заводской столовой, тоннами же сливать солярку, закатывать пьяные оргии за счёт завода и постоянно драться с подчинёнными.
Ревизии Кировского завода в Челябинске в конце 1940-х годов обнаружили тотальное разворовывание фондов, включая зарплатный, непотизм и наплевательское отношение к рабочим. Сотни работников сверхсекретного завода жили в бараках без малейших удобств, пока их «красный директор» тырил еду из столовой. Кстати, зачем Зальцману было нужно столько сметаны, не смогло прояснить даже сталинское следствие.
Бюрократ просто воровал, потому что мог это делать. И он такой был не один. В конце 1940-х — начале 1950-х годов в СССР пройдут десятки процессов над бюрократами, партийцами и судьями. Большинство будет замешано во взятках и систематической коррупции. Их безнаказанность будет дополняться крайне малыми сроками. Обычных людей за такое ставили к стенке без разговоров. Но Зальцмана даже не посадят. Просто снимут с должности, и он умрёт своей смертью на пенсии в 1988 году.
Срочные реформы
Руководство СССР понимало, что надо бы что-то делать, потому что страна может надорваться. Поэтому ещё до ХХ съезда Никита Хрущёв начинает планировать экономические реформы. Цели были довольно простые: сократить число бюрократов и проверяющих органов, а также повернуть экономику лицом к советскому гражданину, потому что ядерный взрыв на Новой Земле — это хорошо, но на хлеб не намажешь.
Чтобы это осуществить, надо было передать возможность контроля экономики на места. Пусть партия и общественные организации прямо влияют на то, что производят заводы. Министерства, соответственно, надо ликвидировать. Количество плановых и проверяющих органов нужно сократить до одного Госплана СССР. А новые совнархозы должны были при этом устанавливать связи между собой и кооперироваться.
Советская экономика, таким образом, как бы начинала расти снизу, разгружалась от большого числа чиновников и оказывалась напрямую подчинена «широкой общественности».
Но это все были предложения января-марта 1957 года. К 7 мая того же года, когда было принято решение внедрять СНХ, ситуация сильно поменялась.
Хрущёв пытался одновременно усидеть на нескольких стульях.
Во-первых, за поддержку своего предложения со стороны первых секретарей обкомов и партаппарата в целом пришлось отказаться от крупных административных районов СНХ. Каждый первый секретарь считал, что он должен рулить промышленностью на вверенной ему территории. К предложению укрупнять СНХ вернутся через несколько лет, когда реформа уже будет провалена.
Во-вторых, хотя СНХ получали определенную независимость от парторганизаций и Госплана, пришлось сократить их функции. Теперь они заведовали только промышленностью, а в области строительства должны были все согласовывать с плановыми и партийными органами. В будущем это приведет к тому, что СНХ, партийцы и плановики будут драться за каждый килограмм кирпича и метр площади. Будут оспариваться любые задания на строительство. Согласование планов превратится в девять кругов бюрократического ада, когда в Москву на несколько месяцев будут командироваться тысячи региональных кадров. Там они будут согласовывать до копейки любые изменения.
Тем самым Госплан воспользуется своими оставшимися полномочиями и просто воссоздаст в своих недрах распущенные министерства и ведомства. Так что уже к началу 1960-х годов центральные органы выйдут победителями в аппаратной борьбе с регионами. Централизация и усиление ведомственного начала начнёт происходит естественным образом, при полном попустительстве руководства страны, что будет в целом объяснимо: региональные власти стали через СНХ управлять местной экономикой, не завися при этом от центра. Больше независимости — меньше внимания к окрикам из ЦК.
Наконец, последнее: не все министерства были ликвидированы. Сохранялись инфраструктурные — транспорт и энергетика, а также связанные с военно-промышленным блоком. Всего девять, но этого хватило, чтобы с каждым годом урезать возможности СНХ.
Энергетика и транспорт оперировали своими планами и по факту через пару лет уже вышли из-под контроля региональных властей. Всегда можно было сослаться на общесоюзную важность проекта дороги или разработки нефтяного месторождения в Тюменской области.
Ещё круче было с военными. Если энергетиков и транспорт ещё можно было хоть как-то контролировать по ценам и затратам, то тут всё было просто и чётко: вот вам, товарищи, план по выпуску танков, вот затраты, обеспечьте и заткнитесь. Всё. Военные работали по своим планам, в которые не давали никому вмешиваться. Любые предприятия СНХ, которые оказывались так или иначе вовлечены в производство оружейных компонентов, по факту попадали под плотную опеку военных. И это было удобно — трать что хочешь и сколько хочешь, плати любую зарплату. Военные обеспечат тебя всем, чего ты захочешь. Отчётность перед СНХ? Ха, перед товарищем генералом, а там — хоть трава не расти.
Такая «веселуха» с оборонным ведомством сложилась по ряду причин. Например, Хрущев был обязан военным приходом к власти. И именно при нём началось урезание ряда оборонных программ. Например, Никита Сергеич «порезал» флот и подозрительно тепло относился к ракетному вооружению в ущерб всему остальному. Требовалось подсластить пилюлю, тем более что советский ВПК в тот момент прямо или косвенно занимал до 15% экономики Союза.
Успешный застой хрущёвского планирования
С такими изъятиями, а также с учётом того, что аграрно-промышленный комплекс полностью выпадал из реформы СНХ, под последними оказалась не то треть, не то 40% экономики. Точных данных нет. Но хуже всего, что из-за неполного перехода на региональные рельсы экономика при Хрущёве одновременно оказалась и децентрализованной, и сверхцентрализованной. Ни к чему хорошему это в итоге не привело. Хотя поначалу результаты превзошли все ожидания.
Согласно отчёту Центрального статистического управления (ЦСУ) в 1957–1959 годах ежегодный рост промышленного производства составлял в среднем 12% (в предыдущие годы — 9–9,5%). Потрясающие результаты, сравнимые только с послевоенным восстановлением промышленности. И то, тогда имел место «эффект низкой базы»: производство росло с очень низких показателей.
Если до реформы 25% предприятий СССР проваливали план, то в 1959 году — менее 15%. При этом их число понижалось. В два раза, с 42% до 20%, снизилось число предприятий, не выполняющих план по производительности труда. В два-три раза снизились сверхнормативные траты, в 1959 году экономия на затратах достигала 25 млрд рублей, а сверхплановая прибыль — 9,8 млрд. При этом, по отчётам самих же плановых органов, невыполнение поставок сократилось в 1,8–3 раза, а их объёмы — аж в 5–14 раз. Но даже с такими достижениями, реформа неслась к своему завершению. Первые звоночки зазвучали уже в 1959 году.
Региональные совещания СНХ выдали «черную метку» Госплану. На бюрократизм центральных органов не жаловался уже только ленивый. Глава Кемеровского СНХ Задемидько сетовал на мелочную опеку и постоянные согласования со стороны центральных плановых органов. Из-за этого часто просто нельзя было наладить связи с соседними СНХ. Потому что либо очередной отдел Госплана что-то не согласовал, либо согласовал, но так, что продукция СНХ должна была пересылаться в одну из 19 воссозданных снабжающих организаций. Там было очередное веселье бюрократических согласований, после чего продукция уезжала, допустим, не на Алтай или в Красноярск, а в Прибалтику или на Украину.
Имелись у Госплана и более мощные инструменты. Например, внезапное увеличение планов. Татарский СНХ жаловался в 1959 году, что ему выдали на будущий год 4,3 тысячи тонн электростали, на что не было мощностей, а к этому — добычу 20 тысяч тонн торфа. А он в республике к тому моменту вообще не добывался. Но кого это в центре волновало? Срываешь план партии и правительства?! Ах ты негодяй! Есть только одна возможность — десантироваться в Москву и нудно перетрясать план. Чтобы добыча этого злосчастного торфа досталась кому-нибудь другому.
Центр видел грызню между регионами и Госпланом, между регионами и снабжающими организациями, между регионами и оставшимися министерствами. И каждый раз, шаг за шагом он становился на сторону централизации. Так что руководство ЦК партии и бюрократия сами же подорвали этот экономический эксперимент.
И хотя он был доволен успешен, а проблемы, скорее, получались из-за слабого развития снабжения и организации транспорта, СНХ почти полностью свернули незадолго до снятия Хрущева со всех постов в 1964 году. Впрочем, к тому моменту от них уже мало что осталось. Провал реформы, к которому привёл сам же Хрущев, закономерно привел к его снятию. Но на этом реформирование экономики Союза не закончилось. В 1965 году стартовала так называемая косыгинская реформа, которую тоже прикроет сам центр, чтобы в 1985 году решиться на горбачёвскую перестройку, закончившуюся распадом СССР.