Альбертику 5 лет исполнилось.
Понятное дело, Альберт – это сын Кочкин. Имя, вроде как, для деревенского мальчишки и необычное, но в деревне их много имён красивых да звучных водилось: Валентин вон стадо по лугам заливным прогуливал, две Ларисы с подойниками то стадо встречали. Бабка Евгения ещё жива, гляди вон, старые кости на завалинке греет. И всю жизнь, с измальства Евгенией прозывалась. И Альберт был, Любкин сродственник, какой-то. Как такие имена в дальнюю русскую деревню занесло, даже старожилки местные не расскажут.
Когда мальчишка Кочкин народился, Любка сказала мужу:
-Альбертом хочу назвать. Кочке что, ладно, Албертом пусть будет, сам доволен был, что головка младенческая рыжим солнышком отливала – мой!
По дому малец Алькой бегал. Головёнкой солнечной всякую комнатку освещал, где был-жил в момент данный. Любили его все: и дед с бабкой, и мамка. Вторые, с Любкиной стороны, деды всё гостинцы приносили да в рыжую макушку целовали:
- Аличка! Солнышко наше!
Кочка… Кочка сына любил, любил простой деревенской мужской любовью – ведь сына любить ПОЛОЖЕНО! По этому самому ПОЛОЖЕНО Кочка и жил, жизни другой и не знал, и знать не хотел.
Родителей уважать положено? – Положено!
Жену, детей любить положено? Положено!
На работу в 6 утра выходить, копейку каждую в дом – положено?Положено!
Однако…. По этому самому положению Любка не совсем довольна была. Муж, Кочка, по меркам местным. ДЕРЕВЕНСКИМ, самым классным и слыл. И был. Поди-ка ещё такую кочку в деревне отыщи, да об неё и споткнись. Любка и отыскала, и споткнулась…. Да, что споткнулась….Сама вроде свою жизнь устраивала. Устраивала…. Устроила вот… В тот первый раз Альбертик сразу и образовался.
Потом…. В постели супружеской зябко не было никогда, но…и радуга не сверкала. Про радугу Любка в каком-то журнале на почте невостребованном прочитала. Запомнила. Радуги ждала. Природная и та редко в солнечном луче после ливня рождалась да ненадолго над соседским домом повисала.
Любке хотелось… Хоть раз… Хоть раз, чтобы радуга…. Повисла…. Зависла…. Над их кроватью… С мужем поговорить стыдилась, да тот бы и не понял
-Кака-така радуга?!
Да, теплоту к Любке питал, жена ведь, Альку родила. Может, ещё родить хочет, да чего-то пока не родит. Чему фельдшерица научила, Любка мужу не сказывала, отмахивалась:
-Не время пока, тесновато в дому всем. Куда младенца ещё...
Эти пять лет жили в родительском доме. Кочкином, конечно. В чужой дом кочку не сдвинуть. Пожили, хватит! Решил Кочка к дому пристрой делать. Новый дом на участке городить не к чему - один он у отца с матерью, но и Любке с Альбертиком отдельный вход устроить хочется. Строиться Кочка начал.
Да, начал. Сначала, как положено, с отцом за стол сели разговоры говорить. Оба-то не больно сильны в жанре разговорном, что такой существует и слыхом не слыхивали. Говори- не говори, а коль строиться решили, то строиться и надо, а не разговоры говорить.
Не долго и не больно спорили: оба ещё до разговору уверены были, что прирубать надо. Уверить каждого нужды не было.
Лесу Кочке с пребольшим удовольствием в правлении и выписали, до дому доставили. Они с отцом стволы тяжеленные, живые ещё, на зады перетаскали , вздохнуть им недельку оставили, да принялись трёхстенный пристрой рубить. Срубили. На год отдыхать бросили.
Брёвна сосновые поначалу смолой плакали, потом ею же трещинки какие и замазывали, зимой скрипели да крепчали под морозами, а первым солнечным мартовским лучам жёлтым боком подмигивали.
В какое свободное воскресное утро Кочка с Любкой пробирались к пристройку своему, радовались просто наличию его. Радовались оба, Любка радостью своей желала поделиться с мужем, просто ткнуться холодным носом в тёплую щеку его:
- Ты чего?- Кочка недоумевал. Положено ведь мужу пусть не дом- пристрой жене да детям пристроить, вот я и пристраиваю. Сказать, что Любка была рада пристрою, это ничего не сказать. Хоть свекровь и досталась ей замечательная, да самой охота хозяйкой быть, любовь и ласку за занавесками не прятать.
Естественно, сруб-пристрой на зиму под зимние холода и оставили, холодом этим самым последнюю смоляную слезу из дерева выжать, под мартовским холодным солнышком высохнуть, да в мае ослепить хозяев солнечной желтизной. Всё так и было в Кочкиной жизни!
Привезли. Прирубили почти- что уж…Но ведь Кочка – он и есть Кочка! Друзей-товарищей на постройку позвать не то, чтобы не хотел, попросту не сумел - их попросту и не было. Отец, Афанасий, совсем не старый ещё мужик, помогал здорово. Даже Альбертик какой раз гвоздик подавал. А так… Любка всё время рядом.
Странность у Кочки была, что там странность – особенность такая : работать любил не молотком, а топориком малым – обушком и гвоздик какой прибьёшь Острым клинышком – и стружечку снимёшь.
Вот в этот самый раз… Чего-то он, Кочка, там, внизу велел Любке держать , а сам полез наверх прибить чего-то. Любимый топорик отполированной за время рукоятью, ласкал ладонь. Гвоздок на место стал. Кочке только и оставалось, что отправить его в дерево навсегда! Вдруг топорик полетел вниз, вниз… В Любкину голову…
Боли уж больно страшной и не было, бабахнуло что-то по башке – башку на самородному наитию прикрыла и повалилась: - А-а-а-а! – Как Кочка слетел с верхатуры, никто не знает, как кинулся…Любка пальцами прижимала темячко, выл Альбертик, он всё сувап гвоздик, Мать обед варила – сейчас молодые закончат, вкусненько их накормлю!
Слава тебе, Господи, топорик тот обухом только по Любкиной головке и скользнул. Кожицу нежную разорвал, крови распустил… Врачей скорых вызывать не стали, приехали бы,конечно. А так, чего? Кочка Любку убивать не хотел, Кочка Любку…. Любил… Сомнений никаких и ни у кого : молодые люди строили свой дом и произошло такое недоразумение. Чего там недоразумение? Событие целое! Любке на стройку – больше ни ногой! Пристрой пристроили. Прихожка, сени – как Любка просила, под всякие там прибранные ко времени вещи. Кухня… И комната… Их комната, со шкафом, Кроватью и тумбочкой!!! Их!!! Комната!
Альбертик остаётся спать с дедом, это, как бы и не обсуждалось.
Продолжение следует...
Надежда.