Гуебос тяжело посмотрел на глуповатого певуна и сплюнул голубой слизью на пол таверны, весьма похожий на влажную землю и кочки. Плевок вместо неподвижного лежания, как и полагается плевкам, вытянулся и стал похож на крохотную тонкую змейку из жидкого стекла. И змейка эта устремилась к башмаку Глазутого и влилась в него без остатка. Или в ногу. У призраков, похоже, всё едино. Наверное, если бы Глазутому вздумалось снять с себя башмак, он снял бы его вместе со стопой.
– Певун, ты или дурень редкостный или дурень нередкостный. Кластер, кажется, яснее ясного сказал, что стихами могут выражаться только он, его жена и сын. Ты Кластер?
– Нет. Гуебос, что ты такое говоришь? – растерялся Кикосец и быстро заморгал.
– А может ты блюдин? – допытывался Глазутый.
– Да нет конечно! – воскликнул бард и решил непринуждённо рассмеяться, но рассмеялся нервно. Очень нервно.
– Или ты его жена?
Чичас гоготнул и в знак одобрения стукнул пивной кружкой по стволу. Остальные предпочли не реагировать. Что-то настойчиво советовало заткнуться в тряпочку, как можно меньше двигаться и перестать дышать. А ещё лучше убраться подобру-поздорову. Такое желание возникло у Хейзозера. И не у него одного. Большеголовый лохмач сильно пугал и этим страхом словно гипнотизировал. Что-то зловещее, нагнетающее таилось в его облике, манере говорить, двигаться. От него едва ли не разило опасностью, как, бывает, разит духами от женщины, уверенной, что у всех вокруг без исключения хронический насморк или запущенный гайморит, но ничего, она уж позаботится о том, чтобы все без исключения оценили запах её новых духов. Ради этого она готова вылить их на себя чуть ли не целое ведро, так что у оказавшихся поблизости котов и собак слезятся глаза, у быков и коней самопроизвольно морщатся и уходят вбок морды, а птицы сходят с ума и зарываются головой в землю. Хейзозер будто прирос и не сводил с Гуебоса глаз, как кролик не сводит глаз с медленно раскрывающейся пасти удава.
– Шёл бы ты к демонам, Гуебос, – обиделся Ветрокрылый.
А то и Ветроголовый, так сказать, с батоном в башке. Всё, к чему стремился легкомысленный Кикосец и о чём задумывался, так это как бы побыстрее прославиться. Такие житейские нюансы, как социальная ориентация и другие люди, волновали его не особо. До любого здравомыслящего призрака давно бы допёрло, что перед ним некто очень и очень грозный, с которым не то чтобы шутки шутить возбранялось, а неосторожно оброненное слово так и норовило обернуться быстрой и лёгкой или медленной и тяжкой гибелью. Да, все участники и свидетели описываемой сцены уже успели окочуриться, но страх штука живучая.
– Лучше-ка ты, певун, шуруй от нашей честной компании подальше. А то лихо на нас набренькаешь и настонешь. Могу помочь.
Глазутый, не сводя с барда пристально-недоброго взгляда исподлобья, поднялся с кочки и шагнул по направлению к нему. До всбледнувшего певца наконец-то дошло, что пора бы и свалить. И впредь не возвращаться. Рот Гуебоса слегка исказила улыбка, обещавшая барду сплошные неприятности, а из его кулака непринуждённо выглядывало лезвие кинжала, вдруг оказавшегося в руке. Большим пальцем Гуебос с мягким напором проводил по ножевищу, будто кошку гладил.
– Ну чего, чего ты, Глазутый? Я… я и сам хотел уходить, – проблеял Кикосец и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, второпях покинул заведение.
Гуебос вернулся на кочку и со скучающим видом уселся.
– А ведь ты прав, Глазутый! – восхитился некто малыш Тиньку-Виньку, молодой воришка, один из тех, кто проникся бандитской харизмой Гуебоса и попал под его влияние. – Ну ты и башка! Я б в жизнь не догадался!
– Да и после не поумнел, – это, конечно, брякнул Ерёма, который тоже не всегда соображал, как общаться с малознакомыми людьми, в данном случае, призраками. Но Тиньку, благоговеющий перед Глазутым, пропустил слова мимо ушей.
– А ты, Тиньку, языком поменьше чеши, когда сам кородент перед нами речь держит. Кучер этот Осим… Кто знает Осима? Я вот впервые его видел.
Признаться, Глазутый любого радружца знал пару дней, да и то уже в после мёртвом виде (узнать кого-то в живом у Гуебоса не было времени), но вёл себя так, будто был здесь главным. Конечно, это не могло нравится трактирщику Чичасу. Но тот пока молчал.
– Хрен его знает.
– Да заезжий с какой-нибудь деревни. Сразу видать, баклан.
– Не скажи, не скажи. Деревенские обычно не такие смелые...
Дальше Глазутый участия в разговоре не принимал, задумавшись о том, как бы извлечь из сложившейся ситуации наибольшую для себя выгоду.
Без рулевого бригантина разговора отправилась в свободное плавание на волю мысленных бризов и фривольных течений. Прозвучало, например, такое соображение: “Слово “кладбище” от слова “клад””. Чему последовало соображение ответное: “А сокровища в нём гниль да кости.”. Стоило отметить и такую фразу: “А я думал, у меня обязательно рано или поздно будет домик на кладбище”. Ну и несколько отрывков, выловленных из неспокойного моря общего гвалта:
– Таверна на кладбище - это как-то стремновато.
– А чего стрематься? Богов? Где боги, а где мы? Драконов-то нема.
– Слушай, Тиньку-Виньку заживо сожгли, а вас как убили?
– Да никакус, ёпть, сами убились. Мы с Ценсолом же, ёптов угльще добывали. И хозяин шахты, ёпть, зарплатишку усёк. Безпричинно, ёпть. Говорит, будат заказы, будат, ёпть, и зарплата высокая, а сейчас, говорит, подтягивайте, ёпть, штанишки, затягивайте ремни потуже, а зубы, ёпть, бросайте на полку. И я вместе с вами подтяну, затяну и положу. Ну, значит, это самое, месяц терпим, ёпть, на вине экономим, второй месяц терпим, уже, стало быть, ёпть, на пиве экономим. Третий месяц вообще лютый вышел. Про пиво с вином забыли, уже на браге и табаке экономим, ёпть! Тут у нас нестерпение лопнуло. Хозяин, ёпть, это самое, всё талдычит, ещё немного, ещё немного, корабли, ёпть, на подходе. Его же от жадности колотит, как курву. И морда, ёпть, противная. Сколько такое издевательство терпеть можно? Ну, решили мы с Ценсолом шахту подорвать, ёпть. Никому ничего не стали говорить. Всё за всех решили. Ну, ёпть! Для всех же хотели как лучше. Мол, хозяин увидит, что работяг-то простых до крайности, ёпть, довёл, что они аж шахту, ёпть, подорвали, сжалится и зарплату повысит.
– И чего, повысил?
– Нам-то, ёпть, откуда познать? Мы шахту вместе с собой подорвали. Вишь как, не рассчитали малёх, ёпть. Уж не знаю, может, другим и подкинул, ёпть, денюжку, если их вместе с ним магцари не пережгли. А то обидно, зарплату повысили, а ты, ёпть, мёртвый.
Ссылка на книгу: https://author.today/work/168329
Ссылка на предыдущую проду: Сага о призраках - 18