Казалось, "лет 100" лицо Эдуарда Хиля не сходило с экранов телевизоров, а его бархатный баритон звучал из каждой форточки. Его популярность была фантастической. Но мало кто знает, что «король советской эстрады», «мистер Трололо», как его называли последние годы, в юности петь не любил, а эстраду «на дух не переносил». Сначала мечтал стать художником, потом – оперным певцом. А затем…
Впрочем, о том какую роль в этом сыграла Клавдия Шульженко, как стал знаменитым, пережил отлучение от эфира и парижскую «эмиграцию» и о многом другом Эдуард Хиль откровенно рассказал автору этих строк в 2011 году – за год до своей смерти.
Предлагаю самые яркие фрагменты его интервью, а заодно вспомнить кумира советских времен, покинувшего этот мир 10 лет назад.
«ХИЛЬ - МОЛОДОЙ, ВЫСОКИЙ И КРАСИВЫЙ»
- Эдуард Анатольевич, вы наверняка слышали такую шутку: «Ринго – стар. Дитер – болен. Эдуард – хил…» Надеюсь, последнее - неправда?
- (Смеется.) Не дождетесь! Знаете, с подачи Эдиты Пьехи последние годы «Эдуард Хиль – хиляет». Однажды мы встретились с ней в каком-то дворце культуры за кулисами. Спрашиваю (в шутку, конечно): «Все Пьехаешь, Эдита Станиславовна?» А она мне: «А ты я вижу, Эдик, еще хиляешь!» На нашем консерваторском наречии «хилять» - это значит «ходить». Так что Эдуард не только не «хил», но и «хиляет».
- Недавно артист Святослав Ещенко рассказал забавный случай. Перед концертом вы с ним стояли за сценой и одна пожилая дама, из числа организаторов, подлетела к вам с криками: «А вы кто такой? У нас тут посторонним нельзя!» «Я – Эдуард Хиль». «Врете! Хиль – молодой, высокий и красивый!» Байка?
- Была такая история. Когда она услышала меня на сцене, узнала голос, потом очень переживала, извинялась… А вот раньше распрекрасное было время, когда все было наоборот – меня постоянно путали. Бывало, летим в самолете, мне чуть ли не каждый второй говорит: «Вы так похожи на певца Хиля, ну как две капли воды!» Я смеюсь: «К сожалению, только похож!» А когда в итоге признавался, что я это я, - не верили. Ха-ха-ха! Приходилось петь…
В детстве
НА ЭСТРАДУ ПРИВЕЛО ПЛАТЬЕ КЛАВДИИ ШУЛЬЖЕНКО
- Должен признаться, что певцом я стал совершенно случайно. В школе я неплохо рисовал, поэтому собирался поступать в Мухинское училище. Но учиться там нужно было целых семь лет. И я сдал экзамены в Ленинградский полиграфический техникум, а параллельно, в свободное время, ходил в музыкальную школу при Дворце культуры, где у меня вдруг прорезался голос. Затем я поступил на подготовительное отделение в консерваторию, поскольку захотел стать оперным и камерным исполнителем. Через некоторое время я уже пел Фигаро в операх Россини и Моцарта. И тут…
- Его Величество Случай?
- Он самый. Самое удивительное, что я в то время эстраду на дух не переносил. И может, не было бы эстрадного певца Эдуарда Хиля, если бы я случайно не попал на концерт Клавдии Ивановны Шульженко. Я смотрел на нее из суфлерской будки (помог один из приятелей), даже несколько раз дотронулся до ее платья. Но главное, я был просто ошарашен тем, как не очень молодая женщина с не очень сильным голосом заворожила весь зал. Тысячи людей сидят, и их сердца бьются в унисон. Я подумал: вот это не иначе как от Господа дано ей.
И я поехал в Москву. Андрей Петров, писавший тогда музыку для кинофильма «Путь к причалу», дал мне ставшую потом знаменитой песню «О друге». Я записал, наверное, больше 40 вариантов, а Петрову все не нравилось. Он говорил: «Эту песню надо почти сипеть, почти хрипеть. Представь, что у тебя вообще нет голоса…» Наконец, когда уже действительно ничего от голоса не осталось, и я прохрипел: «Если радость на всех одна…», он остался доволен: «Вот-вот, так и надо». С этой песней я стал лауреатом конкурса артистов эстрады 1962 года. А когда вернулся в Ленинград, мне сказали: «Ну какие теперь романсы, какая классика? Только эстрада!»
В юности
ПОТЕРЯЛ НОГУ В АВАРИИ С НИКУЛИНЫМ
- Можете назвать точную дату, когда "проснулись знаменитым"?
- Пожалуй, после международного фестиваля в польском Сопоте, где я получил звание лауреата. Меня стали приглашать в «Голубые Огоньки», в большие концерты, на «Песни года» и так далее. Стал часто ездить заграницу. Мне было тогда уже 32 года.
- Поклонницы одолевали?
- А как же! Очень нервировали меня бесцеремонные девушки, которые врывались в гримерку, когда я переодевался. Я просил, чтоб не входили, мол, переодеваюсь, на что мне отвечали, что они не стеснительные и очень хотят на меня посмотреть? Они не стеснительные, но я-то без штанов!
Мне очень понравилось, как из подобных ситуаций всегда выходил сухим Юрий Владимирович Никулин. Мы с ним выступали в Ялте в одном концерте, а потом пошли в ресторан. Сели в уголке, чтоб нас особо не замечали, заказали отменные блюда, разговорились за жизнь - хорошо сидели, вдруг к нему одна дама подскочила с просьбой потанцевать. Он отказался, она – опять... Тогда Никулин сказал: «Понимаете, я не могу танцевать. У меня… ноги нет!» Он постучал по ноге и незаметно губами изобразил стук о дерево. Девушка поверила и переключила свое внимание на меня. Пришлось сказать, что тоже потерял ногу в одной аварии с Никулиным, и проделал тот же трюк со звукоподражанием. Только тогда она унялась, а мы еще долго хохотали.
- Юрий Федорович Маликов рассказывал, что после первой же загранпоездки чуть не развелся с женой. Она думала, что он ей золото-бриллианты привезет из Японии, а он на все деньги купил гитары для будущего ВИА «Самоцветы»…
- Я за границей ничего себе не покупал, все привозил жене: кофточки, ботинки, плащи. Ни разу в размере не ошибся. Ох, какие юморные случаи бывали! В Канаде выступал с хором Пятницкого, а жена попросила привезти из Торонто босоножки. Ребята из хора сказали, что есть один магазинчик нашего эмигранта, в котором все за гроши. Пошли туда, все стали закупать в неимоверных количествах рубашки, костюмы, кофты. Я взял босоножки и стал их рассматривать. Они стоили 50 центов - даже советским артистам это было по карману. Потом попробовал кожу на зуб и понял - это бумага, окрашенная под кожу. Закричал ребятам, что это - одежда для умерших. Хозяин магазина, старый еврей, чуть не разорвал меня, когда все артисты пулей помчались из его лавки.
«НАЧНЕМ ГОД БЕЗ ВЕДИЩЕВОЙ, ХИЛЯ И МУЛЕРМАНА»
- В вашем репертуаре были песни, которые запрещали, вырезали из эфиров?
- А как же! После того как я спел песню «Бери шинель, пошли домой» на стихи Булата Окуджавы, ее посчитали «призывом популярного певца ко всем военнослужащим повально уходить из армии». Я говорил: «Это же песня из кинофильма». «Неважно. Вам ее петь нельзя».
- Наверное, эта фраза принадлежала печально знаменитому Председателю комитета по телевидению и радиовещанию Сергею Лапину?
- Ему самому. Как только Лапина поставили на это место, он вдруг решил, что он если не господь Бог, то как минимум его наместник. Первым делом объявил: «Ну что, надеюсь, мы этот год начнем без Ведищевой, Хиля и Мулермана». И начал… Поэтому и придирались ко всему подряд.
Расскажу вам другой случай. Как-то на концерте в Звездном городке Юрий Гагарин попросил меня спеть песню «Как хорошо быть генералом». Я начал петь и вдруг все генералы, как по команде, поднялись и вышли из зала. Потом меня вызвали в Политуправление армии и сказали: «Никому не позволено обижать советских генералов, даже Хилю! Все, годик отдыхаешь и от гастролей, и от телевидения». И действительно я целый год не «звучал» даже по радио. Спустя какое-то время на каком-то банкете я вновь встречаюсь с Юрой, он пожимает мне руку и просит спеть новую песню Пахмутовой «О летчиках». Я ему все начистоту и выложил... Юра тут же пошел к министру обороны и объяснил, что «та песня» не о наших генералах, а об итальянских капралах. «За что Хиля наказали? Он же издевается над генералами из НАТО». «Ах, так он о натовцах пел? – обрадовался министр. - Ну, тогда петь можно». Гагарин добавил: «Так за это его надо наградить!» (Хохочет.)
«КОГДА УЗНАЛ, ЧТО ШАЛЯПИН ПЕЛ НА ОБЕДАХ, СТАЛО ЛЕГЧЕ»
- Куда вы пропали в «годы перестройки»?
- В конце 1980-х наступило безденежье. Это были черные дни: рухнул «Ленконцерт». Я стал колесить по провинции. Обманывали нас: дашь 30 концертов, заплатят за два. Наконец, стало вообще нечем кормить семью. И я отправился на заработки в Париж!
- Ого!
- Пел в русском кабаре «Распутин». Туда любили приходить богатые американцы, арабы, французы, «новые русские», заглядывали наши артисты, поэты. Хозяйкой кабаре была мадам Мартини Елена Афанасьевна. Мартини - она по мужу, а сама родом из Белостока. Атмосфера была аристократическая - я застал дворян еще из первого поколения нашей эмиграции. Помню, однажды пришла Мирей Матье – попросила меня спеть «Подмосковные вечера».
- Они понимали, кто для них поет?
- Все относились очень благожелательно. Когда мадам Мартини кое-что узнала обо мне от своих друзей Юрия Любимова и Евгения Евтушенко, была смущена. "Что ж это вы не предупредили, что так популярны в России?" И предложила другой гонорар. Но я уже уезжал из Парижа. Навсегда.
- Может, был смысл остаться?
- Я ездил не затем, чтобы остаться, а затем, чтобы выжить, семью прокормить. Хотя, конечно, было очень трудно. Те деньги, которые я получал, работая в кабаре - это, знаете... не те деньги. Ты каждый день должен как бы включать в голове компьютер: «Так... полкило картошки, хлеб, фрукты и рыба...» И все! Позволить себе мясо было невозможно. Только на Пасху и Рождество мог чуть-чуть больше подзаработать, потому что богатые люди приглашали к себе домой.
- Было и такое?
- Когда я впервые с этим столкнулся, стало не по себе. Но мне сказали: «Да ты что! Шаляпин в Париже пел прямо на обеде. И деньги за это получал...» Мне стало как-то легче. На Западе так принято. Тех, кто не берет деньги, считают недоумками.
ПЕЛ В САМОЛЕТЕ И ТАНКЕ
- Самое необычное место вашего концерта?
- На сталепрокатном заводе в Липецке запускали новый прокатный стан. Прямо на территории завода, под открытым небом сделали специальный помост, и там был мой сольный концерт. Потом мне сказали, что собралось много тысяч человек. Люди вокруг сидели на кранах, все деревья вокруг облепили… Больше всего меня потрясло как все эти люди на улице пели вместе со мной «Вода, вода… Кругом вода…» Было невероятно приятно.
Один раз в танке пел. В середине семидесятых на гастролях в Сыктывкаре местный генерал показывал мне танки нового поколения. Так я один из них проверил на акустику – забрался внутрь и спел. Ощущения – скажу я вам – необыкновенные. (Хохочет.) Не зря же говорят: «Глухо как в танке».
Еще был случай. Мы с Василием Павловичем Соловьевым-Седым и Андреем Петровым летели в Рио-де-Жанейро из Парижа. Компания Эйр Франс, потрясающий самолет. Сидим, тихонечко потягиваем виски. А у Василия Палыча "заказы" были такие: сто пятьдесят виски и бутылочку пива. И почти сразу на глазах у французской стюардессы выпивал. Она удивленно спрашивает: «А кто это?» Я говорю: «Вы этого человека прекрасно знаете». «Нет, - говорит,- я его не знаю». «Спорим на сто франков, что сейчас я запою его песню, а вы сразу же ее подхватите?» «Спорим!» Я запел «Не слышны в саду даже шо-ро-хи. Все здесь замерло до ут-ра…» После этого летчики пригласили нас с Соловьевым-Седым в кабину пилотов, поставили самолет на автопилот, и мы все вместе (я вам клянусь – все так и было!) над океаном, подлетая к Рио, выпили по граммульке виски и распевали «Подмосковные вечера».
ПОКЛОННИЦА ВЫСТРЕЛИЛА В ЖЕНУ
- Вы прожили в любви и согласии со своей супругой Зоей Александровной ровно полвека. Как вам это удалось?
- Объяснение одно - Любовь.
- Познакомились романтично?
- В консерватории. Я пел в «Евгении Онегине» партию Зарецкого, а Зоя, начинающая балерина, танцевала. Позже мы вместе оказались на гастролях. Там я всех разыгрывал, вообще был хулиганистым. Однажды на пляже я увидел, как она сидела на камушке, обхватив колени и подставив лицо солнцу. Смотрелась просто прелестно! Я не удержался, подкрался сзади и крепко поцеловал ее. Зоя ужасно возмутилась: «Вы что! Как вы смеете?!» Спустя два месяца мы поженились… Венчались мы в церкви под Ленинградом в обстановке строжайшей тайны. Расписались мы потом, а через месяц устроили скромную свадьбу. Денег надо было подкопить на застолье. Кстати, брачного ложа у нас не было. Через месяц после свадьбы купили широкий матрац, я его сам на ножки поставил - получилась неплохая супружеская кровать.
И когда я уже стал ездить с концертами, супруга пожертвовала собой – ушла со сцены, стала моим режиссером, конферансье, и стала помогать мне во всем. Научила меня двигаться (все-таки бывшая танцовщица), чтобы я не просто стоял на сцене столбом. То есть она и дома и в поездке со мной всегда была и как жена, и как любовница, и как боевая подруга. Все это уникально ужилось в одном человеке – в моей жене. И вот уже 50 лет!
- Как реагировали поклонницы на женитьбу кумира?
- Поскольку жена всегда была рядом, ни в каких историях с поклонницами я замешан не был. А вот ей нелегко приходилось… Что вытворяли иные женщины, вспомнить страшно! Сажусь в машину, едем. Вдруг спрашиваю: "Стоп! А где Зоя?" А она стоит на дороге! Оказывается, мои поклонницы вытолкнули ее и сами забрались в машину!
Вот такие сумасшедшие были. Представляете, одна даже выстрелила в мою жену с крыши дома напротив, каким-то чудом Зоя уцелела. Другая дама попыталась облить ее кислотой, когда жена выходила из подъезда. Я был вынужден нанять ей двух охранников. Тогда это было неслыханной роскошью, но жизнь жены дороже!
«КАКИЕ ПРИКОЛЬНЫЕ ПЕСНИ»
- Интересно, кто сегодня ваши поклонники?
- Невероятно, но факт: от 25 лет и старше. Я иногда даже в ночных клубах пою, на дискотеках, куда приходят молодые. И мне приятно от них слышать: «Ой, какие прикольные песни! Под них танцевали наши мамы и бабушки». А например, недавно я был на корпоративной вечеринке, где моя почитательница - мама одного очень известного санкт-петербуржского скрипача - отмечала свое 102-летие. Весь вечер она пела вместе со мной, а в конце мы с ней даже потанцевали.
- Как думаете, если бы вам сегодня было двадцать, смогли бы завоевать сердца поклонников 21 века?
- Почему нет?! Сейчас гораздо проще стать популярным. Нынешние не представляют как трудно было тогда попасть на телевидение, записать пластинку. Сейчас можно одну песню спеть, вот как Билан, и стать популярным на весь мир. А раньше такое было невозможно.