— Опять у вас паленой шерстью пахнет!
— Так это Гиря. С тех пор как кастрировали, повадился спать на плите. Мерзнет, что ли. Просто беда. Стоит конфорку зажечь — он тут как тут, гнездится поближе к огоньку.
— За что ж такую красоту права на наследство и личную жизнь лишили?
— А вот послушай…
Родился Гирька неизвестно где и, скорее всего, изначально был домашним, но к моменту нашего знакомства ошивался во дворе — попрошайничал, шуровал в помойке и был тощ и блохаст.
Приютила его одна Художница. Ох и колоритная была особа…
На хлеб Художница зарабатывала тем, что делала нестандартные скоросшиватели, а в свободное время лепила довольно занятные жанровые сценки из жизни проституток, нищих и алкоголиков, и раскрашивала необожженную глину гуашью да покрывала мебельным лаком. На нашу керамическую мастерскую набрела случайно — решила узнать-таки технологию и напроситься в печку.
Возраста Художница была неопределенного, ибо еще лет в тридцать (по ее словам) сделала первую подтяжку лица. По пергаментной прозрачности кожи в это поверить было легко, а вот по манере одеваться — никак нельзя. Мне всегда казалось, что пластическая хирургия по карману лишь дамочкам состоятельным. Художница же, в ее бессменной джинсовой мини-юбке по пипку, хлопчатобумажных колготках с вытянутыми коленками, я такие в начальной школе носила, и войлочных ботах «прощай молодость», да мужской рубашке в сине-белую клеточку, смахивала разве что на подпольную миллионершу.
Создавалось впечатление, что Художница решила никогда не взрослеть, а косметическими операциями просто запутала следы относительно возраста.
Детей у нее не было, мужа тоже, и все повадки старо-девические, а разговорились как-то раз о личной жизни бабоньки, так она молчала, молчала, а потом и ляпни:
— А я не люблю целоваться — вечно волосы промеж зубов застревают!
Мы, родившие не по одному ребенку, пережившие не один брак, долго потом гадали — откуда ж там у нее волосы-то берутся?
— Да Бог с ней, с Художницей-то. Про баб я и сама все знаю. Ты мне лучше про кота расскажи.
— Это лирическое отступление было. Так вот, вышеупомянутый котишка отирался тогда при нашей мастерской, и мы все его подкармливали, но домой взять никому в голову не приходило. Лично у меня в то время уже проживал один бывший беспризорник — Рыжик. Сколько лет прошло, а до сих пор стоит в глазах картина: осень, дача, трехлетний Юрик посреди садовой дорожки, изо всех сил старающийся удержать здоровенного рыжего кота, висящего вниз головой: «Мам, я котика нашел!»
Находка оказалась на редкость ценной — есть среди кошек доктора, которых кашей не корми, а дай помассировать то, что болит.
А в Гирьке, тогда он был еще безымянным, никто ничего неординарного не разглядел. Никто, кроме Художницы.
По всем повадкам была она дамочка с претензиями и фантазиями. И в уличном блохастом бандите разглядела-таки алмаз чистой воды (сказать по правде, не без основания, ибо при ближайшем рассмотрении кот оказался синеглазым сиамцем) и решила, что теперь бизнес на Гире делать будет.
Отмыла Художница кота в шампунях, дала гордое имя Гирей (а на домашних хлебах бывший бродяжка вскоре действительно стал похож на хана), справила ему настоящий паспорт и родословную (ну, в наше время и людьми дворянские титулы покупаются, что уж говорить о кошках) и записала на участие в международной выставке.
В назначенный день и час навела она Гирею красоту, посадила его в сумку-перевозку и отправилась штурмовать кошачий Олимп… на метро.
Долго ли, коротко ли ехали, но добрались-таки. Оставалось лишь одолеть подземный переход. Да, на беду, в переходе том сидел пьяненький мужичок с гармонью. Грянул он «Мурку» во всю мощь легких, инструмента и состояния души. Гирей, и так едва живой от страха (ну, не привык он еще к вояжам в сумках), и обоссался. Куда ж такого на выставку-то нести.
Развернула Художница лыжи к дому, не солоно хлебавши.
— И это все?
— Нет, она не сразу сдалась. Была еще попытка... Распечатала Художница объявления о том, что элитный сиамский кот желает познакомиться с не менее элитной кошкой — для серьезных отношений и продления рода.
И кошечка нашлась, и свадьбу сыграли. Только закончилось все плачевно — не разродилась она, пришлось кесарево сечение делать.
На том Гирькина карьера и закончилась. Повадки у него, несмотря на паспорт и презентабельную внешность, остались уличными и самыми бандитскими, а по весне он так Художнице квартиру отделал, что никакая хлорка не брала. Рассердилась она на кота и отвезла к ветеринару. И лишил он Гирьку самого ценного…
— А почему ты его Гирькой-то зовешь и как он у тебя оказался?
— А оказался очень просто — принесла Художница его назад в мастерскую да вместе с сумкой у дверей и оставила. Ни здравствуй тебе, ни до свидания. К тому-то времени мы уж ей без надобности были — она к живописцам переметнулась. И взяла я Гирьку себе, а Рыжик переехал к маме моей — домашним доктором на полный пансион.
Почему Гирька? — Ты думаешь, что это производное от Гирея? Вовсе нет. Просто он по ночам на грудь мне ложится поверх одеяла, не натянуть, ни поправить. Ну, натуральная гиря!
А вчера знаешь, что отмочил?
Посоветовали мне попить спирулину — говорят, что хлорофилл в зимний период ну просто до зарезу нашему иммунитету.
Купила я эту самую спирулину и, решив, что завтра прямо с утра и начну курс лечения, положила коробочку с витамином в прикроватную тумбочку.
Утром вынула эту самую коробочку, извлекла пилюлю и уж глотать собралась, да воды-то не налила заранее в стакан. Пришлось идти на кухню, а пилюльку не захватила. Возвращаюсь за ней в спальню — на тумбочке пусто. Да, думаю, видно, совсем плохая я стала — только хотела, да не вынула ту пилюлечку-то. От огорчения выпиваю воду, извлекаю еще одну витаминку, кладу ее на тумбочку и иду на кухню — за новой порцией воды.
Возвращаюсь — на тумбочке опять пусто. Понимая, что дело не совсем во мне, опускаюсь на колени, ищу под тумбочкой, под кроватью, заглядываю под ковер.
НИЧЕГО…
Неужто полтергейст? Волосы на голове слегла приподнимаются и мурашки по спине… крупные такие. Выпиваю воду, сажусь на кровать.
Уже автоматически вынимаю очередную пилюлю и кладу на тумбочку. Долго сижу, гипнотизируя ее взглядом. Ничего не происходит: вот она — лежит себе, полеживает.
Нет, думаю, при мне оно не покажется — надо затаиться. Делаю вид, что иду на кухню за водой, а сама прячусь за выступ в коридоре и, вытянув шею, смотрю, не дыша, что же будет дальше.
— И?
— Из-за подушки высовывается сиамская морда, слизывает спирулину и опять ныряет в укрытие!
Вот тебе и полтергейст. Видно, Гирьке этот хлорофилл тоже до зарезу. Сегодня уж вдвоем пили — по-честному.
— Сколько же лет-то ему теперь?
— Ну, думаю, что около семнадцати. Год он по улицам околачивался — не меньше. Еще год у Художницы жил и вот уже пятнадцать у нас квартируется.
Я с ним как-то к ветеринару пошла, а у того на столе медицинская карта лежала, и на ней надпись: «Таня. 25 лет». Ну, я и спрашиваю:
— Вы что же, тут и людей лечите?
А он усмехнулся и отвечает:
— Да нет — это кошка, только стерилизованная. Стерилизованные-то не в пример дольше живут.
Так что Гирьке хоть в этом повезло.
— Ах, паразит ты мой синеглазый! Опять между конфорками улегся, хвост горит, проснись!
06.12.2009
#психология отношений
#кошки
#кошачьи истории
#люди и кошки
#малая проза