На заре своей молодости прочитал книгу Успенского «Четвертый путь». Сразу проникся его с Гурджиевым идеей о механичности человека, сравнении его с биороботом. Согласился с тем, что основная наша задача пройти быстрее этот переходный период, когда мы часто действуем и принимаем решения как животные, следуя программам инстинктов сохранения и продолжения рода. Не бывает же так: только вчера мы еще животные — аналоговые компьютеры, биороботы, а сегодня сразу человеки разумные. Одними из первых компьютеров были как раз аналоговые. Они, как помню, использовались для моделирования сложных физических процессов и прекрасно справлялись там, где было нужно быстродействие, а не высокая точность. Мы же продолжаем пользоваться по инерции своим «быстрым компом», который выручал нас уже тысячи лет. И даже ученые обратили внимание, что мы принимаем свои решения гораздо быстрее, чем нам кажется, зато долго пытаемся уже принятые решения обосновать. Вот человек и продолжает следовать некой индивидуальной программе, прописанной в его «аналоговом компьютере», называя ее судьбой. В книге «Четвертый путь» предлагается осознать-вспомнить себя, наконец «проснуться» и научиться видеть себя со стороны, контролировать и понимать свои внутренние подсознательные устремления и начать относиться к себе объективно. Только тогда мы сможем видеть-чувствовать-понимать временные точки-узлы событий изменяющих нашу жизнь, и хоть в эти минуты напряжем по полной наши еще несовершенные мозги и станем, наконец, хозяевами своей судьбы-жизни, а не ее слепыми рабами. На меня это произвело сильное впечатление, так как я лично испытал чувство «просыпания» в 6–7 лет и эти ощущения помнил всю свою жизнь. Случилось так, что кто-то из нашей группы ребят разбил окно. Пришла какая-то большая полная женщина и стала на нас кричать. И вот стою я во втором ряду и внезапно меня как холодной водой окатывает – я начинаю осознавать, что не просто стою, а прячусь от этой страшной женщины за какой-то девчонкой. А почему боюсь, даже понять не могу, ведь эта женщина, в принципе, не может с нами ничего сделать, разве только отругать. К тому же я начинаю себя видеть как бы со стороны и понимать, что мой испуг и страх видно, как и мне, всем окружающим. Я моментально начинаю испытывать сильнейший стыд от своей трусости, аккуратно обхожу девочку и становлюсь в первый ряд. Это все меня так поразило, что с тех самых пор я начинаю, как шизик, себя постоянно контролировать и себе не доверять. Что интересно, я зря боялся, что мне придется бороться с безотчетной животной трусостью. Не проявлялась она больше никогда. Да и со смелостью своей никогда проблем не замечал. Единственно, что доверять тому, кто во мне сидит, уже больше не хотелось и возникла ипохондрическая привычка прислушиваться к внутренним ощущениям, чтобы уже никогда не позволить застать себя врасплох.
Итак, я не вижу никаких признаков и доказательств того, что мы не на переходной стадии. Как раз наоборот, все наши пороки и грехи — это признаки этой стадии. Во что превращаемся мы (или большинство из нас), когда мы охвачены сильным желанием есть, спать, пить, заниматься сексом, курить. Что за зверь берет верх над нашей человечностью и откуда он берется? А как изощренно мы пытаемся обосновать свои решения, свое стремление к власти и деньгам, даже за счет других, и все лишь для того, чтобы вкушать, и «вкушать» в полнейшей мере, при этом лелея и пестуя свой нездоровый эгоизм, самолюбие и корысть. И это — когда нашей жизни еще ничего не угрожает. И кто мы все-таки пока — плохие люди, недолюди или, может, все же правильнее назвать нас высокоразвитыми животными? Или еще правильнее — цари зверей, как назвал нас Леонардо да Винчи: «Человек — царь зверей, потому что зверства его необычайные».
Итак, животное через появление эмоций обрело социальность, а с ней и зачатки абстрактного мышления, предположительно — для обработки информации, возникающей при общении. Но с появлением абстрактного мышления начали развиваться фантазия и воображение. А уже это, на фоне отсутствия самоосознания, по Успенскому (отсутствие объективности по отношению к себе, непонимания и незнания себя, пониженный самоконтроль, да и просто недалекость ума), приводит к тому, что слабо контролируемые разумом чувства-эмоции спонтанно развиваются в страсти-пороки. Нам почему-то не объясняют в школе, что вся этика отношений (мораль и нравственность) любой разумной сущности зиждется на одном самом главном, высшем этическом принципе — уважении другой сущности (я подробно останавливался на этом в главе «Уважение»). И, как уже было сказано, при недалеком уме и слабом самоконтроле вероятность возникновения пороков катастрофически возрастает. Похоже, что среди населения нашей планеты непорочных совсем практически нет. И нам надо хотя бы приуменьшить в себе количество пороков и их силу. При таком положении вещей мы еще удивляемся, почему инопланетяне не вступают с нами, с полуживотными, в контакт. Еще раз напомню, что как раз именно личные пороки заставляют людей цеплять на себя социальные маски, скрывая свою своеобразную токсичность. Полноценные же личности ни в каких масках не нуждаются, они лишь в некоторых случаях кратковременно мобилизуют свои внутренние ресурсы, чтобы быть остроумнее или умнее.
Популяция человека дошла до таких размеров, что ее сохранение уже простым размножением не обеспечишь, как было раньше. Опасность его уничтожения исходит от самого недочеловека и в какой-то мере от каких-то космологических причин. Исключить или устранить опасность возможно только настоящему человеку, человеку в полной мере, интеллект, мораль и нравственность которого сможет превалировать над животными инстинктами-программами и страстями-пороками недочеловека.