Как ни секретничал Леонид, Маша умела настаивать. Конечно, муж не рассказал ей всё, но и того, что она узнала, было достаточно, чтобы понять всю серьёзность ситуации.
Внимание милиции Александр Давыдов привлёк случайно. На гастролях театр платил артистам скромные суточные, администратор выбирал самые дешёвые номера в гостинице. Всем, кроме Давыдова. Тот всегда жил сам по себе. Или по приглашению отцов города, или в гостинице, самой дорогой и презентабельной.
Чаще, конечно, первое. Председатели исполкомов и райкомов считали необходимым показать своё отношение к музыке, к тому, что они называли «нести культуру в массы» и Александра Давыдова встречали как дорогого гостя.
Давыдов же время зря не терял, налаживал связи и контакты.
- Понимаешь, гастроли, они тоже разные бывают, - объяснял Леонид. – Можно по центральным городам гастролировать, а можно по периферии. Артистов встретят одинокого хорошо, но они народ тщеславный, им розы под ноги надо, а не васильки, которые на обочине росли. Шикарную сцену, а не грубые провинциальные подмостки.
Маша согласно кивнула. Вспомнила, как Марфа рассказывала, что артисты напоминают ей детей. Могут капризничать, требуя немедленно, сию минуту, заменить оборку на сценическом платье или убрать софиты. Могут ссориться из-за пустяков и пакостить друг дружке от зависти.
В прошлом году, в большом портовом городе, местная милиция разрабатывала крупного валютчика - «купца».
Что человек купца начал усиленно крутиться возле гостиницы «Интурист», никто не удивился. Удивились, когда увидели его в обществе Александра Давыдова.
Что общего у пианиста с ночным сторожем ремонтного цеха, а по совместительству – мелким спекулянтом и подчинённым местного валютного купца?
- Понимаешь, Маш, спекулянт-то у гостиницы, с которым Давыдов встречался, самого низкого пошиба, «бегунок», - объяснял Леонид. – Крутится в фойе и у входа, скупает у иностранцев, что продадут, ну и валюту, конечно, тоже.
- А зачем они её продают? – не поняла Маша. – Разве им нельзя законно обменять?
- Можно. Но курс будет в два-три раза меньше, понимаешь? На чёрном рынке торговля бойкая: всё в ход идёт, всё товар и находит своего покупателя. Деньги, наши и их, вещи, бытовые приборы, даже военные ордена! Вот за что бы руки по локоть оторвал.
- Лёня, да вы пианисту дело шьёте! – возмутилась Маша.
- Ты где жаргона нахваталась? – поразился муж.
Маша едва не прикусила язык. Нет, ну столько лет прошло, уже голова седая, а прошлое до сих пор о себе напоминает!
- Не знаю, слышала где-то, - беззаботно ответила она. – Только нельзя вот так, запросто, на человека статью вешать.
- Маша! – простонал Леонид. – Я понял, это после общения с моими коллегами. Не выбирают же выражения при женщине, больше им не позволю к нам домой приходить.
Маша согласно закивала головой и рассмеялась:
- Не позволишь, ага. Жить тогда на работе будешь – ваши дела никогда не переделаешь. Так чего дальше с Давыдовым?
Контора пианистом заинтересовалась. В театре, как и в любой организации, был осведомитель. Обычный служащий, который с основной своей деятельностью, указанной в трудовой книжке, совмещал вторую – собирал информацию для правоохранительных органов.
Получив наводку на Давыдова, осведомитель занялся им вплотную.
- Выяснилось, что не так уж чист ваш музыкальный гений, - сказал Леонид. – И вещички у спекулянтов покупал, и сам по мелочи из поездок привозил и отдавал на продажу. Пару раз его использовали, как курьера. Хотя, вполне допускаю, что втёмную.
Маша задумалась. Вспомнила Давыдова таким, каким она видела его на концерте: возбуждённым, с блестящими глазами, капельками пота на лбу, пятнами румянца на скулах. Нет, не похож он на спекулянта. Купить-продать-перепродать тоже надо уметь, особенно, когда за такую сделку можно получить большой срок. Скорее всего Лёня прав, пианист не знал, что в посылках.
- А что он вёз, Лёня?
- Точно сказать не могу, по нашим прикидкам – валюту и деньги. Причём суммы большие, потому что оба раза его незаметно сопровождали люди купца.
- Если вы знали, почему не арестовали всех сразу? – удивилась Маша.
- Кого – всех? Пианиста? Ну и ещё того, кто посылку ему передал? Да он бы отвертелся на раз-два! Сказал бы, что Давыдова в первый раз в жизни видит, никогда ничего не передавал и вообще, в это время сидел дома в другом конце города. Маш, ты не представляешь, как чётко у них устроена сеть, а система оповещений не хуже милицейской. Взяли бы мы Давыдова и оборвали единственную возможность добраться до купца.
- Лёня… Как ты думаешь, Августа знает о его деятельности?
- Не уверен. Скорее всего нет.
Точно нет. Маша хорошо знала Августу. Не могла она влюбиться по уши, потерять голову и всякий стыд , в криминального авторитета. В прекрасного принца, в музыканта с длинными тонкими пальцами, в романтического героя – могла. А в спекулянта нет.
Тем более того, кто не брезгует продажей орденов. Да одного такого подозрения бы хватило Августе, чтобы бежать от Давыдова сломя голову. Августе, которая юной девчонкой в войну лишилась кисти, когда тащила в бочку с песком зажигательную бомбу.
- Не вздумай сообщить! Маша! Посмотри мне в глаза!
Лёня взял её за подбородок, повернул к себе:
- Августа тут не при чём, это понятно. Но ты даже намекать ей не смей. Спугнёте нам пианиста – труд десятков людей пропадёт, преступник, настоящий преступник, уйдёт от ответственности.
Маша виновато кивнула. Преступник не должен уйти от ответственности, но как же Августа и её дочери? Остаётся надеяться, что Давыдову хватит ума не влезать в откровенный криминал.
- Лёня, пожалуйста, держи меня в курсе событий, - попросила она. – Или можно я тоже буду на ваших совещаниях сидеть? Я тихо, как мышка. Устроюсь в уголке и буду молчать. Я не всегда, только когда про того валютчика разговариваете.
Брови мужа поползли вверх:
- Ты понимаешь, о чём меня просишь? Я мужикам скажу, мол, тут жене интересно, пусть носки повяжет в кабинете, вместо радио нас послушает?
- Хорошо, тогда не буду, - легко согласилась Маша.
Муж посмотрел на неё, бросил взгляд на кухню, укоризненно покачал головой. Но ничего не сказал.
С того для, с негласного разрешения Леонида, Маша подслушивала интересующие её заседания. События развивались захватывающе, иногда Маше казалось, что она слушает по радио историю из книжки о шпионах.
Об Александре Давыдове говорили мало и редко: то опять засветился рядом с бегунком, то из гастролей привёз спекулянтам дефицитных вещей. Ничего криминального Маша в этом не видела – она, например, тоже привозит из отпуска разные дефициты, если их там удаётся купить. И то, что не подходит ни ей, ни Гуте, ни Марфе с Настей, продаёт на работе. Правда, по той же цене, по которой купила.
С работы Маша всегда ходила через сквер. Небольшой, с цветами декоративным кустарником, он хорошо освещался фонарями. Пять минут спокойным шагом, и ты на остановке автобуса.
Со скамьи поднялась женщина, пошла навстречу Маше.
- Здравствуй, Мария, - тихо прошелестела она.
- Августа? Ну, здравствуй.
Как она изменилась! Куда делась цветущая молодая влюблённая и счастливая женщина? Усталая, бледная, с болезненно блестящими глазами. Августа хотела что-то сказать, но только шевелила губами.
- Переволновалась. Два не могла решиться, всё думала, как с тобой говорить буду. А сейчас не могу, - хрипло прошептала она.
- Пошли к нам. Пошли, пошли, не бойся, Лёни дома нет. Он так рано никогда не возвращается.
Маша взяла Августу за руку и повела за собой.
Продолжение следует...