Глава 15
2011 год
Ромка высунулся в окно и присвистнул:
– Это же офис? Отсюда видно! Два шага! Даже ближе чем в Москве!
– Показ будет не там, показ – в отеле.
– Но всё равно. Я сейчас умру от зависти. Палыч, я скончаюсь в страшных корчах у тебя на руках.
– Валяй, то-то квартирная хозяйка порадуется трупу на своей территории.
– Из меня получится симпатичный труп, – предположил Малиновский.
Андрей следил за его хаотичными перемещениями по питерской однокомнатной квартире, ничего особенного из себя не представляющей, и улыбался. Ромкины родители наплевали на то, что сыну уже девятнадцать, и так его в отдельное жильё и не отпускали. Теперь мифическое отделение от семьи перенеслось на двадцатилетие, но Ромка полагал, что его мать может дотянуть и до выпуска из университета. Андрей же мало того, что в Москве давно жил самостоятельно, так и в Питере, куда он приехал работать сразу после летней сессии, отец снял ему квартиру прямо у офиса. И сколько бы Ромка ни заявлял, что должность тут у Андрея – «страшилка от папеньки» и «пугало из головного филиала», – говорил он это не всерьёз. Понимал, что не прав и работы у Андрея по горло. И он, Малиновский, после сессии катался отдыхать на море, а Андрею это не светит – будет пахать до конца каникул. Разве что в самые последние дни куда-нибудь вырвется…
В филиале предстояла демонстрация новой коллекции, и Андрей позвал Ромку в гости. Показ приятным июльским вечером, в пятницу, означал не менее приятные выходные после.
– Всё-таки у твоего отца отличный бизнес, – в который раз сообщил Малиновский, таращась в зеркало в прихожей, – модели! Не то что у моего – кастрюли и толстухи с гигантским аппетитом. И он ещё спрашивает, не желаю ли я на следующую практику к нему. Смешно!
– Скажи, что ты фанат экономики только в определённых условиях. Что пуговицы тебе считать приятно, а котлеты – не очень.
– Точно, от котлет у меня тяжесть в животе.
В отеле, проследовав взглядом за девицами, отправляющимися переодеваться, Малиновский сложил руки в молитвенном жесте.
– Господи, ты есть!
Андрею было не до этого – он специально пришёл пораньше: перед показом всегда суматоха и всем найдётся занятие. А девушки? Это всего лишь девушки. Определиться, которую позвать с собой, можно уже во время дефиле.
– Палыч, ты в правильном месте, – Ромка хлопнул его по плечу, – в Москве тебе Пушкарёва закрывала сектор обзора. Очень верное решение – приехать сюда. А то она всё-таки припёрлась в «Зималетто». Сидит сейчас в финансовом отделе, шуршит бумажками. Я когда к Павлу заходил, брал для тебя документы, видел лично. Гермиона. Версия номер семь. В белом сарафанчике. Поглядела на меня через свои фары, будто я ей сто баксов задолжал. И вот торчал бы ты там тоже… Одно расстройство.
«Версия семь», – подумал Андрей. Не видел. Не представляет. Считать Катины версии повадился Ромка. Начал, вернувшись с зимних каникул. После того декабрьского поцелуя Андрей, как и собирался, высказал Кате свои мысли – они не нужны друг другу, и честнее всего будет даже не пытаться. Она выслушала его, не возражая. Облегчила задачу. Начались экзамены, а во время экзаменов, к счастью, можно почти не видеться. Потом – каникулы. А потом Малиновский перехватил Андрея у входа в корпус и сказал, что тому надо подготовиться. Мол, там Гермиона, версия два. В коридоре Андрей увидел Катю – почти такую же, какую из неё сделала Ольга Вячеславовна. С той же причёской и слегка подкрашенную. Такой она приходила в университет некоторое время. После чего снова изменилась – подстриглась покороче и принялась являться в брючном костюме. Малиновский заявил, что разработчики модели «женщина-калькулятор» добрались до третьего этапа. Эти шуточки, как ни странно, Андрея неизменно задевали, но он убедил себя, что не должны. Всё нормально. Девушка ищет образ. Олени на свитере и бабушкино платье в прошлом. Просто обычно поисками образа занимаются ещё школьницы, а Катенька подзадержалась в развитии. Версия четыре в марте на весеннем КВНе как-то слишком радостно общалась с Денисом с пятого курса. Но и тогда Андрей собрал силы и отвернулся. Он не может требовать, чтобы его любила и будто принадлежала ему девушка, которую сам же и отверг… Он научился общаться с Катей только по делу – столкнувшись в библиотеке или на совместных семинарах. И это было хорошо. Отец всю жизнь дрессировал Андрея, чтобы тот умел держать лицо и не выказывать истинных эмоций. Не при посторонних людях. Это лишнее. И вот – он смог. Да, всю зиму и большую часть весны у него было стабильно отвратительное настроение, но никто об этом не догадывался. А если кто и замечал – считали, что он просто устаёт. Отличник, ещё и работающий в крупной компании. Кто бы не устал… Потом у Кати случилась еще и пятая версия – он не успел увидеть, её отследил Малиновский. Гермиона шестой версии подошла к нему на летней сессии и спокойно поинтересовалась – мол, Воропаев предложил ей выйти на каникулах в «Зималетто». Вдвоём на одну ставку. Не будет ли он возражать? Андрей знал, что эта ставка освобождается – сотрудница просила длительный отпуск, чтобы увезти слабенького ребёнка на море не на пару недель, от чего сплошной вред, а на полных два месяца. Он сам мог бы сесть на её место, но когда отец предложил вариант с Питером, это показалось куда интересней. Больше самостоятельности, нет родителя в соседнем кабинете. Свобода. Услышав, что на эту должность вдруг нацелился Сашка, Андрей слегка удивился – с чего бы Воропаеву сменить отдых на труд? Но надо было признать, что после смерти отца Сашенька как-то подрос мозгами. И заявлялся в офис всё чаще. Напоминая, что намерен составить Андрею конкуренцию, когда они дозреют до борьбы за кресло президента компании. Полную ставку Воропаев тянуть не решился и пригласил Катю. А её вдруг взволновало – не против ли Андрей, чтобы она сидела с ним в одном офисе. Тогда он сказал – ему всё равно, Питер слишком далеко, чтобы размышлять – кто там в Москве. И на самом деле старался не вспоминать. А у Малиновского язык не держится на привязи. Мало того, что напомнил о Кате, так ещё и ляпнул про белый сарафан. Этот сарафан особенно задел. Так нечестно, прошлым летом Андрей хотел, чтобы Катя пришла в университет в чём-то подобном. А она пришла через год и прямо в офис. Да ещё тогда, когда он не видит…
– А это что за экран? – Малиновский вертел головой, как одуревший от нового интересного мира щеночек.
– Эх ты, непосвящённый. В Москве же показ начнётся параллельно. Вот сюда и будет онлайн трансляция. У нас нет Милко, там есть. Наверняка будут показывать его величество, ну и дефиле, само собой.
– Круто. Тут модели и… там модели. Красоты много не бывает.
– Вот что, мой юный друг, ты давай приобщайся к прекрасному, а у меня ещё дела.
Оставив юного друга в зале, Андрей отправился за кулисы. Ему показ и раньше не казался таким уж праздником. Работа. Праздник будет позже, когда всё закончится, а бешеная неделя с анализом и подписанием новых контрактов после презентации пока не начнётся. А теперь он ещё и думал о Кате. Значит, сейчас она в головном офисе. На показ, конечно, не пойдёт, её, кажется, не интересуют подобные мероприятия. Но уж в том, что отец загрузит всех по полной программе, можно не сомневаться. В Москве сейчас форменный дурдом…
– На, – стоило Андрею вернуться в зал, Малиновский сунул ему в руки бокал с коктейлем. – У тебя рожа похоронная, ты нарушаешь атмосферу.
Выпить и правда стоило. Предпоказный невроз заставлял реагировать на мелочи и распространялся на личное. Надо же так расстроиться из-за какого-то белого сарафана на девице, с которой всего лишь дважды поцеловался.
Наконец дефиле началось. А на экране и верно появился Милко. Сразу после отца, сказавшего вступительное слово. Звук был убавлен, чтобы не мешать местному показу. Из Москвы – только картинка. Кто там первый на подиум? Анжела. Надо же, она давно об этом мечтала, и вот повезло.
– Какой цветник, – бормотал Малиновский. И было это, конечно, не о том, что на экране. Кто смотрит на далёкую Москву, когда тут – руку протяни и…
Андрей зажмурился и снова открыл глаза. Протёр их пальцами. Не может быть. Оператор на секунду показал зрительный зал, и, кажется, там была Катя. Померещилось. Точно.
– Эй, Палыч…
Снова движение камеры. Нет, не померещилось. Теперь оператор, очевидно, хотел внятно показать кого-то из высокопоставленных гостей в первом ряду, но можно было рассмотреть и остальные ряды. Там, за спинками стульев, где зрители уже не сидели, и правда стояла Катя. В белом сарафане и своих вечных круглых очках. А рядом, наклонившись к ней, что-то шептал на ухо знакомый Андрею тип. Герман, сын одного из партнёров «Зималетто». Его отец поставляет компании швейное оборудование. Камера вернулась к подиуму, а Андрей вспоминал картинку. Этот Полянский стоял слишком близко, и в ухо шептал как-то интимно, и ещё на нём, как и на Кате, было что-то белое.
– Ты что, призрак увидел?
Да, это был призрак. Два привидения. Он взял ещё коктейль. А потом – ещё, покрепче. Нельзя держать руку на лампочке слишком долго. В какую-то секунду боль становится нестерпимой. С эмоциями, кажется, то же самое. Заталкивай их поглубже, не заталкивай – в один прекрасный момент всё вырвется наружу.
– Проконсультируй насчёт девчонок, – попросил Малиновский к концу презентации, имея в виду, конечно же, – к какой подкатить, чтобы не получить отказ и долго не возиться.
– Сам, – ответил Андрей. – Я – в бар.
Выходя из отеля, он понял – Ромка идёт следом. Ругается, ноет, но идёт.
С каждым следующим шагом Андрей понимал – он хочет совершить что-то безумное. Глупое. Разрушительное. Напиться и прыгнуть с моста. Всегда считал людей, поступающих так, идиотами. Всегда был уверен – не существует веских причин так сделать. И уж точно девушка не может быть причиной. Но хотелось до одури. Тем более что первый этап – напиться – был легко достижим. Опрокинув в себя два стакана и почти перестав соображать, он поделился мыслью про мост с Малиновским. И увидел, как друг, не участвовавший в распитии, машет перед его носом руками. Потом Ромкин голос сказал странное:
– Фонтан! Мост – высоко, тебе будет больно. Хочется в водичку – мы только что прошли мимо чудесного фонтана. Охладись в нём.
– Полумеры, – заявил Андрей. – Ты трус.
Но подумал – друг прав. Друг всегда смягчал его идеи и превращал в менее опасные. Вместо того чтобы швырнуть в проезжающую машину камень, можно было просто в неё плюнуть. И было так же весело.
– Я трус, – подтвердил Ромка. Стоило Андрею напиться при нём, он становился ещё покладистей, чем обычно.
Они вышли из бара и отправились к фонтану.
Дальнейшее Андрей воспринимал плохо. Даже не понял – влез Ромка с ним в воду или нет. Его потянуло на пьяный трёп. Он то наклонялся под струи, то выходил из них и вопил: мол, Катька – коварное существо. Это очень правильно и соответствует человеческой природе, но стоять рядом с Полянским – это слишком.
– Что она в нём нашла?!
– Он старше, диплом получил, – откуда-то вякнул Малиновский.
– Подумаешь, и я получу.
– Он спокойный, – выдвинул Ромка новое предположение.
– Он замороженный!
– Палыч, они просто стояли рядом. А если бы рядом встал Милко, ты бы тоже возмущался?
Ромка пропал, осталась только вода. Везде – справа, слева, сверху. Вода теперь казалась единственно возможной формой реальности. Зачем человеку воздух, зачем дышать? Надо вдохнуть воду и слиться с ней.
Руки, бесцеремонно выволакивающие его из фонтана, Ромке не принадлежали. Андрей помотал головой и увидел милицейскую форму.
– Пошли нахрен, уроды!
Эпизоды понеслись кувырком, путаясь и не давая возможности разобраться – что было раньше, а что позже. Ромка предлагал кому-то денег, чтобы их не забирали, Ромка переживал – а что если кто-то двинет кони в отделении и испортит статистику? Ромка вызывал такси. Это была Ромкина линия и его измерение. В своём измерении Андрей полез драться, но очень быстро оказался на асфальте и удивился – оказывается, прижиматься к нему щекой довольно противно. Особенно если тебя как-то странно пинают – так, что ответить ты не в состоянии. Асфальт был куда хуже воды…
– Адрес! Твой. Я забыл.
Ромкино измерение столкнулось с измерением Андрея, и он понял – они в такси…
Пробуждение было странным. Андрей открыл глаза, но проснулся ли – большой вопрос. Окно в комнате было распахнуто, и у окна курил Малиновский.
– Привет, – сказал он. – Для своего состояния ты очень безмятежно спишь. Наверное, у тебя чистая совесть.
Андрей попытался подняться и ошалел от боли во всём теле. Она была слишком уж равномерной.
– Ч-чёрт, – выдохнул он.
– Пушкарёва этого не стоит. Или ты забыл, из-за кого вчера топился в фонтане и оказывал сопротивление при задержании?
Не то чтобы он забыл, но ясности в голове не было. Только и определился – да, не спит.
– Помоги встать.
Ромка оказался рядом и подставил плечо.
– Как только ты очухаешься, проведём сеанс психоанализа.
– Чего?!
– Я не могу уехать в Москву, зная, что мой дорогой друг суицидально настроен.
– Чушь, – сказал Андрей, останавливаясь напротив зеркала. Увиденное в нём вызывало только одно желание – материться.
– Вся эта история с Катенькой – бред, – занудно вещал Малиновский, пока Андрей кое-как влез в душевую кабину. Выйти и оставить его в одиночестве другу в голову не пришло. – Если бы я не знал тебя тысячу лет, я бы решил, что ты влюбился.
Вода в фонтане была приятней, чем в душе. Это Андрей вспомнил отчётливо. Под теми струями не хотелось вопить от боли.
– А если и так, – допустил он.
Когда так издевается над тобой даже вода, можно предположить всё, что угодно.
– Так – не так… Тебе надо всего лишь определиться – твоё это или нет.
– А если моё?
– Возьми, – заявил Ромка. – Ты всегда так поступал. Если тебе чего-то хотелось. Напомнить, как мы познакомились?
– Пошёл ты со своим самосвалом, достал уже.
Если бы Малиновский стал снова прожёвывать историю, как вышел в песочницу с новым самосвалом и как Андрей эту игрушку у него отнял, хотя у самого машинки были куда круче, он бы его прибил.
– Это человек, а не вещь. Это девушка, – закрыл он тему.
– Ты просто придаёшь этому слишком большое значение, – не унялся Ромка. – Это тебе несвойственно. Ну вот ответь – как ты в принципе можешь понять, сложится у вас с Пушкарёвой или не сложится, если обходишь её как чёрную кошку с пустым ведром?
– Надо провести эксперимент? – ехидно поинтересовался Андрей.
– Оживаешь, – обрадовался друг. – Поковыляли на кухню, сделаю нам кофе.
Ромка нёс чепуху. В ней было разумное зерно, но у Андрея кончились силы, чтобы его оттуда выкапывать. Он воспринимал разглагольствования Малиновского как фон. Что-то неизбежное, вроде запаха кофе.
– Что она, неприкосновенный запас планеты? Не решился состариться рядом – не трогай? Она тоже женщина! И имей в виду, до сих пор наверняка в тебя влюблённая. Да ты садист, Палыч. Жалко тебе, что ли, добавить к женскому населению ещё одну счастливую удовлетворённую особь…
Ромка уехал в воскресенье, а в понедельник Андрей на работу не вышел. На этот раз травмы заживали куда дольше обычного, к тому же – ничего не хотелось. Лежал бы в уголке без движения и мыслей. Впрочем, одна мысль крутилась, превращаясь в навязчивую – нужна ли всё-таки ему Катя, и если нужна – почему он тут, на таком расстоянии от нужного объекта?