Меня с детства называли «трусихой». Мою осторожность всегда считали друзья приступами страха. На моем фоне все ребята видели себя смелыми, почти героями. Прыгнуть с балкона пятиэтажки в снег, раскачаться на качелях и спрыгнуть, а то и в прорубь нырнуть с головой. Я на такие подвиги не готова. Неразумные подвиги.
Все смеялись надо мной, мне было обидно до слез. Объяснить свою точку зрения на их «подвиги» я не могла в силу своей малости. Мы подрастали и «подвиги» соседских мальчишек становились все смелее. Для них стало приемлемым выливать тушканчиков и препарировать их, надувать лягушек, пока они не лопнут. Эти «игры» вызывали во мне новые волны страха и сострадания, я часто плакала, просила их отпустить несчастных животных, но меня никто не хотел слушать.
Мне приходилось играть с мальчиками, так как в нашем проулке девочек не было, а на другую улицу мне не разрешали ходить родители. Поэтому мне хотелось остаться дома и играть в куклы, заворачивая «дитя» в лоскутки и петь ему колыбельные, вместо головокружительных спусков в овраг с отвесного обрыва.
Однажды мы с братом катались с горки, пришел соседский мальчишка и предложил прокатиться с горы втроем, что мы с успехом и совершили. Этого Славке было мало, он предложил вырыть трамплин и съехать с горы через него. Меня посадили впереди и при спуске мы перевернулись, причем я оказалась под малчиками и сломала ключицу.
Я отчаянно орала от боли, пока мне не поставили обезболивающее. Маме я все рассказала и просила не отпускать меня с мальчишками гулять. Мама встревожилась от моих рассказов о «подвигах» брата и его друзей, но брат уверил отца и мать, что это враки. И моим словам родители не стали доверять, считая их выдумками и фантазиями.
Меня тянуло к мальчикам, не знаю почему. Может, я мечтала заступиться за животных или найти слова образумить их. Однажды они палками били кошку, привязанную к дереву. Я не думала о себе, когда прикрыла собой бедное животное, за что мне досталось за этот поступок. Меня побитую, зареванную оттащили и продолжили «злое дело».
Ватага мальчишек с того дня обходилась без меня, рискнуть еще раз вступиться за слабого не могла. Брат иногда рассказывал о «кровавых» сценах, чтобы напугать меня. Видимо ему нравилось, что я плачу. Несколько раз я говорила маме чем занимаются ребята, но мама и слушать не хотела, уверяя меня, что я выдумщица.
Когда брат пошел в школу, я оставалась дома, за мной доглядывала соседская старушка. Она приносила мне сдобные булочки, рассказывала сказки. Я поделилась с ней «секретами» мальчиков. Баба Нюра посмеялась надо мной, сказала, что я стану писательницей. А маме моей посоветовала сводить меня к знахарке, чтобы меня умыли. Мама согласилась, к тому времени я стала часто мочиться ночью в постель.
Никто меня не спрашивал, что мне снится ночью. Иногда я вскрикивала во сне, мама обтирала меня мокрой тряпкой и укладывала снова спать. Ночные кошмары продолжались. Кличка «трусиха» приклеилась ко мне надолго. До школы бабка Нюра была со мной и хоть как-то я отвлекалась от своих раздумий.
И вот я в первом классе. Моя первая учительница Клавдия Семеновна была доброй, в меру строгой и такой родной. Именно ей я хотела доверить «свои страхи», думала она-то меня точно поймет и скажет мальчикам, что нельзя обижать животных. Оставшись после уроков, я подошла к ней. Клавдия Семеновна удивленно посмотрела и спросила: тебе что-то нужно?
Я кивнула и, заглянув в ее глаза, сообщила: мальчики убивают животных. Я видела, как у учительницы широко открылись глаза, потом рот. Она погладила меня по голове, а вошедшей маме сказала: вам нужно показать дочку психологу, у нее больное воображение.
И все. Так я оказалась у психолога. Никто и не подумал проверить мое утверждение. Просто, я стала завсегдатаем психологических занятий. Со мной проводили психологические игры, писали диссертации разные психологи, считая мои страхи паталогическими, запущенными. С тех пор я стала учиться в специализированной школе для душевнобольных. Со временем я успокоилась вдали от мальчишек и меня перевели в школу-интернат, так как мама боялась рецидива.
Иногда мама приезжала, привозила вкусненького, надолго уходила с психологом поговорить и не прощаясь уезжала. Мне было жаль маму и обидно, почему мне никто не верит. Страшно было и за брата. К чему могут привести его тайные подвиги. Я очень волновалась в приезды мамы, страхи наползали на меня ночами, врачи предложили маме исключить такие встречи. Я осталась совершенно одна, никому не нужная. Боясь своих снов, перестала спать вообще. Врачи прописали снотворные, и я забывалась, ночные страхи исчезали. При попытке отменить препараты, ночные страхи возвращались.
Я снова попала в психбольницу, когда мне сообщили о смерти родителей, последняя ниточка, что связывала меня с родными оборвалась. Мною занялись зарубежные психотерапевты, так как мой случай был исключительным. Я попала сначала в Германию, а затем в Иран. Надо мной проводили многочисленные эксперименты, в том числе, описывая мои страхи и выдумки, один из психотерапевтов получил нобелевскую премию. По его описанию моей болезни и чудесному излечению, якобы по его методике, он вернул меня в семью, которой у меня уже не было.
В конце концов меня просто продали на рынке, как диковинку, как тяжелого психически больного человека. Мне было двадцать лет, и я действительно была похожа на «затравленного тушканчика», которого мальчики собирались расчленить.
Попала я к одному монаху, который пожалел меня и решил, что жизнь в социуме для меня смертельна. В его отшельничьей пещере я провела более десяти лет, он обучал меня духовным практикам, часто беседовал со мной о добре и зле. Объяснял терпеливо, постепенно помогая выйти из зоны «одиночества», замкнутости.
Он пытался найти причину моего заболевания. Ему это удалось. Я рассказала ему о своих детских страхах. Впервые меня слушали с большим вниманием, задавая дополнительно вопросы, если что-то было непонятно. Я почувствовала огромное облегчение, чугунные тиски отпустили мою душу. Я снова могла свободно дышать. Впервые я назвала своего спасителя по имени и обняла его. Я плакала от счастья, а Гавриил лечил мое тело травами и заговорами.
Гавриил иногда отлучался для бесед со своими братьями и был уверен, что со мной больше ничего страшного не случится. Я верила ему и спокойно оставалась одна. В такие минуты я вспоминала маму, жалела ее. Если бы она поверила мне тогда, спасла бы себя, брата, папу. Я гнала от себя навязчивые мысли об их убийстве. Мне никто об этом не рассказывал, но мое больное воображение рисовало кровавые сцены.
Гавриил услышав от меня такие мысли, заплакал. Не понимая, что же с ним случилось, я плакала вместе с ним. Потом он объяснил, что плакал оттого, что понял, что моя болезнь оставила большие раны в моем сердце и придется до самой смерти лечить мою душу. Я испугалась, а монах научил меня очищающим молитвам, которые должны быть всегда моими спутниками. Это молитвы о прощении и любви.
Гавриил ушел в мир иной, завещая мне не покидать отшельничью пещеру и молиться.
Благодарим за внимание! Подписывайтесь, ставьте лайки и пишите в комментариях свои отзывы и пожелания.